На Севере дальнем

Кэукай, не отвечая, повесил трубу на место, снял с гвоздя какую-то круглую вещь и забарабанил по ней двумя палоч­ками.

— О, понимаю! — с глубокомысленным видом сказал Чо­чой. — Это место для шаманского камлания.

Кэукай посмотрел на Чочоя и громко рассмеялся:

— Да нет же, это пионерская комната, понимаешь? А это пионерский барабан! А это горн и знамена! — объяснял он.

Но незнакомые слова: «пионерская комната», «барабан», «горн», «знамена» еще ничего не говорили Чочою.

В пионерскую комнату вошла Нина Ивановна, за ней — Петя и Эттай.

— Вот как, и Чочой здесь! — сказала учительница по-чу­котски, обращаясь к мальчику так, будто она его знала уже давным-давно.

Чочой удивленно посмотрел на белолицую девушку. Дру­желюбный взгляд ее больших глаз и приветливая, открытая улыбка понравились Чочою.

Пока он рассматривал Нину Ивановну, Кэукай, Петя и Эттай уселись за стол и о чем-то заговорили на русском, язы­ке, изредка перемежая русские слова чукотскими.

Зазвенел звонок. Чочой вздрогнул. А друзья Чочоя подня­лись и тотчас направились к двери.

— Сейчас будем учиться, пойдем в класс! — с какой-то особенной торжественностью сказал Кэукай.

У Чочоя возникло чувство ожидания чего-то необыкновен­ного и таинственного.

Мальчики вышли в коридор, и тут случилось непредвиден­ное. Чочой, никогда не учившийся в школе, должен был идти в первый класс, а все остальные его друзья — в пятый. У две­ри пятого класса они остановились и стали объяснять, в ка­кую дверь следует войти Чочою.

— Как? Вы меня одного оставляете? — удивился Чочой.

— Иди, иди туда, так надо... — торопился все объяснить ему Кэукай до прихода учителя. — Ты посидишь там немно­го, а на перемене мы снова встретимся.

— На перемене? А где эта перемена? — робко переспро­сил Чочой, понимая слово «перемена» как место для встречи.

Кэукай смутился. Смутились и его друзья.

— Что же нам делать? — спросил Петя по-русски.

К ним подошел Виктор Сергеевич.

— Пусть пока Чочой идет с вами, — выслушав ребят, ска­зал он.

Усевшись рядом с Кэукаем за парту, Чочой с подозритель­ной настороженностью осмотрел ее: как знать, что таит в себе этот странный стол? Чувство, что сейчас вот-вот должно на­чаться нечто необыкновенное, не покидало Чочоя. «Что такое учиться? — тревожно спрашивал он себя. — Может, это очень больно?»

Но шла минута за минутой, и ничего необыкновенного не начиналось. Отец Пети, сидя за столом, мирно беседовал о чем-то с учениками на незнакомом для Чочоя языке. Иногда он вставал и похаживал взад и вперед перед партами. Маль­чики и девочки слушали его внимательно, ни одним словом не перебивая речь учителя. Затем один мальчик поднял квер­ху руку. Учитель что-то сказал ему. Ученик встал и начал го­ворить сам.

— А когда учиться будут? — не выдержал и спросил впол­голоса Чочой у Кэукая.

Но так как в классе было тихо, вопрос Чочоя услыхали все. Ученики повернулись в его сторону, некоторые прыснули со смеху.

— Не надо смеяться, — сказал учитель по-чукотски, чтобы его слова были понятны Чочою. — Вот я вам рассказал о том, что сегодня все дети разных народов нашей большой страны сели за парту учиться. Но не так обстоит дело там, в капита­листических странах, — допустим, в Америке. — Виктор Сер­геевич подошел к Чочою. — Вот этот мальчик прибыл к нам с той стороны пролива, с чужой земли. Он никогда не бывал в школе, он совсем не знает, что значит учиться. Когда-нибудь он расскажет вам о своей жизни на Аляске. А сейчас кое-что расскажу вам я.

Учитель сделал паузу, а затем стал по-чукотски рассказы­вать о маленьком чукче Чочое. Мальчик во все глаза смотрел на учителя. Рассказанная посторонним человеком его жизнь поразила его. Чувствуя на себе участливые взгляды ребят, Чочой порой невольно оглядывался по сторонам и снова за­мирал, боясь пропустить хоть одно слово учителя.

— ...Вот так живут дети бедных, простых людей там, за проливом, — закончил свой рассказ Виктор Сергеевич.

Дальше он снова стал говорить по-русски. «Ага, пони­маю,— подумал Чочой, — учиться — то значит мальчикам и девочкам слушать человека, который учителем называется». Но тут Чочой заметил, что один из учеников встал и, глядя в какую-то книгу, принялся о чем-то говорить. Чочой минуты две смотрел на мальчика и неожиданно вспомнил, как они с Томом подсматривали в шаманском складе, чем развлекают­ся сыновья Кэмби. «Адольф тогда точно так же, как этот мальчик, в книгу смотрел, а потом они с Дэвидом принялись друг другу стричь головы, — вспомнил Чочой. — Неужели и здесь станут делать то же самое?» Но ученик сел. За ним под­нялся другой. Так длилось до звонка.

Едва прозвенел звонок, все ученики встали и вышли из-за парт. Во время перемены Кэукай и Петя отвели Чочоя в дру­гой класс и долго наперебой объясняли ему, что он должен сидеть именно здесь.

— Мне страшно одному, я с вами хочу, — робко возразил Чочой.

Но Кэукай и Петя были неумолимы. «Наверное, я надоел им уже, — подумал Чочой, когда Кэукай и Петя ушли. — Но почему я так скоро надоел им?»

Чочою вспомнилась его дружба с Томом. «Почему Том ни­когда и виду не показывал, что я надоел ему?»

Когда прозвенел звонок, в класс стали входить мальчики и девочки. Рядом с Чочоем села белолицая девочка с толсты­ми светлыми косичками и голубыми веселыми глазами. Это была Соня. Приветливо улыбнувшись Чочою, она что-то ска­зала ему по-русски.

В класс вошла Нина Ивановна. Так же, как и Виктор Сер­геевич, она начала урок с беседы.

Занятый своими мыслями, Чочой не слушал учительницу.

«Почему они не хотели, чтобы я оставался с ними?» — уже в который раз спрашивал он себя, думая о Кэукае и его друзьях. Осмотрев внимательно учеников в классе, Чочой сделал вы­вод, что все они гораздо моложе его. Это удивило Чочоя. «Может, Кэукай и его друзья думают, что я маленький? Но я же не меньше их, почему же они так думают?» Эта мысль показалась Чочою настолько значительной, что он решил немедленно пойти и сказать о ней Кэукаю.

Чочой встал и направился к двери. Путь ему преградила учительница.

— Ты, верно, хочешь сходить к Кэукаю? Подожди немнож­ко,— мягко попросила она. — начала со мной посиди. Мне очень хочется с тобой побыть. Сядь на свое прежнее место.

В голосе учительницы было столько подкупающей приветливости и дружелюбия, что Чочой успокоился и сел на место.

Нина Ивановна дала каждому ученику по тетради и каран­дашу, попросила начертить прямую палочку между двумя линиями. Ученики усердно принялись за дело.

Соседка Чочоя, для которой карандаш уже давно был зна­комой вещью, начертила линию легко и быстро. Желая про­делать то же самое, Чочой покрутил в руках карандаш, при­ложил его к белоснежному полю бумаги, нажал... Раздался легкий хруст, и небольшой кусочек черного графита покатил­ся с парты на пол.

Чочой побледнел. Ему показалось, что произошло что-то ужасное. Он смотрел на сломанный карандаш и, втянув го­лову в плечи, ждал возмущенного окрика учительницы. Со­седка Чочоя сочувственно вздохнула и предложила ему свой карандаш. Чочой отрицательно покачал головой: он не при­вык сваливать на другого свою вину.

От всевидящих глаз учительницы не скрылось смятение Чо­чоя. Она подошла к нему и просто сказала:

— Это ничего, что карандаш сломался. Так часто бывает.

Очинив карандаш, она села рядом с Чочоем, взяла его ру­ку в свою и принялась показывать, как надо