— Может, и хотел, — буркнул Есеня.
Они расхохотались. Есеня не понял, чего они смеются, но это показалось ему обидным.
— Не хочешь, значит, говорить? Ну не говори, — Хлыст опустил глаза.
Они заговорили о своем, и Есеня стало скучно — он не вполне понимал, о чем идет речь, поэтому, когда к костру вышел Жидята, оживился и привстал ему навстречу.
— Верховод зовет тебя к себе, — кивнул тот Есене, — пойдем.
Они прошли всего несколько шагов — после света костра, пусть и не очень яркого, Есеня ничего вокруг толком разглядеть не мог — и Жидята пригнул его голову вниз, подталкивая внутрь шалаша, где горела обычная масляная лампа, худо-бедно освещая скромное жилище верховода. Пол был застелен медвежьей шкурой, наклонные стены из еловых веток топорщились во все стороны колючими иглами, а лампа качалась на балке, в самом центре шалаша. В углу, в глиняном горшке, поверх горящих углей, дымила какая-то пахучая трава.
— Садись, Жмуренок. Любопытно на тебя посмотреть, — верховод показал на пол напротив себя. Он был высоким и худым, и, в отличие от других разбойников, чисто выбритым и коротко стриженным. Глаза его, очень яркие, темно-серые, смотрели почти не мигая. Он показался Есене похожим на змею — и узкое лицо с прямоугольным подбородком, и широкие тонкие губы ниткой, и невысокий открытый лоб.
Есеня сел, потому что стоять, согнувшись и упершись головой в колючий потолок, было глупо.
— Похож, — едва заметно кивнул верховод, — за что тебя ищут?
Серые глаза так пристально на него смотрели, как будто хотели выковырять ответ у Есени из головы.
— Ни за что, — ответил Есеня и равнодушно уставился в стену.
— Ну-ну. Жидята, он всегда такой?
— Нет, только когда характер хочет показать. Освоится и перестанет.
— Ладно, иди, скоро рассвет. Я сам с ним разберусь. Жмуру передай, — лицо верховода исказилось на секунду, — золото я принимаю, и полгода парень может жить с нами. Ну, а там все от него зависит.
Жидята кивнул, попрощался, и похлопал Есеню по плечу, перед тем как выйти из шалаша. Есеня, как ни старался, не смог удержаться, чтобы не посмотреть ему вслед.
— Что? К мамке хочется? — спросил верховод, даже не усмехнувшись.
— Чего я там не видел, у мамки, — Есеня презрительно поднял верхнюю губу.
— Где ты спрятал медальон? — верховод неожиданно приблизил свое лицо к Есене, и это тоже напомнило выпад змеи.
Есеня непроизвольно отодвинулся и покачал головой:
— Не скажу.
— Почему? Не доверяешь мне?
— Не скажу и все, — Есеня и сам не понимал, почему решил никому не говорить о медальоне. Ему казалось, что это слишком важная тайна, чтобы ею овладел кто-нибудь еще.
— А так? — верховод резко выбросил руку вперед и схватил Есеню за кадык двумя пальцами. Есеня попытался вырваться, но тот прижал его шею к полу и придавил коленом его ноги. Есеня обеими руками старался оторвать от себя стиснувшие горло пальцы, но ему не хватило силы. Дыхание оборвалось, и Есеня испугался, начал рваться и молотить кулаками куда придется — верховод на его кулаки внимания не обращал. Он на несколько секунд ослабил зажим, Есеня судорожно вдохнул.
— Ну? Так куда?
— Не скажу! — прохрипел Есеня и закашлялся. Верховод снова перекрыл ему дыхание, и держал до тех пор, пока перед глазами не поплыли радужные круги.
— Ну?
Есеня мог только хрипеть и кашлять.
— Куда?
— Нет, — выдавил Есеня из горла.
— Ладно, — верховод отпустил его и сел, как ни в чем не бывало, — так почему?
Есеня, схватившись руками за шею, поднялся — дышать было очень больно, на глаза выкатились слезы, он хлюпал носом и не мог откашляться.
— Не хочу, — ответил он хрипло. Ему было страшно и обидно — за что?
— Ну, не хочешь — не говори, — удовлетворенно кивнул верховод, — может и приживешься. Расскажи мне про Избора — как все произошло, что он говорил тебе — это важно.
— Ничего я рассказывать не буду, — Есеня сжал зубы и оскалился, приготовившись к обороне.
— Перестань. Я пошутил.
— Ну и что? Я все равно ничего рассказывать не буду.
— Ладно. Поговорим завтра. Иди к костру, скажи Хлысту, что я велел ему взять тебя к ним в шалаш. Выспишься, освоишься — тогда и расскажешь, — верховод качнул головой, и губы его слегка разъехались в стороны — Есеня был уверен, что сейчас между ними мелькнет раздвоенный язык.
Он выбрался из шалаша, все еще покашливая и трогая кадык руками — внутри что-то застряло и мешало дышать. К костру идти не хотелось, а уж тем более просить Хлыста взять его к себе. Есеня хотел потихоньку нырнуть в лес и дождаться утра в одиночестве, но, как только он свернул в сторону, чья-то рука ухватила его за шиворот:
— Куда? — услышал он голос Щербы, — тебе куда сказали идти?
— Куда хочу, туда и иду, — огрызнулся Есеня.
— Да? Может, ты разведал все, что надо, и теперь в город побежишь? А? Здесь шуток не шутят, сморкач, — Щерба потащил его к костру и толкнул вперед, прямо на тлеющие угли. Есеня чуть не упал в костер коленками, но удержался и только пробежался по ним толстыми подошвами сапог.
— Щерба! — рявкнул Хлыст, — чего творишь? Щас все погаснет!
— Ничего, не погаснет, — Щерба посмотрел на Есеню исподлобья, — сядь, пацан. Так куда ты собрался?
— Никуда, — Есеня повернулся к нему лицом и оскалился.
— Оставь Жмуренка, Щерба, — сказал третий разбойник, — дай ему освоится. Не видишь — он и так напугался. Сядь, парень, успокойся.
— Ничего я не напугался, — Есеня сжал кулаки — его колотило от злости, от злости, а не от страха.
— Да перестань, все уже поняли, какой ты боевой да гордый, — третий разбойник привстал и обнял его за плечи, — садись. Не дрожи.
Объятия его были крепкими и теплыми, и Есеня на секунду почувствовал себя под защитой.
— Ничего я не дрожу, — буркнул он.
— Вот и хорошо. Квасу хочешь?
Есеня покачал головой.
— Меня зовут Забой. Да садись, никто тебя не трогает.
Есеня все же опустился рядом с костром на корточки, и Забой, потрепав его по плечу, подтянул свой чурбак поближе.
— Давайте хлебца, что ли, зажарим… — проворчал Хлыст, собирая разбросанные Есеней угли, — не голодными же спать ложиться. Сходи, Щерба.
Щерба мрачно посмотрел на Есеню и поднялся.
— Не упустите его, в случае чего. Знаю я вас… Полоз у него про Избора спрашивал, и завтра хотел продолжить.
— Про Избора? — удивился Хлыст и повернулся к Есене, — а ты что, знаешь что-то про Избора?
— Ничего я не знаю, — Есеня шмыгнул носом.
— Смотрите, сбежит — Полоз нам не простит такого, — Щерба смерил Есеню взглядом.
— Да не сбегу я! — рыкнул Есеня и сел на землю.
— А кто тебя знает… — пожал плечами Щерба и ушел в темноту.
— Не сиди на земле. Это первая заповедь вольного человека, — Хлыст пересел на поваленный ствол и кинул Есене свой чурбак, — запоминай, их много.
Есеня едва успел поймать увесистую деревяху.
— А че? Думаешь, простужусь?
— Дурак ты еще. Если сам не понимаешь, слушай, что говорят. Ночи холодные, земля тепло вытягивает. К сорока годам ходить не сможешь и мочиться будешь под себя.
Эта перспектива Есене вовсе не понравилась, и он, подумав, пересел на чурбак. Не потому что испугался — просто сидеть с чурбаком в руках было глупо.
— Расскажи про Избора-то… — мягко попросил Забой, — ведь интересно. Столько лет ждали…
— Чего ждали? — удивился Есеня.
— Что медальон у благородных украдут и откроют.
— Откроют? А зачем? Он же никого счастливым не делает, я знаю.
— Конечно, не делает, — невесело хмыкнул Хлыст, — но если Избор его откроет, вот тогда мы посмотрим, чья возьмет!
— Как Избор его откроет? — Забой повернулся к Хлысту, — оживит Харалуга? Избор не может его открыть.
— Да он и не собирается, — фыркнул Есеня, — он его в хорошие руки хочет отдать. И вообще — Избор ваш — полное дерьмо.
— Ты чего говоришь? — Хлыст даже привстал, — ты чего такое говоришь?
— Что хочу, то и говорю, — Есеня насупился и прикусил язык.
Забой, который две минуты назад обнимал его за плечо, ухватил Есеню за воротник и встряхнул:
— Не тебе судить Избора, щенок.
— Почему это не мне? — Есеня рванулся, и рубаха на нем треснула, — он — сволочь. Он нас ненавидит, понятно? Ему рядом с нами и стоять противно, что
