Есеня взял палку в руки — она оказалась неожиданно легкой, как кора сосны, и изъеденной, словно жучком. Но он безошибочно понял — не жучок. Эту палку грызло море. Грызло, сосало, терло. И соль пропитала ее насквозь.
Они стояли долго, и Есеня не чувствовал холода, и не заметил, как начали стучать зубы, пока Полоз не обнял его за плечо:
— Пойдем. Это только кажется, что в Урдии теплая зима. На самом деле, здесь сыро и ветрено, а это хуже, чем мороз. Пойдем быстрей, на ходу согреемся.
— Погоди, — попросил Есеня.
— Увидишь еще. Пару недель-то точно тут пробудем. Сегодня поищем ночлег, а завтра город посмотрим, и сходим к моему учителю. Он нам что-нибудь посоветует.
Море грохотало, когда они двинулись вдоль берега в сторону порта, и Есеня все время спотыкался на ровном мокром песке, присыпанном снегом, и выворачивал шею, чтобы видеть, как волны падают на берег.
А потом они перебрались через мыс, который выступал далеко в море, и в глубокой бухте Есеня увидел корабли. Толстобрюхие парусники и юркие галеры.
— Полоз! Это корабли? — Есеня остановился и стиснул руку верховода.
— Ну да.
— И на них можно плыть по морю?
— Иногда можно.
— Полоз! Давай поплывем куда-нибудь, а? — выдохнул Есеня.
— Уймись. Мы не за этим сюда приехали.
Есеня вздохнул — действительно, об этом он не подумал. Но идея оказаться там, далеко, где море сливается с небом…
— Слушай, а почему они не подплывают к берегу? — спросил он, слегка охолонув.
— Их разобьет о причал. В бухте, конечно, тише, чем в открытом море, но волна все равно высокая, посмотри.
— А как же тогда плыть?
— Корабли не плавают, а ходят. Только попробуй сказать что-нибудь подобное в порту: в лучшем случае, надерут уши. Сейчас шторм. Море не всегда такое бурное, иногда бывает и гладким, как река.
— Да? — Есеня задумался, и попробовал представить себе эту картину. Наверное, это было возможно…
Они остановились на шумном постоялом дворе — Урд оказался дорогим городом, и Полоз выбрал самый приличный вариант из тех, что были им по карману. Трактир кишел людьми — сюда заходили и те, кто ночевать не собирался; в большом зале стояли длинные, грубо сколоченные столы и плохо оструганные скамейки. Пахло кислой капустой, копченой свининой и дешевой рыбой. В комнате, которую выбрал Полоз, едва умещались две кровати, очаг и сундук.
— Без очага в два раза дешевле, — сказал Полоз, — но тут топят еще хуже, чем в Кобруче, и я решил, что топить мы никому не доверим. Дрова дорогие, зато вино почти ничего не стоит: медяк за две кружки.
Такого вина Есеня никогда не пил: легкое и чистое, как слеза, немного кисловатое, и свежее, как колодезная вода зимой. Он не заметил, как опьянел, и хмель от этого вина не имел ничего общего с пивным: он веселил, но не оглуплял. Осмелев и почувствовав себя своим в этой разношерстной толпе, Есеня незаметно ускользнул от Полоза и нашел себе компанию поинтересней: трех очаровательных румяных продажных девок. Теперь у него были свои деньги. Во- первых, горсть медяков, заработанных в мастерских, а во-вторых, Полоз дал ему пять серебряников, на случай, если с ним снова что-нибудь произойдет. Девки стоили ненамного дороже, чем вино — пять медяков за час, и пятнадцать — на всю ночь. Есеня пересчитал деньги, и понял, что медяков на всех троих ему не хватит. Но если позвать Полоза…
Впрочем, девки позволяли себя тискать и бесплатно, и у Есени быстро пошла кругом голова.
— Молоденький, хорошенький, — одна из них, темненькая, поцеловала его в макушку, — кто тебе щечку поцарапал?
— Это ножом, — снисходительно ответил Есеня — от осколка, стрельнувшего в лицо, остался шрам, — мы с моим товарищем защищали обоз от разбойников. Их было пятнадцать человек, между прочим, а нас — только двое. Ну, Полоз, конечно, постарше, десятерых на себя взял, а остальные мне достались…
Девки рассмеялись, и целовали его щеки со всех сторон. Есене явно не хватало рук, чтобы хватать их за коленки, пощипывать пышные бедра и запускать пальцы в широкие вырезы присборенных рубашек. Он гордо купил четыре кружки вина, чем снова привел подружек в восторг, и постарался пропустить мимо ушей фразу: «Ну прямо как большой». Одна из них стояла сзади, обнимая его за шею, а две других пристроились с обеих сторон.
— Ну что, балуешься? — как Полоз оказался сидящим напротив, Есеня не понял.
— Ага, — довольно кивнул он.
Полоз поманил пальцем ту, что стояла позади Есени, и та мгновенно оказалась на другой стороне стола.
— Не пей больше, — Полоз многозначительно кивнул, — на девок силы не останется.
— На девок у меня всегда сила есть, — Есеня стиснул обеих за пояса: они радостно взвизгнули.
Ночь прошла исключительно: каким бы выдумщиком Есеня ни был, до Полоза он еще не дорос. Зато утром тошнило от одного воспоминания о вине — оно уже не казалось легким и свежим. Полоз поднял его довольно рано, и, как бы Есеня ни ныл, вытащил на улицу.
Издали доносился грохот моря, и в каждом уголке Урда чувствовалось его влажное дыхание. За ночь подморозило: унылый, серый, ноздреватый снег покрывал крыши домов и нехоженые полоски улиц вдоль заборов, под ногами же мокрый снег был утоптан и превратился в скользкую ледяную корку.
Они поднялись на самый верх высоких холмов, к подножью крепостной стены с прямоугольными башнями.
— В крепость не пойдем, — сказал Полоз, — хлопотно это, а смысла никакого.
— А кто там живет?
— Во-первых, градоначальник, во-вторых — урдское войско, судьи, казначеи, в третьих — там находится монетный двор, тюрьма и площадь для городских собраний.
— А зачем городские собрания?
— В Урде многие дела решаются всем городом. Собираются горожане, шумят, говорят речи друг перед другом, и то решение, за которое громче свистят, считается верным. Градоначальника, кстати, тоже выбирают всем миром.
— Да ну? — Есеня не поверил, но ему понравилось, — слушай, так это же здорово!
— Ну, в общем-то неплохо, — вяло согласился Полоз.
Сверху город был виден как на ладони, только море пряталось в густом тумане. Порт протянулся по берегу вдоль всей бухты — Полоз показал Есене, где находятся доки, где идет перегрузка товаров на лодки и телеги, где расположились рыбаки, где — купцы с востока, а где — с запада.
— А вот в той части города, — Полоз показал на запад, — живут мудрецы. Нет, они не обязательно все живут там, просто там их больше всего. Мы скоро туда пойдем. Я там учился.
— Полоз, а где ты взял деньги, чтоб учиться?
— Э, тут все оказалось проще, чем я думал. В Урдии считается, что знание, так же как и мудрость, нельзя продавать за деньги. Не все мудрецы имеют учеников, но если уж мудрец хочет создать свою школу, то денег за это не берет. Если хочешь, можешь просто прийти на занятие и слушать, только вести себя надо прилично — тихо и скромно, иначе другие ученики побьют и выгонят. Не понравился один учитель — можешь перейти к другому. Опять же, обучение идет в несколько ступеней. Сначала грамматика, риторика и логика — если их не освоишь, то не сможешь перейти к геометрии и астрономии, просто не поймешь ничего. Еще изучают музыку и графику, а потом переходят к главному: философии, праву или медицине. Ворошила изучал медицину, а я — право. И напрасно — право в лесу мне совершенно не нужно, а вот Ворошила, как видишь, в лесу оказался очень полезным.
— Здорово! Это каждый, кто хочет, может стать ученым? И денег за это платить не надо?
— Примерно так. Ну, на жизнь, конечно, приходится зарабатывать, бесплатно кормить тебя никто не будет. Но в порту всегда есть работа, особенно летом. Мы жили, конечно, бедно, спали в жутком клоповнике, но зато очень весело: утром — занятия, днем — в порту корячились, а вечером пили и гуляли. Такой разгул, бывало, устраивали — стража сбегалась.
В Урде, в отличие от Олехова и Кобруча, имелось сразу несколько базаров: хлебный, мясной, рыбный, платяной, железный. Сверху базар сразу можно было отличить от других строений, только одну странную площадь Есеня за базар не признал.
— А это что? — он ткнул пальцем в широкое открытое пространство.
— Это? — Полоз хмыкнул, — это невольничий рынок.
— Как это?
— Здесь продают невольников. Рабов.
— Кого? — Есеня, конечно слышал о невольниках, но почему-то считал, что это выдумки. Если такое где-то и есть, то очень далеко, за морями.
— Рабов. Видишь ли, в Урдии за деньги не продают знания, но зато продают людей. Хороший раб стоит примерно три-четыре золотых, рабыня — один- два.
— Это как лошадь, что ли? — лицо Есени вытянулось, и он пытался осознать, зачем это потребовалось жителям Урдии.
— Ну, породистая лошадь и пятьдесят золотых может стоить… — усмехнулся Полоз, — но в общем, примерно так и есть.
— Полоз, а зачем? Какой в этом прок? Лошадь — понятно, она телеги возит, пашет. А человек-то зачем?
— Ты в мастерской работал? Вот и представь — если ты работаешь, а тебя только кормят за это, и ничего не платят. Здесь каждый ремесленник имеет двух-трех рабов, а иногда и рабыню — для работы по дому.
— А жена тогда на что? Если рабыня по дому?
— Жена — чтобы наряжаться, воспитывать детей и командовать рабыней, — Полоз улыбнулся и указал на восток, на высокие белокаменные дворцы и башни, — а вот в тех домах рабов держат до сотни и больше. Даже у мудрецов есть рабы. На постоялом дворе, где мы живем, работает шестеро невольников. Во всяком случае, я насчитал шестерых. Готовят, убирают, ходят на рынок, разносят вино и еду.
— Полоз, но почему они не убегают? Зачем они соглашаются?
