ввел термин «аномия». Это понятие, с одной стороны, широко употребительно, с другой — на редкость малоизвестно. Оно получено в результате сложения греческой приставки а «не» и потов «закон» и дословно означает «беззаконие, бесправие». Оно соответствует ситуации растерянности и разобщенности в социуме, вызванных распадом объединяющей системы норм. Отчасти это понятие пересекается с понятиями «отсутствие корней», «бездомность», «алиенация»2.
С некоторой натяжкой аномия может быть истолкована как «социальная меланхолия». Симптоматика достаточно интересная: резкие переходы от апатии к эйфории, от подавленности к суете.
Словом «аномия» одновременно обозначают и состояние общества, и состояние человека. Центральная предпосылка: атмосфера социума непосредственно влияет на индивида. В аномическом обществе действительность, окружающая человека, непрозрачна. Социальные и моральные нормы противоречивы, неясны или неявны. Человек испытывает неудовлетворенность и смутную агрессию, направленные на себя самого, на окружающих и на жизнь в целом. Причиной многих самоубийств, по Дюркгейму, является именно аномия.
Дюркгейм называл данное состояние современным феноменом, «заразой», возникшей в конце XIX века из-за стремительно развивающейся рыночной экономики. Следовательно, у аномии есть исторические предпосылки. Кроме того, известно, что она является феноменом большого города. В таких метрополисах, как Париж, Лондон, Берлин, Вена, и других крупных городах собирались наиболее активные члены общества, здесь распределялись социальные награды: возможность быть на виду, известность, связи с элитой, общественные наслаждения. Здесь были хороши любые средства, ведущие к достижению успеха. Но здесь же находились и неудачники, те, кто не смог добиться поставленной цели.
Как это ни странно, люди, страдающие аномией, принадлежат к полярным социальным группам.
Аномия стала реальностью в период мирового экономического кризиса, который начался биржевым крахом 28 октября 1929 года («черный понедельник»). Затем произошло банкротство империи Кройгера44 и других крупных корпораций по всему миру. Эти события оказали серьезное влияние на психологическое состояние людей и положили конец легкомысленному прожиганию жизни, царившему в 1920-е годы. Первые годы третьего десятилетия были отмечены сильным беспокойством во всех социальных сферах. Социологи указывали, что аномические настроения росли там, где возникало несоответствие между социально значимыми целями — успехом, карьерой, деньгами — и способностью общества обеспечить достаточному количеству людей возможность реализовать эти цели. Роберт Мертон утверждал, что аномия лежит в основе многих социальных нарушений, таких как преступность, насилие, употребление наркотиков3. Утверждение было революционным, поскольку объясняло, например, совершения преступлений чувством социальной потери, а не криминальными наклонностями.
Итак, аномия означает утрату.
Аномия — диагноз, поставленный определенному периоду времени. Это состояние возникло в годы быстрых экономических изменений, когда прежние связи между людьми разрушились, и каждый оказался один на один со своей целью — получением капитала, достижением социального статуса и успеха. Некоторые извлекали из этой ситуации выгоду. Многие, однако, оказались лишними в обществе, которое поманило их обещаниями того, что на практике было не осуществимо. Возник эмоциональный вакуум между ожиданиями и результатами.
Состояние аномии проявляется в двух полярных структурах чувств4.
Первая, депрессивная, как результат потери связи с окружающим миром. Данная структура чувств может быть постоянной или временной, доминируют в ней чувства алиенации и отчуждения. Человек отвечает только за себя и рассчитывать может только на себя. Депрессивная структура чувств отражает отношения между личностью и обществом, группой и обществом, индивидом и группой, например, на рабочем месте. Другими словами, аномия — симптом серьезного и глобального синдрома, имя которому — дискомфорт на рабочем месте.
У состояния есть пять критериев для диагностики5:
¦ чувство изоляции (социальные связи ненадежны);
¦ чувство разочарования (общество предало);
¦ чувство бессилия (общество непредсказуемо);
¦ чувство отчуждения (общество не принимает);
¦ чувство утраты твердых ценностей (социальные мерки не ясны).
Чтобы справиться с ситуацией, человеку приходится применять различные стратегии. Одна из них — адаптация, человек приспосабливается к существующим нормам, находит утешение в рутинных действиях и ритуалах. Другая стратегия — уход в себяу человек смиряется, отказывается от борьбы за достижение успеха, начинает слишком много или слишком мало есть, много спит, пренебрегает каждодневными делами, пассивен, иногда предрасположен к самоубийству.
Но есть в аномии и прямо противоположная структура чувств, больше похожая на ненасытный голод. С ослаблением социальных норм исчезают границы желаний и претензий человека. Он становится агрессивным и испытывает постоянное чувство неудовлетворения. Ловушка нашего времени — отсутствие меры — по словам Дюркгейма, «зараза», принесенная «дикой» рыночной экономикой. Человеку нужно все больше и больше. Желания возрастают, утолить их становится все труднее, не получая желаемое, он чувствует недовольство. Потребности растут по мере их стимуляции, одновременно раскручивается спираль потребностей, которая, в конце концов, ударяет по самому человеку. Он обречен вечно искать удовлетворения. Не зная меры, он становится ненасытным.
Следовательно, аномическая меланхолия имеет два лица — апатия и мания. Почему она выглядит именно так?
У каждого времени свой невроз, утверждал Карл Ясперс, а много позднее Кристофер Лэш45 добавил: «Каждое время развивает собственные патологические формы, которые в концентрированной форме отражают характерные для данного периода базовые структуры»6. Хотя такие определения несколько упрощены, в них содержится важная мысль: рассмотренные в рамках определенной культуры, многие симптомы являются не аномалией или отклонением, а характерным свойством этой культуры. Антропологический анализ также показывает, что общественные структуры — не абстрактное пространство, где происходят психические процессы, а постоянное взаимодействие между социальной и эмоциональной сферами. Данное утверждение очень важно для понимания современной симптоматики. То, что кажется социальным отклонением, может на деле быть депрессией, а то, что кажется депрессией, может оказаться потерей социального контекста, аномией.
Здесь напрашивается еще один важный вывод. Некоторые, по виду медицинские, симптомы таковыми не являются и не являются индивидуальными симптомами, поскольку у них социальная природа. У Дюркгейма есть замечательный образ. Он описывает «Я» как двойственный феномен. Социальное «Я» образует скорлупу, внутри которой находится физическое «Я». Если общество теряет свою структуру и становится аморфным, человек тоже теряет цельность. В аномическом социуме причины внутреннего разлада, отчаяния и депрессии следует искать не внутри индивида, а вне его.
Дюркгейм считал нервозность связующей структурой чувств между социальным и индивидуальным уровнями аномии, состоянием, для которого характерны постоянные колебания между гиперактивностью и гиперусталостью. Вспомним, как чувствовал себя Стриндберг, находясь в Париже. То он в эйфории смешивался с толпой горожан, то целыми днями апатично лежал в гостиничном номере, причем в обоих случаях его представления о времени и пространстве подвергались сюрреалистическим изменениям. Тезис о конфликте между личностью и обществом как причине возникновения неврозов неоднократно выдвигался различными критиками культуры.
В книге «Недовольство культурой» Фрейд указывал на противоречие между инстинктивными импульсами и контролем над инстинктами. Пьер Жане (которого потомки незаслуженно забыли, читая лишь его коллегу Фрейда) перечислил ряд симптомов, сопровождающих культуру нервозности, среди них — сенсибилизация и нарушения восприятия. Он же дал целый список рожденных культурой форм усталости, которые без изменений могут быть проецированы на сегодняшний сценарий: усталость от завышенных требований и недостатка стабильности, от постоянной стимуляции, потребления, наслаждений, а также от страха неудачи, отчуждения и изоляции. Картину тотальной ранимости в современном ему обществе Жане
