испепеляющих грозных глаз обергруппенфюрера.
— Чего вас, собственно, понесло на Кетеллерштрассе? — хмуро поинтересовался шеф.
— Вез агентов на тренировочный аэродром для отработки техники ночных прыжков с парашютом, — исчерпывающе доложил Хейниш. — По маршруту движения была Кетеллерштрассе. Если бы мы проехали на несколько минут раньше, нас никто не остановил бы.
— Значит, сделаем первый вывод: о советском шпионе вы ничего не знали.
— И это полностью соответствует истине, господин обергруппенфюрер! — с жаром заверил Хейниш.
— Как узнали?
— На Кетеллерштрассе прямо перед радиатором моего бронетранспортера выскочил откуда?то сбоку человек в гражданском. Мы его чуть не задавили…
— Было бы лучше!
— В следующий раз, господин…
Шеф с такой злобой глянул на него, что событие, которое должно произойти «в следующий раз», так и осталось неустановленным.
— Что дальше?
— Моему возмущению не было предела! Но человеком, который, рискуя собственной жизнью, преградил нам дорогу, оказался агент Мюллера!
— Лично Мюллера или агент гестапо вообще?
— Мюллера! Я до этого даже не знал, что шеф гестапо имеет личных агентов.
— Вы уверены в этом? — заинтересованно переспросил еще раз Кальтенбруннер.
— Так точно! Его номер — двадцать пять.
— Имя? Фамилия?
— Хорст Гейлиген.
— Интересно! Это представляет дело несколько в ином свете, нежели мне расписал Мюллер.
— Шеф гестапо?
— Да, лично. Вас это удивляет?
— Я считал, что начнется грызня при определении заслуг за арест русского шпиона, а здесь…
— Не болтайте лишнего!
— Слушаюсь!
— Докладывайте дальше. Подробно.
— Агент указал нам дом, где, по его словам, в данный момент находится русский шпион.
— Как он об этом узнал?
— Он опознал его на улице перед тем, как тот вошел
В ДОМ.
— Откуда он знал русского? Вы расспрашивали агента?
— Да. Хорст Гейлигеи — из немцев Поволжья. Весной сорок первого года принимал участие в диверсии — поджоге нефтехранилища. Среди чекистов, которые проводили следствие, был и тот, которого он узнал здесь, на улице Берлина.
— Почему Гейлигена не осудили и он остался на свободе?
— За недостатком улик. Кроме того, русские принимали все меры к тому, чтобы ничем не обострять своих отношений с рейхом. В то время происходила массовая репатриация фольксдойче из России в фатерлянд. Прямых доказательств не было, мог вспыхнуть политический скандал.
— И что же?
— Гейлиген был в списках репатриантов и прибыл в Великогерманию в мае сорок первого.
— Ясно. Что произошло дальше на Кетеллерштрас — се?
— Агент Мюллера настаивал, чтобы я со своей командой помог ему задержать русского, — Хейниш. решил немного приврать, чуть — чуть, чтобы все «заслуги» сбыть со своих рук.
— Ему? — поднял брови Кальтенбруннер.
— Да. Но я заколебался. Почему, в самом деле, меня вынуждают во время выполнения служебного задания заниматься сомнительным делом, к которому я совершенно не причастен?
Хейниш замолчал и внимательно глянул на шефа.
Обергруппенфюрер одобрительно кивнул головой.
Хейниш убедился, что выбрал верную спасительную линию. Это придало ему вдохновения:
— Сначала я категорически отказался!
— Прекрасно, — обронил шеф.
— Но он упрямо настаивал. Меня не оставляли совершенно определенные сомнения. Тогда он начал угрожать.
— Даже? Это возмутительно.
— Именно так!
— Чем же он угрожал?
— Тем, что в случае отказа он остановит любую машину с военными. И одновременно сообщит шефу гестапо о моем якобы преступном безразличии к обезвреживанию врагов рейха.
Больше ничего?
Хейниш понял, что необходимо усилить «принудительный» мотив своих действий.
— Этот Гейлиген прямо сказал: если русский шпион сбежит из?за моей халатности, мне не сносить головы.
— А вы что ответили на это?
Хейниш поник.
— Признаю: по требованию агента Мюллера я начал действовать, как он того хотел.
— Гейлиген знал о «пианистке»?
— Нет, — ответил Хейниш твердо. Он уже успокоился.
— Выходит, и вам ничего не было известно о ней?
— Так точно!
Как же вы догадались?
Я обратил внимание на то, что задержанный слишком громко кричит. Не спрашивает — почему его арестовали, как это в подобных случаях происходит, а кричит во весь голос. Причем, смысл его слов носил явно информативный характер.
— То есть? Что он кричал?
— Приблизительно так: «Это что — арест? Гестаповский произвол?» И прочее, пока ему не заткнули глотку.
— Предупреждал…
— Так точно, мой обергруппенфюрер.
— И вы догадались…
— Что в доме еще кто?то прячется…
— Значит, если бы вы промедлили, «пианистки» и след бы простыл.
— Именно так!
— По логике событий становится ясно: в там, что произошло, виновны не вы, а этот гестаповский болван…
— Хорст Гейлиген! — с облегчением подхватил Хейниш.
— Личный агент Мюллера, — задумчиво проговорил Кальтенбруннер. — Для шефа гестапо это известие будет крайне неприятно.
Хейниш счел за лучшее промолчать.
— Если Мюллер ценит своего агента, — продолжал шеф СД, — он его вытащит из беды. В конце концов, решающую роль здесь сыграло никем не предвиденное стечение обстоятельств, редкий случай.
Хейнишу чудилось другое: «Мюллер спасет своего агента, как я спас тебя». Он глядел на шефа с восхищением, преданностью, готовый выполнить любой приказ.
— Вот что, Хейниш! — снова перешел на деловой тон Кальтенбруннер. — Идите в приемную и
