— На лбу у раба выжжено клеймо, и где бы он ни появился, всем будет ясно, что он — раб.
— Но у нас бы никто не догадался! И в Кобруче тоже!
— Видишь ли, я знал несколько случаев, когда раб бежал в Кобруч, а потом возвращался к хозяину. К зиме, как правило. В Кобруче люди живут немногим лучше рабов, а то и хуже. А у нас… Среди вольных людей есть пара беглых невольников, но это исключение, а не правило. У хозяина раб сыт, одет, обут, у него есть теплый кров. А то, что его могут в любую минуту наказать, как собаку или лошадь, так в мастерских ведь то же самое, на своей спине знаешь. Так что бегут единицы, те, кому совсем невмоготу такая жизнь. Кому свобода дороже миски с кашей.
Дома мудрецов утопали в маленьких, ухоженных садиках. И хотя черные ветви яблонь и вишен на фоне серого подтаявшего снега нагоняли уныние, Есеня с легкостью представлял, как уютно летом в белых ажурных беседках, и как над дорожками сплетается зелень ветвей, и как цветут эти садики, далеко распространяя сладкий запах и роняя на траву бело-розовые лепестки.
— Полоз, мудрецы — такие богачи? — спросил он, заглядывая за красивую резную ограду одного из садиков.
— Нет, едва ли богаче твоего отца.
— А откуда такая роскошь?
— Видишь ли, в Урде земля стоит намного дешевле, чем в Олехове. Олехов весь помещается за крепостной стеной, и там особо не развернешься. В Урде же строй — не хочу. Ближе к порту, или вдоль реки, конечно, так просто дом не купишь, а тут — пожалуйста.
Они свернули на широкую улицу, поднимающуюся вверх, и вскоре вышли к одному из садов, может быть, чуть большему, чем остальные.
— Вот тут живет мой учитель, его зовут Остромир, — Полоз толкнул калитку и пропустил Есеню вперед, — пойдем к дому, сейчас у него должны сидеть ученики.
Дом мудреца Остромира, как и большинство домов Урда, был сложен из камня, и выбелен известью. Есеню это удивляло: урдийские дома напоминали ему кухонные печи. И крыши у них не поднимались круто вверх, чтобы зимой сползал снег, а наоборот, оказались плоскими, сделанными из смеси глины с соломой и покрыты дерном. Наверное, летом на них росла трава.
— Когда становилось тепло, мы занимались в беседке, — Полоз показал на нее рукой, — а зимой теснились в комнате.
Мудреца Остромира дома не было. Но многочисленные ученики — ребята чуть постарше Есени — сказали, что он вернется через два дня. И насчет «теснились» Полоз сильно преувеличил: комната, в которой они собирались, показалась Есене огромным залом, по трем сторонам которого в три яруса выстраивались широкие высокие ступени, на которых ученики и сидели. На четвертой стене, напротив окна, висела аспидная доска — Есеня учился писать именно на такой, только маленькой; впрочем, маленькие доски имелись у каждого ученика.
Ему было интересно, зачем они собрались здесь, когда их учитель отсутствовал, но спросить он не решился. Полоз поговорил с ребятами, и лицо его стало задумчивым и немного печальным, словно он тосковал о том времени, когда сам сидел на этих ступенях с грифельной доской на коленках.
Балуй. На берегу
Каждый вечер, в преддверии ранних сумерек, Есеня тащил Полоза посмотреть на море: шторм не утихал, ветер все так же выл и рвал с головы шапки, волны с грохотом разбивались о берег, и Есеня мог смотреть на это без конца. Если бы Полоз не волок его за руку обратно в город, он мог бы торчать на берегу всю ночь. Они всегда уходили за мыс — что толку любоваться морем сквозь лес мачт столпившихся в порту кораблей? Да и волны в бухте были ниже.
Их третий день в Урде ничем не отличался от остальных — они успели обойти весь город, и даже побывали за крепостной стеной, но Остромир еще не вернулся. Сегодня они отошли от города чуть дальше, за поворот скалистого берега, и Есеня, к своему восторгу, увидел на песке развалины старого корабля. Однако Полоз запретил ему лазить внутрь — прогнившие доски могли проломиться в любую минуту. И вообще, пустынным этот берег не был — кроме корабля, вдалеке стоял полуразвалившийся каркас какого-то деревянного сооружения и несколько сарайчиков вокруг него.
— Здесь когда-то был маяк, — пояснил Полоз и показал наверх — там действительно угадывались остатки разрушенной каменной башни, — тут лежит гряда рифов. Но сейчас башню построили в порту, и на ее вершине зажигают огонь, так что издали видно, куда нужно плыть.
Есеня посмотрел в море — волны здесь катились не так, как за поворотом — они пенились и вставали на дыбы, не достигнув берега.
— Пойдем назад. Холодно, — Полоз зябко повел плечами.
Есеня выторговал еще несколько минут на осмотр корабля, но он и сам продрог до костей на промозглом ветру, поэтому повернул к городу с видимым удовольствием. Они дошли до поворота, когда им навстречу из-за черной, нависшей над морем скалы, вышли четверо здоровых бородатых и вооруженных цепами парней. Намерения их, вообще-то, сомнений не вызывали, но Полоз, слегка отодвинув Есеню назад, показал рукой какой-то непонятный условный знак.
— Отдай золото и серебро, и останешься цел, — ответил на это тот, что стоял немного впереди.
— Своих не узнаешь? — усмехнулся Полоз.
— Нету для меня своих и чужих.
— Беги, Жмуренок! — крикнул Полоз и резко отпрыгнул в сторону, — беги!
Есеня увидел, как в его руке мелькнул цеп. Один из нападавших кинулся к Есене, и тот сначала отступил на пару шагов назад, а потом, сообразив, что у него могут отобрать медальон, развернулся и побежал к развалинам корабля. Полоз сшиб с ног разбойника, который бросился за Есеней — за грохотом моря Есеня едва расслышал его стон. Ноги вязли в песке, и каждую секунду он думал о том, что надо вернуться, помочь Полозу. Он нисколько не боялся драки с чужими разбойниками, напротив, после обучения у Полоза Есене не терпелось испытать себя на деле. Куда как сильней его пугала возможность снова остаться в одиночестве, в чужом городе, гораздо большем, чем Кобруч, и еще более далеком от дома. Но Полоз столько раз повторял, что его задача — быстро бегать, что ослушаться Есеня не рискнул.
Полоз победит, он должен победить — Есеня не столько верил в это, сколько на это надеялся. Он несколько раз оглядывался, и видел драку: Полоз не давал подойти к себе ближе чем на два шага — он владел своим оружием лучше нападавших. Никто не гнался за Есеней, и только потому, что Полоз прикрывал его отход.
Есеня слегка замедлил бег и снова подумал о том, что надо вернуться. В конце концов, он не выдержал и остановился, глядя по Полоза. Один из нападавших упал на одно колено, а потом, обхватив руками голову, медленно опустился на песок. Их осталось двое! Надо вернуться, вернуться!
Полоз дрался красиво. За его движениями нельзя было уследить, он играл тяжелым цепом, словно это был маленький, легкий кистень. Нож, зажатый в левой руке, иногда делал быстрые выпады вперед — ну точно как разящая змея. Как вдруг Есеня заметил, что разбойник, упавший на песок первым, приподнимается и замахивается для броска. Полоз не видел его, он теснил противников к скале.
— Сзади, Полоз, сзади! — крикнул Есеня, но его крик тут же унес ветер, и заглушило громыхание волн.
Разбойник замахнулся и метнул в Полоза свой цеп. Сил ему не хватило, удар получился легким и скользящим, с Полоза только шапка слетела, но на секунду — на одну маленькую секунду! — он оглянулся, позволив одному из противников зайти к нему слева.
Нож вылетел из его руки, кисть на миг рванулась вверх — цеп запросто мог перебить кости, и Есеня вскрикнул. В это время второй нападавший ударил цепом по другой руке Полоза, но промахнулся. Цепочки перепутались, Полоз вырвал оружие из рук разбойника, но опоздал — за тот миг, что он не мог защититься, прижимая левую руку к груди, тот разбойник, что стоял левей, обрушил ему на голову сокрушительный удар.
Цеп мог проломить железный доспех стражника, под его ударами проминались шлемы. Полоз не успел уклониться, принимая направленный в висок удар на теменную кость. Он упал, как подкошенный, лицом вниз, не вскрикнув и не взмахнув руками, никак не стараясь падение смягчить, и Есеня от ужаса не смог даже закричать. Он кинулся было к разбойникам, на ходу выдергивая поломанный нож из-под фуфайки, но разбойники и сами двинулись ему навстречу.
Если Полоз не смог с ними справиться, куда соваться ему! Они отберут медальон, и этим все закончится! Есеня развернулся и побежал к кораблю, чувствуя себя зайцем — таким же быстрым и таким же отважным.
У него имелось преимущество, да и бегал он хорошо. Еще разглядывая корабль, он заметил в борту провал и хотел в него залезть, но Полоз вытащил его оттуда, ухватив за ногу. В общем-то, Есеня был ему благодарен — внутри корабля отвратительно воняло, и доски изнутри покрывала мерзкая слизь. Теперь выбирать не приходилось. Он нырнул в дыру, тут же поскользнулся и съехал вниз, повалившись на спину: киль корабля глубоко зарылся в песок, и катиться пришлось довольно далеко.
Света внутри оказалось очень мало. Есеня, остановившись, ощупал доски вокруг себя — он лежал в вонючей луже. Если разбойники сунутся за ним, то попадут сюда же и тем же способом. Он поднялся, содрогаясь от отвращения — потревоженная вонь смердела так, что слезились глаза. Над головой зияло прямоугольное отверстие, из которого сочился тусклый свет, и Есеня поспешил уйти в сторону носа, туда, где света не было вообще. Несколько раз он то спотыкался, то бился головой о переборки, наконец, забрался в самый дальний угол и присел на корточки, надеясь слиться с бортом.
Тихий свист раздался около дыры, и Есеня увидел бородатую голову разбойника.
— Я туда не полезу. Если хочешь — можешь попробовать, — сказал он товарищу, — небось, полный трюм дохлых невольников.
Есеню едва не вырвало. Он пододвинулся повыше, чтобы ноги не касались грязной жижи.
— Да каких невольников! Рыбу они везли. Это просто тухлая рыба.
— А без разницы. Рыба, покойники — я не полезу.
Есеня зажал рот рукой и судорожно вдохнул. Действительно, никакой разницы — тухлая рыба ничем не лучше.
— Да нету у него ничего, кто такому шалопаю деньги-то доверять станет! — разбойники отошли от провала в борту и теперь шли в сторону Есени снаружи, — все у старшего было.
— А даже если и есть, оно того не стоит… — проворчал второй в ответ.
Есеня сидел в трюме долго. Не столько потому, что боялся разбойников, сколько из-за отвращения — вернуться к выходу можно было только по щиколотку в вонючей грязи. Он бы сидел там еще дольше, если бы не мысль о том, что Полоз, может быть, жив, и ему нужна помощь!
Разбойники ушли. А может, и спрятались за скалой, но Есеня решил об этом не думать. Он побежал к Полозу, не обращая внимания на отвратительный запах, преследующий его. Полоз! Пусть он будет жив! Пусть он будет жив!
До скалы оставалось не больше трех саженей, и Есеня видел кровь, которая текла на мокрый песок из головы Полоза, когда из-за скалы появилась темная