фигура в плаще с капюшоном, и шея ее была обмотана шарфом. Белые глаза сверкнули из темного провала и мелькнули блестящие залысины.
И как Есеня мог принять его за Белого всадника? Меньше секунды потребовалось ему, чтобы вспомнить слова Полоза и догадаться, откуда взялись эти разбойники, не признающие своих. Злоба стиснула ему кулаки, он хотел кинуться на Избора, и нащупывал под фуфайкой нож.
— Балуй, погоди… Не горячись… Погоди, — тихо попросил Избор, — я хочу поговорить.
— Я тебя убью… — прорычал Есеня.
— Я сильней тебя и старше, я владею искусством фехтования с детства, — Избор отбросил полу плаща и Есеня увидел в его руках тонкую, гибкую саблю. Он в один миг признал булат Мудрослова и ковку отца. Та самая сабля, что висела на стене его спальни в Кобруче! Вот, значит, как? Убить его отцовской саблей? Есеня оскалился и первым пошел на Избора, стискивая в руке изломанный нож. Почти булат. Вот если бы отец отдал ему тот нож, который выковал сам и повесил на стену, Есеня бы не сомневался в своей победе.
— Балуй, остановись. Просто отдай медальон, и больше мне ничего не надо, — Избор отошел на шаг, — я не хочу тебя убивать.
— Хрен тебе собачий, а не медальон, — прошипел Есеня, подходя все ближе.
Сабля описала в воздухе быстрый полукруг — Избор метил в руку, надеясь выбить нож, но Есеня резко повернулся и принял удар на лезвие ножа. Рукоять больно ударила по пальцам, булат звякнул о булат, и Избор рывком увел саблю вниз. Есеня едва не потерял равновесие, но прыгнул в сторону, прикрываясь ножом от следующего молниеносного удара.
— У тебя хороший нож, — невозмутимо сказал Избор, нанося еще один удар, от которого Есеня снова увернулся.
— Это мой булат! Он лучше, чем булат Мудрослова!
— Только короче, — усмехнулся Избор, — а еще к булату нужно прилагать умение им пользоваться.
Он играл с Есеней, как кот с мышью. Ни один из его ударов не мог быть смертельным. Есеня отступал, едва успевая прикрыться ножом. Ладонь гудела и теряла чувствительность. Да, Полоз научил его защищаться от сабли, но только защищаться. А чтобы победить, нужно было наступать! Иначе у него просто кончатся силы! На губах Избора блуждала странная улыбка, он размахивал саблей безо всяких усилий.
Есеня попробовал пойти в атаку, но три быстрых взмаха сабли заставили его снова отступить. Рука больше не могла держать нож, и Есеня старался не столько парировать удары, сколько ускользать от них. От испуга он снова начал наступать, но Избор лишь шагнул назад, и лезвие сабли на несколько мгновений гибкой блестящей стеной преградило ему путь. После этого Избор стал теснить его всерьез, Есеня отскакивал в стороны, парировал удары, и чувствовал, как дрожит онемевшая рука. Избор едва не смеялся над ним, Есене казалось, что он просто развлекается, и даже не показывает, на что способен на самом деле.
Есеня, очередной раз подставив нож под лезвие сабли, увел его вниз и, отступая, споткнулся о ноги лежащего на песке Полоза. Он бы ни за что не упал, если бы не боялся сделать ему больно, просто шагнул бы назад, не разбирая дороги. Но глянул под ноги, не удержался и повалился на песок, прикрывая лицо ножом. Избор нанес удар сбоку, и это стало последней каплей — рука разжалась, и нож отлетел в сторону. В ту же секунду острое булатное лезвие прижалось к подбородку, приподнимая его вверх, скользнуло под платок и царапнуло шею.
— Отдай мне медальон, — вздохнул Избор, — я не хочу тебя убивать.
От отчаянья Есеня сгреб пальцами песок, сжимая кулаки, и вдруг почувствовал под рукой шипастую гирю цепа. Он осторожно начал перебирать цепочку, надеясь добраться до рукояти, и молча смотрел Избору в глаза.
— Ну? Что ты молчишь? Ты проиграл, надо уметь проигрывать. Я взял медальон в честном поединке.
— Ты его еще не взял, — пробормотал Есеня, стискивая в кулаке рукоять цепа, — и это был нечестный поединок. Сабля против ножа!
— Какая теперь разница. Отдай медальон, Балуй. У тебя нет выбора.
— Хрен тебе собачий! — заорал Есеня и изо всех сил хлестнул цепом по правой руке Избора, выбивая саблю из рук. Лезвие больно и глубоко прорезало кожу под подбородком, Избор вскрикнул, выпустил саблю и схватился за запястье. Есеня поднялся прыжком и, схватив саблю за острие, отбежал на пару шагов в сторону и кинул ее в пасть вставшей на дыбы волны. Избор попытался поднять нож, выбитый из рук Есени, но тот ударил возле него цепом, и Избор отдернул руку. Есеня пнул нож ногой, но лезвие завязло в песке, отлетев всего на пару шагов.
И тогда Избор кинулся на него с голыми руками, хватая за правое запястье. Он был выше, и оказался намного тяжелей: Есеня повалился на песок, но перекатился через голову, вскочил, и взмахнул цепом — Избору не хватило сил удержать его левой рукой, а правая, похоже, надолго вышла из строя.
— Я тебя убью… — прошептал Есеня и снова замахнулся, заставляя Избора отступить назад.
— Балуй, выслушай меня… — взмолился Избор, — всего лишь выслушай! Ты должен понять!
— Ничего я понимать не собираюсь, — Есеня ощетинился. Рука его подрагивала.
— Нельзя открывать медальон, не слушай его! Он одержим, он хочет власти, он рвется к ней и не станет считаться с чужими жизнями!
— Это неправда!
— Это правда. Я старше и умней.
— Даже если это правда, пусть лучше власть будет у Полоза, а не у вас. Полоз не станет отбирать чужое!
— Ты не понимаешь! Это бунт, это восстание, это гражданская война! Люди будут убивать друг друга, и только потому, что этот простолюдин возомнил себя достойным власти над городом!
— Это ты возомнил, что чем-то лучше меня, и его, всех нас!
— Нельзя от обиды хвататься за оружие! Нельзя потрясать основы только потому, что кто-то посмотрел на тебя свысока! Неужели ты не видел Кобруча? Неужели ты хочешь Оболешью бедности и голода? К власти придут разбойники, их сыновья разжиреют на отобранных у народа деньгах, а все остальные скатятся в пропасть нищеты. Ты этого хочешь? Власти разбойников?
— Я хочу, чтобы мой отец снова стал добрым и веселым. И мне наплевать, кто придет к власти!
— Ты рассуждаешь безответственно!
— Да мне плевать! — заорал Есеня, — убирайся прочь! Убирайся! Или я тебя убью! Ты — дрянь, ты предатель, ты побоялся сам драться с Полозом, ты нанял убийц! Убирайся!
Избор ссутулился вдруг и закрыл лицо руками.
— Я не хотел никого убивать. Я не хотел, поверь мне… Мне нужен был только медальон.
— Уходи! — взмолился Есеня, — уходи, или я тебя сейчас убью!
Избор, почуяв его слабину, шагнул вперед, но Есеня с размаху жахнул цепом, целясь Избору в лицо. Тот прикрылся левой рукой, вскрикнул и упал на колени, прижимая руку к животу. Есеня замахнулся еще раз, и тогда Избор испугался, закрывая голову обеими руками.
— Я уйду. Не убивай меня, — сказал он, и Есеня опустил занесенную руку.
— Я бы взял с тебя слово, что ты никогда ко мне не подойдешь, но я не верю твоему слову… — прошипел он.
Избор поднялся на ноги, продолжая прикрываться руками, отошел на несколько шагов и крикнул:
— Вы все — разбойники и убийцы! И есть только одно достоинство в том, что вы задумали: без медальона таких как вы будут вешать!
— Ты сам — вор и убийца! — рявкнул Есеня и подобрал нож.
Он долго смотрел на скалу, за которой скрылся Избор, а потом медленно, словно во сне, опустился на колени над Полозом.
— Полоз, — шепнул он и тронул его за плечо, — Полоз, вставай… Они все ушли, слышишь?
Полоз не шелохнулся. Теперь он лежал лицом вверх, в расстегнутом полушубке и разорванной рубахе — разбойники обыскали его и срезали кошелек.
— Полоз, пожалуйста… ну скажи что-нибудь, а?
Есеня тронул его щеку — она показалась ему холодной. Он так испугался этого холода, и не хотел верить в то, что Полоз мертв!
— Полоз! Ну не надо, не надо… — слезы побежали из глаз. Есеня припал ухом к его груди в надежде услышать сердце, и вдруг из горла Полоза вырвался странный, булькающий звук, грудь вздрогнула, и приоткрылся рот. Его стошнило! И тут же Полоз закашлялся и захрипел, едва не захлебнувшись собственной рвотой.
Есеня не знал, что делать! Радость оттого, что Полоз жив, сменилась отчаяньем — да он же сейчас задохнется! Захлебнется и умрет!
Его вырвало снова, он снова захрипел, и звук этот был так страшен! Есеня потряс Полоза за плечи, чтоб тот очнулся, но это не помогло, только усилило рвоту: она текла изо рта и из носа, конвульсии сотрясали его тело, лицо покраснело и начало наливаться синевой, он задыхался! Есеня поднял голову и завыл, сжимая кулаки: от бессилия, от страха, от боли! Слезы капали и текли за воротник, и под шапку по вискам.
— Помогите! — заревел он во весь голос, — Помогите! Помогите!
Его голос тонул в шуме прибоя, и ветер уносил его крик в сторону.
— Помогите, помогите, помогите! — орал он изо всех сил, потому что ничего больше не мог сделать! Рыдания трясли его грудь, и он захлебывался ими, как Полоз рвотой.
— Помогите! — Есеня закрыл лицо руками и уткнулся носом в колени и шептал, — помогите… помогите…
Шаги он услышал только когда человек подошел к ним вплотную — море заглушило все остальные звуки: над Полозом склонился старик, худой и одетый в лохмотья, с редкой и длинной бородой, похожей на серую мочалку. Впрочем, смотрел он недолго, перевернул Полоза сначала на бок, а потом положил его грудью на свое колено.
— Ну и чего ты орал? Надо было всего лишь повернуть его голову! — скрипучим голосом сказал старик.
Есеня вмиг перестал плакать. Полоз все еще хрипел, всхрапывал и кашлял. Старик легко постучал ему по спине, а потом сделал какое-то непонятное движение, стиснув ребра Полоза пальцами. Изо рта у него вылилась целая струя, Полоз кашлянул еще раз и замолк.
— Набок голову надо переворачивать, если человека без сознания рвет, чтоб не в дыхательное горло текло, а наружу выходило, — назидательно проворчал старик, — можно и догадаться.
Есеня всхлипнул, сглотнул и вытер нос рукавом.
— Отнесем его ко мне, — старик поднялся, — я буду держать за плечи, а ты — за ноги. Здесь недалеко.
Избор. Убийца и вор
