— А ты и не причесываешься, вообще только ешь туда и все, Тарзан недоделанный, — не оставалась в долгу Ленка.
— В следующий раз, надо думать, — вступил в перепалку я, остужая пикирующихся. — У людей энеолита каждое движение могло иметь ритуальный характер или особое значение – как, Лена, в твоем случае. Обратите внимание, ребята, они в основном общаются жестами, язык еще не развит до нашей степени… поэтому жесты в общении значат очень много.
— Откуда мы знать могли? В нашем времени этого нет…
— Почему же? У многих народов юга имеется очень хорошо развитый язык жестов, и они им активно пользуются, итальянцы, например. Если в повседневном общении человек не прибегает к этому общепринятому языку, отмечая им акценты речи и смысл слов, его могут и не понять, и даже заподозрить в неискренности. Вот так-то. А теперь давайте готовиться к отъезду, пока Елена с Инной не выскочили тут замуж, а вы, молодые люди, не приобрели по паре жен, в комплекте с родней – всем племенем Кремня.
В конце концов, нам кое-как удалось удрать из гостеприимного племени в сопровождении детей, назначенных в обучение, в том числе и сына вождя. С нами шли мамаши, чтобы своими глазами убедиться в отсутствии опасности для чад, сопровождающие воины-охотники и вождь, увязавшийся, по понятной причине – все развлечение, да и от благоверной подалее, как-никак.
Перед уходом мы опять поразили племя своими охотничьими подвигами, завалив из засады несколько быков-бизонов из арбалета. Стрелы-болты убивали животных за полтораста метров уверенно, три молодых бычка расстались с жизнью мгновенно, а сородичи не могли понять, откуда прилетела смерть – ведь выстрела не было слышно. Стадо недоуменно постояло, потом снялось с опасного места и двинулось, ускоряясь вглубь лесостепи. На месте падения туш сразу оказалась стая шакалов, рассчитывая на поживу, с высоты пикировали падальщики. Наша команда охотников халяву обломала. Степин, недолго думая расстрелял пятерых четвероногих тварей, и подарил стрелу в брюхо особо противному стервятнику, пояснив, увязавшемуся с нами Зоркому Оленю, что раз стервятник – то пусть стервами и питается, а к его добыче не суется. Кто такие стервы, правда, объяснять любознательному не стал, так как сам еще до конца в этом вопросе не разобрался. Стервятника конфисковал Мудрый – здесь тоже существовал обычай украшения орлиным пером, пусть не личной макушки, но племенного тотема, одежды – всенепременно.
Добычу закоптили, показав еще раз племени, как готовить коптильни, уже стационарного типа. Мясо поделили, немного взяв на первый этап пути, и двинулись в дорогу. Племя поделилось с нами зерном ячменя и полудикой ржи. Выдали целых два здоровенных мешка, которые даже пришлось поделить между всеми участниками отряда понемногу.
Глава 20
Этот самый путь домой
Птиц несет попутный ветер,
Степь зовет живой травой,
Хорошо, что есть на свете
Это счастье – путь домой.
Традиционно – оказалось подобный обычай есть и у людей Кремня, и у всех соседних племен о которых было известно племени, посидели на дорогу и тронулись в путь. Про «этот самый путь домой» хорошо пели «Земляне»: «Хорошо, что есть на свете, это счастье – путь домой…» ожидание близкого возвращения к ставшим родными берегам озера переполняло нашу команду нетерпением, хотелось сорваться и бежать.
Убраться из гостеприимных объятий людей Кремня оказалось нелегко, но вот мы в дороге и кругом бушует почти нетронутая человеком природа. Мы идем по целине, придерживаясь поймы Миаса, притока Ишима. До «рыночной» площадки добегаем на одном дыхании, короткий отдых – и снова в путь, в путь. Как там без нас справляются в лагере и чем живут? Не дают покоя найденные на Золотом пляже следы людей. Что там? Еще одно племя? Насколько дружелюбны? Или попытаются «попробовать на прочность»? За исход проб я не боялся, но все же лучше мирные соседи, чем усмиренные, – мир через силу никогда долгим не бывал, вся история человечества – сплошное подтверждение, и все стороны друг друга обвиняют… правильно говорят, что путь домой короче, мы втянулись в полубег, полушаг, даже немалая ноша на плечах почти не тянет, да и уменьшилась она изрядно – почти все роздано, за установление добрососедских отношений, и между прочим – ничуть не жаль. Главное – с нами рядом бегут наши будущие ученики и ученицы, которым жить с нами на этой земле, и улучшать ее по мере сил. Хочу – приложу все силы, чтобы они и их потомки, потомки моих детей, заброшенных сюда, никогда не знали слов «война», «эпидемия», «экологическая катастрофа», чтобы мудро и бережно распоряжались тем богатством, что досталось им…
Шлеп! И перед ногами втыкается в землю копье. Недолет, однако, слава богу. Жаль – прервали на самых прекрасных, понимаете, мечтях. Нас ждали за «рыночной площадью» люди племени Мамонта, решившие поквитаться. Отряд молодых воинов – считать их некогда, но прилично народу собрали, обормоты, вышел явно за нашими скальпами. Ну, паразиты, я вас познакомлю с достижениями римских легионов в части тактики, которые дошли до наших дней и используются полицией всех стран для разгона демонстраций. Я вас научу свободу любить!
Командую построить «черепаху», спрятать за щитами людей Кремня и его самого озадачить сохранением порядка. Недовольный вождь рвется в первые ряды, и изрядно мешает под ногами. Прошу руководить советами и навести порядок среди «тыловых подразделений» – ибо кто, как не великий вождь способен сохранить порядок под копьями. Потом-де, когда дело до рукопашной дойдет – дадим ему оторваться (надеюсь – не дойдет!). Строй замирает, за щитами укрылись все. В строю даже девочки – сегодня они тоже держат щиты, а не луки. Кому деревяшками – камушками швыряться, и так найдется – мамы, идущие с нами и детьми, поразобрали камни с земли, кто что нашел, в руках вождя – новенькая пальма, которую он уже украсил затейливой окраской древка. Мы стоим стенкой. Оппоненты тоже замирают на приличном – до пятидесяти метров расстоянии, потом начинают орать, примерно о том, чтобы им отдали оскорбившего их Антона, все, что с собой принесли, и прочая, и прочая и прочая.
Зоркий Олень переводит мне речугу, толкаемую чумазым представителем мамонторылых, и напрашивается ответить, дескать, он знает, что в таких случаях говорят. Нехотя разрешаю.
Сбросивший рубашку Олень выскакивает в сторону противника за линию щитов, начинает извиваться всем телом, очевидно – строит противнику хари попротивнее, и заявляет, на языке «мамонтов», не сильно отличающемся от «кремниевого» примерно следующее, что: «Пришедшие – достойные своих папаш дохлые-де шакалы, пирующие на трупах гиены, недостойные лизать (демонстрирует тыловую часть организма противнику) настоящим охотникам». Затем следует предложение засунуть свои языки, вымолвившие подобное предложение, в афедроны друг другу, и таким образом двигаться в родное стойбище, пока их всех не отлупили палкой. Как это уже раз сделал недавно его друг Сильный Кремень Антон выйдя против лучшего бойца племени, недостойного называться племенем Мамонта, вооруженного копьем, с тонкой хворостинкой (ну, тут я бы не сказал – шест был мало не в дюйма полтора, а то и два толщиной). Так пусть недостойные прячутся в норы, переименовываются в племя Мыши, и – (апофеоз с апофигеем одновременно, убью Антона, мало что «уотцовил», назначил великим вождем, женил, так еще ребенка такому учит) по-русски, коряво: «Русские не сдаюссса! Посол на…!» (так, по приходу в лагерь в нем появится длиииииинная мощеная каменная тропа к… пока не решил куда, но точно знаю исполнителей этого инженерного сооружения! На зачистку сортиров за время похода я уже очередь на полгода вперед расписал).
Достойный ученик матерщинника Антона ныряет за линию щитов, а «юные мамонтята», вначале
