– Поработать?
– Да. Поработать. Одну сбросить со стены на пол, другую украсть.
– Что?!
– Да все очень просто, не пугайтесь! «Украсть» – это я слишком сильно выразился. Не украсть. Просто вынести из выставочного зала. И бросить на улице где попало. А если в помещении удастся открыть окно, тогда еще проще! Выбросите картину в окно, да и дело с концом. Разумеется, сначала надо будет холст вырезать из рамы. Как это делается, вы наверняка видели в кино, в сценах про похищение шедевров живописи.
Леха не верил своим ушам.
– Но эти сложности касаются только второй картины, – продолжал меж тем Олег Борисович. – Первую же достаточно просто сбросить на пол. Прямо вместе с рамой.
– Но зачем это?!
– Да вы никак решили, что я вас на акт вандализма подбиваю? – рассмеялся Олег Борисович, взглянув на ошеломленное Лехино лицо. – Ни в коей мере! Никакого вандализма в этом нет. Картины ведь разные бывают. С некоторыми только так и можно поступать, понимаете? Там ведь не работы классиков представлены. «Явление Христа народу» там не выставляется. Вашего «Ивана Грозного» вы там тоже не увидите. Нынче все больше каких-то монстров неприличных малюют. Женщина-кошка. Человек-паук. Человек-женщина. Такие, с позволения сказать, картины и в окно выбрасывать не жалко! Так что вы можете расценивать свои действия чисто как концептуальную художественную акцию.
– Нет, – сказал Леха. – Спасибо за предложение, но я за это не возьмусь.
– Хм… Вот как? И это ваше твердое решение?
– Да.
– Вы мне положительно нравитесь, Алексей! На твердых людях зиждется общество! Вообще, твердость, в общефилософском смысле, основа всего. Беда только в том, что твердость несвободна. Твердости не дают сконцентрироваться, она находится в плену у общественных предрассудков и морально устаревших законов природы. Эта выжившая из ума старуха – я говорю сейчас о природе – раздает твердость направо и налево! В результате толику этого драгоценного свойства получают и мягкие сущности, что лишь мешает им выполнять свою основную миссию – подчиняться. Твердым же, напротив, недостает нескольких алмазных крупиц твердости, чтобы уверенно занять господствующее место. Для наступления мирового порядка необходимо перераспределение твердости: мягкие должны освободить ее для твердых. Но пока – увы! Рыцарь твердости, хоккейный вратарь в твердых доспехах, сталью своих коньков крошащий самый твердый лед, томится в мягкой сетке ворот… И вы даже не спросите, сколько я за это плачу?
– Кому, вратарю?
– Вам.
– Мне? За что? Сколько?
– За работу с картинами. Пятьдесят.
– А. Вы опять об этом. Да нет… Чего пятьдесят?
– Тысяч. Одну картину уронить, другую выкинуть.
– Нет, я же сказал… Тысяч чего?
– Долларов. США.
– Я…
– Половину даю сразу, – Олег Борисович бросил на стол пакет. – Вторую половину – после выполнения работы.
– …согласен.
– А я и не сомневался! Я ведь сразу понял, что вы твердый человек. Уж если что решили, значит, будь по-вашему, и все тут! Сказали, что беретесь за работу, так уж я уверен: она будет сделана в лучшем виде! Вы денежки-то пересчитайте. Тут стесняться нечего. Твердый человек в финансовых вопросах должен быть строг.
В пакете оказалось двадцать пять стянутых резинками стопочек, в каждой по десять купюр с портретом Бенджамина Франклина.
– Только вы, батенька, не думайте, что это совсем уж халявные деньги, – продолжил Олег Борисович деловым тоном. – Согласитесь, если вы там, на выставке, начнете выполнять свое задание у кого-нибудь на виду, вам могут помешать. Да еще и милицию вызовут. Я, разумеется, гарантирую, что из милиции я вас вытащу и от всех обвинений отмажу. Но дело-то необходимо сделать! И в наших с вами общих интересах, чтобы это обошлось без лишних осложнений. Так что подумайте, как бы вам это получше провернуть. Выставка, впрочем, не особенно посещаемая. Публики, надеюсь, будет немного.
– А что за выставка?
– Ой! – Олег Борисович поморщился и махнул рукой. – Один шарлатан, маляр-самоучка, заявил, что раскрыл тайну высшего предназначения всех букв русского алфавита. Намалевал тридцать три картинки, как для букваря: «А» – акробат, «Б» – баран… И устроил выставку, где расположил всю эту мазню в соответствии со своими понятиями о мистической роли букв. Выставка называется «Живые буквы». Проходит в помещении бывшей детской библиотеки. Вот адрес. А вот фотографии картин, с которыми вам надо поработать. «Б» и «О».
Буква «Б» была изображена в виде барана. Нижняя, полукруглая часть буквы – голова, верхняя угловатая надстройка – рога. И на картинке с буквой «О» тоже красовался баран! Круглое тело, круглая голова и шерсть колечками. Буквы-бараны выглядели близнецами. И чем-то отдаленно напомнили Лехе его приятеля Петьку. На обеих картинах звери, воинственно наклонив рога, пристально смотрели на зрителя. Сама собой вспоминалась поговорка «как баран на новые ворота»…
– «О» – овца? – спросил Леха.
– Точнее сказать, овен. Но это не важно. Важно то, что это «О» надо будет сбросить на пол. А «Б» должно исчезнуть с выставки. Смотрите, не перепутайте двух баранов! Итак, в четверг вы выполняете работу, а в пятницу – милости прошу ко мне за второй половиной вознаграждения. Ну а сейчас, если вопросов больше нет, позвольте вас проводить…
На крыльце особняка, прощаясь, пожали друг другу руки.
– Твердое рукопожатие скрепляет твердую договоренность! Желаю вам успеха! Да станут твердые тверже! – провозгласил Олег Борисович. И вслед удаляющемуся Лехе тихонько добавил: – А мягкие – мягче. Вот ты наконец и попался мне, мой мягкий братец!
Сидели в общаге у Петьки. Был четверг, середина дня. Готовились идти на выставку «Живые буквы». Немного выпивали. Нет, не для храбрости. Чего там бояться! Так, чисто для настроения. На столе, по случаю неожиданного Лехиного богатства, стояла текила, самая дорогая, какая нашлась в ближайшем магазине. Закусывали, как положено, лимонами с солью. Бутылка была уже наполовину пуста.
– Давай по последней, Петь, и пойдем уже!
– Куда? – Петька изобразил удивленное лицо. И тут же заржал: – Шутка! Наливай… Чего нам спешить- то? Выставка до семи вечера. Лучше подойти поближе к закрытию, чтоб народу поменьше было.
– Я боюсь, после шести, наоборот, публика соберется. А вот сейчас, в середине рабочего дня, там должно быть пусто.
– А может, вообще не пойдем? Шутка, шутка! Наливай еще… Но, если честно, дело стремное. Хотя бы потому, что этот твой работодатель двойника искал. Двойник когда требуется? Когда надо его вместо себя в опасной ситуации подставить.
– Да что ты как баран, в самом деле! Чего там опасного? Ты же видел фотки этих картин! Не могут они иметь никакой ценности. В самом худшем случае, если поймают, обвинят в хулиганстве. Мужик этот отмазать обещал. Даже если кинет, двадцать пять штук-то он уже дал! Да мы там, прямо на месте, откупимся, если что! Я деньжат захвачу с собой на всякий пожарный.
– Да я не об этом… Мы ведь что-то плохое там будем делать. Ну согласись! Непонятно зачем, и вроде как ерунда, но это что-то плохое. А такое даром не проходит.
– Так, е-мое, не даром же! А за пятьдесят тысяч. Из которых половину уже дали.
– Можно вернуть…
– Охренел, что ли?! А жениться я на что буду? А квартиру снимать?
