сосредоточенность на интересах такого рода в окружении императрицы Екатерины тоже порождала массу слухов и сплетен, что, естественно, оскорбляло и унижало великую княгиню. Монбельярцы скромные и религиозные люди, да и славяне отличаются суровыми нравами. Им чужда гамлетовская — пусть и показная — разнузданность. Что скрыто под юбкой, не стоит выставлять на всеобщее обозрение. Великий Петр частенько эпатировал придворную публику собственным непотребством, не стесняясь, принимал иностранных послов, поглаживая груди обнимающих его женщин, но затем русский двор обрел внешнее приличие, насаждаемое дамами-императрицами. Сам цесаревич сверх всякой меры был чувствителен к похождениям матери.
Великая княгиня не раз говорила возлюбленному супругу:
— Ты слишком много уделяешь внимания той стороне жизни матери, которая тебе не принадлежит и не может принадлежать и в которой тебе нет места.
— Как же не уделять! Давеча вхожу в кабинет и застаю этого сопляка Платошку чуть ли не со спущенными штанами. Ну а про ее величество и поминать не хочется. Без тени смущения поправляя чулок, она объяснила мне, что занимается проверкой счетов. Каково?! А ведь ей за шестьдесят. Платошка специально лосины в обтяжку заказывает. Того и гляди, от этих впечатлений appoplexie[48] хватит. И потом — непристойно. Я вошел — Захар, видно, по надобности отлучился да дверь запереть запамятовал. Тоже стар стал, никудышник!
Боже мой, какой, в сущности, русский двор был целомудренный!
— А не забыла ли ты, как наш друг лорд Гамильтон в Неаполе то краснел, то бледнел, когда я к твоей щечке губами прикасался. Нет, у нас господствуют невозможные нравы. Когда взойду на трон — все это прекращу. Весь разврат от Франции. Публичные дома, вертепы, революция, идеи, философия и прочее. В одночасье покончу. Парад — высшее выражение жизни: строй, порядок, управляемость, иерархия, чинопочитание, цель! На параде все есть! Искусство и красота, мужественность и приличие. Парад лучше балета и ближе к живописи. С развратом покончу! Масоны меня куда как обманули! Сулили свободу порядка! Какое там! Все это детство!
Слова против разврата он произносил, когда Нелидова уже отбыла в Смольный, оставив поле сражений за новой фавориткой, обладавшей, быть может, меньшим влиянием на разум цесаревича, зато сумевшей строже направить необузданную чувственность в собственное русло. Княгиня Гагарина применяла иные и, очевидно, более простые и эффективные приемы.
Смерть матери
И вот борьба за жизнь и честь подруги позади — Тилли умирала. Позади остались мучительные времена разлуки с мужем и детьми. Позади сердечные отношения с Софией Доротеей, сотни писем, в которых они открывали друг другу душу, поверяя самые святые тайны. Все земное она оставляла без сожаления, понимая необходимость смирения перед неизбежностью. София Доротея выдаст замуж ее дочерей и с Божьей помощью позаботится о внуках. Они дали друг другу клятву, и когда Бог призовет Софию Доротею к себе, она, Тилли, уже давно будет Там, в поднебесье, и София Доротея не почувствует в потустороннем мире ни холода, ни одиночества, как в первые годы в России, когда Тилли отсутствовала. Быть может, смысл ее ранней смерти в том и состоит. Она обживет тот свет и приготовит все для Софии Доротеи. Последние мысли ее были о подруге, с которой связывали годы страданий, обид, нищеты и унижений. Цесаревич разорил ее семейное гнездо, отнял дом, средства к существованию, лишил материнских радостей. Он развеял Бенкендорфов по земле, отплатив с лихвой за верную службу. Сколько ей стоило нервов и слез обратиться к Нелидовой с просьбой о милости и в конце концов не дождаться ответа. В чем она провинилась? Перед кем? Она не причинила ничего дурного людям в России. Она хотела счастья для Софии Доротеи более полного и совершенного, чем было отпущено судьбой. Она не могла понять, почему цесаревич с такой настойчивостью запрещал им переписываться. Разве она агент иностранной державы? Разве она действовала в интересах Виртемберга или Пруссии? Разве она составляла заговоры?
Отнюдь! Она — служила! Служила царствующему дому! И вот награда!
Разве она желала подчинить себе волю цесаревича? Разве она пыталась управлять повелителем? Нет, никогда! После смерти императрицы Екатерины, когда с Бенкендорфов сняли опалу, она вообще ни во что не вмешивалась, молчаливо наблюдая за жизнью нового двора.
Нет, она никому не причинила неприятностей, а ей сделали зло многие, и даже соотечественники, Николаи например, доктор Фрейганг и другие, среди которых она с болью обнаружила близких знакомых, долгое время выдававших себя за доброжелателей.
Но в общем она, наверное, прожила счастливую жизнь, и, как ни удивительно, высшую радость ей давала мертвая бумага — письма. Сколько она из-за них выстрадала!
У нее были прекрасные корреспонденты: кроме самой Софии Доротеи, ставшей сейчас российской императрицей, — принцесса Сардинская, сестра Людовика XVI, казненного проклятыми революционерами, умная, мягкая и образованная супруга сардинского короля Виктора Амадея III принца Пьемонтского Карла Эммануила. А сколько радости ей приносили послания от родителей Софии Доротеи из Монбельяра? Половина жизни в письмах!
И вот теперь все кончено. Она умирает и покидает юдоль земную. Но Бог, который никогда ее не оставлял, перед смертью будто бы позволил Бенкендорфам восторжествовать. В порыве великодушия, став императором, Павел вызвал их из небытия. Он осыпал Христофора милостями, а ей ничего иного и не нужно — только находиться рядом с Софией Доротеей и устроить судьбу детей.
Куда подевались рассуждения о немецкой партии? И о кознях Бенкендорфши? Пусть лучше позаботятся о французских происках нового кровопийцы — корсиканского разбойника Бонапарта, восходящей смертельной звезды! Пусть лучше присмотрятся к английскому посольству и лорду Витворту! Германские княжества только по недоразумению конфликтовали с Россией. Но Франция, Австрия, Англия — вот исконные враги русских. Остзейцы — рыцари. Волею судьбы они оказались у подножия российского трона, и служба была их единственной стезей.
Нечего натравливать русских на немцев! Бенкендорфы честные и преданные люди. Бенкендорфы никогда никому не изменяли.
Но счастье ей не было суждено увидеть. Коронационные торжества назначили на весну 1797 года, а зимой болезнь Тилли обострилась, ее вынудили покинуть Петербург и отправиться за границу. Она хорошо представляла, что переживает София Доротея в эти мгновения. Императрица Всеросийская! То, что иные добывали ужасными способами, она получила из рук законного властелина. Он водрузит на голову жены корону, и она получит возможность творить добро, в котором так нуждается страна.
Нет, нет, Тилли прожила удачную жизнь подле Софии Доротеи. Ей не на что жаловаться. Она думала сейчас о себе в третьем лице и смотрела на происходящее словно со стороны. Когда пробил час, она закрыла глаза и отошла в лучший мир, успев мысленно послать прощальный привет в Москву, наполненную серебристым перезвоном колоколов, торжественной музыкой и восторженными кликами толпы в честь нового государя Павла Петровича. Народ, которому все равно было, какие шляпы носить — круглые или квадратные, и какого цвета шарфы, — вопил и бесновался, надеясь на лучшее.
Новая государыня Мария Федоровна получила известие о смерти Тилли посреди возрождающегося весеннего великолепия. Быть может, вынужденная сдержанность и грозный взор властелина одной шестой части суши спас ее от смертельного отчаяния, от удушья, от немедленной гибели. Вместе с Тилли отмерла лучшая эпоха в ее жизни — юность. Она, однако, не предавалась сентиментальным воспоминаниям об Этюпе и первых месяцах зарождающейся дружбы. Оглядываясь назад, она видела черный провал, пустоту, молчащую бездну — смерть родного существа, свою смерть в каком-то смысле. Торжество и смерть часто существуют рядом. Как в бою.
Мартовский теплый день в Москве подернулся сизым инеем, солнце померкло, и тяжкое горе свинцовой плитой легло на грудь. Она заперлась в кремлевском покое и не отвечала ни на какие призывы. Она никого не желала видеть и сухими глазами смотрела на опрокинутое и вдруг сделавшееся неприглядным белесое небо. Когда в опочивальню ворвался государь, еле сдерживая накопившееся за день
