охранная фирма работала практически без проколов, Этот стал первым. И, по иронии судьбы, виновным в проколе оказался самый ценный их агент.
— Пустить на самотек означает ликвидировать Македонского, — осторожно заметил серенький.
Координатор не спешил с ответом. Налил себе и гостю еще коньяка, взвесил стопочку в руке.
— Но ведь вы сами только что сказали: наш герой выходит из-под контроля, — напомнил он.
— Это очевидно, — спокойно согласился собеседник.
— А это, естественно, вносит свои коррективы… Ваше здоровье! — выпив, хозяин продолжал: — Может быть, еще полностью не вышел, но уже на грани этого. Внутренне готов. Или вы считаете, что целесообразно ждать, пока произойдет непоправимое?
Доводы казались убедительными, но серенький тем не менее позволил себе возразить:
— Он целиком и полностью зависит от нас. И сам это прекрасно понимает. И уж наверняка понимает, что в следующий раз у него могут возникнуть серьезные неприятности. Что касается пресловутого Резо, то это частности, которые не носят принципиальный характер. Резо Балквадзе никогда не относился к серьезным криминальным фигурам и потому не мог интересовать нас всерьез. Проходной персонаж, не более того. Ну шлепнул он его, нанес, так сказать, упреждающий удар. Мне кажется, если еще разок на него хорошенько надавить, наш подопечный станет посговорчивей.
Координатор протянул ноги к огню в камине и тоном университетского профессора, поясняющего первокурснику очевидные вещи, произнес:
— Вы до конца не понимаете этого человека. Я беседовал с ним всего один раз — тогда, в Центре подготовки, в Казахстане. Правда, мы говорили долго, очень долго. Уже не помню дословно, что я говорил Солонику, но идея была такой: страх, который он должен внушать людям, — его главный капитал. Для этого у него были все задатки. Ему самому нравилось, когда его боятся. Я только подтолкнул вашего подопечного к этой мысли, и по его глазам я заметил, что он понял меня правильно. Более того, наверное, с этого момента мои слова стали его главной жизненной установкой. — Координатор поджал тонкие губы. — Если вы припоминаете первые этапы его разработки, то наверняка не забыли: мы делали из него не столько палача, суперкиллера, не знающего промаха и жалости, сколько эдакую крошку Цахес, пугало, жупел, которым удобно пугать любого. Будешь себя плохо вести — придет плохой дядя с большим черным пистолетом и застрелит тебя. Психологический фактор, искусственное нагнетание истерии. Плюс, конечно, страшная и одновременно красивая легенда. Люди, какими бы они ни были, всегда боятся того, что выше их понимания. И Солоник это прекрасно усвоил. Достаточно было одного его появления в тель-авивском офисе Гринберга — я и есть тот самый великий и ужасный Саша Македонский, чтобы кидала, едва не описавшись, отдал деньги. А теперь, боюсь, нашим общим другом овладела мания величия. Он всерьез считает, что неуязвим и всесилен. Как вы считаете — нужен нам в целом „С-4“, в частности, агент с ярко выраженной манией величия?
Куратор пожал плечами.
— Но все-таки Македонский — самое ценное, что у нас есть.
— Теперь в России единственное мерило ценностей — это деньги, — Координатор жестко взглянул на собеседника. — Деньги и власть, что, впрочем, одно и то же. А он свое отработал с лихвой. И в дальнейшем может принести куда больше вреда, чем пользы. И теперь главное, как мне кажется, не упустить момент.
— Что вы предлагаете? — серенький уже прокручивал в голове возможные варианты продолжения беседы.
— Ничего. Пока ничего. Но информацию о командировке руоповцев в Грецию и о том, что там теперь находится Сергей Свечников, прошу учесть. Кто там у нас на очереди — Самсонов — младший?
— Да, мы уже беседовали об этом в прошлый раз, — сообщил Куратор. Солоник „исполняет“ его якобы от шадринских, на которых мы потом и переводим стрелки. В результате смерти Виталия Самсонова клинские распадутся на несколько мелких бригад, что даст детективам возможность переловить их поодиночке. Чтобы отрапортовать о проделанной работе, а также для успокоения общественного мнения РУОП вплотную займется шадринскими и наверняка пересажает всех. Большинство коммерсантов, бывших до сего времени и под теми, и под другими, перейдут под нашу фирму. Таким образом, никто не останется в накладе.
Аналитический расклад Куратора, как обычно, выглядел на редкость грамотным. Хозяин особняка в знак одобрения медленно и важно кивнул головой.
— Все правильно. Теперь насчет Македонского. Когда мы его приметили и стали готовить, он был одним человеком, но теперь он совсем другой… Люди меняются, и обычно не в лучшую сторону. И такой, как теперь, он нам, по-видимому, не нужен.
Большего собеседнику не требовалось. Слова „по-видимому, не нужен“ решили все.
Таким образом, акция по ликвидации лидера клинской оргпреступной группировки Виталия Самсонова должна была стать последней в биографии суперкиллера. По крайней мере, санкционированной его хозяевами…
Новый, 1997 год начался для Македонского отлично: в Афины приехала Наташа Крылова.
Предыдущий месяц выдался для нее напряженным: много работы, постоянные разъезды плюс приятные предновогодние хлопоты.
— Все почему-то думают, что фотомодели и манекенщицы полжизни проводят на Канарах да Багамах. А я вот никогда прежде не была за границей, честно призналась она, поцеловав Сашу в щеку и почему-то покраснев. Мама и отчим с трудом отпустили. Сказала — к замужней подруге на пару дней.
Встречу отмечали шумно и весело. По этому случаю Саша позволил себе выпить целую бутылку шампанского. В голове приятно шумело, и Солоник, вспомнив о Валере, решил проверить, насколько у того полное с ним сходство.
— Обожди минутку, — произнес он и, поднявшись из-за стола, поднялся наверх.
Горчаков не принимал участия в веселье — канун праздника он отметил в близлежащем недорогом ресторане. Вернувшись на виллу с бутылкой вина, закуской и какой-то долговязой чернявой девицей, сразу же заперся на третьем этаже.
Впрочем, девица вскоре была отпущена, и теперь двойник, сидя перед телевизором, по старой, еще советской традиции смотрел „Голубой огонек“, транслировавшийся по спутнику из России.
— Валера, с наступившим! — приветствовал его Саша с улыбкой. Так улыбаются лишь действительно счастливые люди. — Можно тебя на минуточку вниз?
Тот с готовностью поднялся, с чувством пожав протянутую руку.
— Спасибо, тебя так же… Что, у тебя там гости?
Солоник кратко рассказал о своем плане. К нему приехала девчонка из России, в будущем невеста, и он хочет, во-первых, разыграть ее, а во-вторых, сам убедиться в полной идентичности себя и двойника.
— Хорошо, — тут же согласился Горчаков. — Только я переоденусь…
Саша заранее продублировал для двойника свой гардероб. Спустя несколько минут Солоник и его зеркальная копия уже стояли на лестнице, ведущей в гостиную на первом этаже.
— Спустись, присядь за стол и скажи чтонибудь. Ее зовут Наташа, она из Москвы, фотомодель. „Мисс Россия-96“, кстати говоря. И не забудь, что вы уже давно знакомы. Раскованней, раскованней! А я посмотрю, что у тебя получится.
Горчаков спустился вниз, а Солоник, спрятавшись на лестнице, принялся наблюдать за разыгравшейся сценой.
— Сашенька, что же ты так долго? — воскликнула девушка при появлении двойника. — Иди ко мне, а то я уже скучаю.
Тот, кого Наташа назвала Сашей, как ни в чем не бывало подсел к ней и, приобняв за талию, принялся целовать взасос. И она отвечала на поцелуи. Откуда Наташе было знать, что это совсем не тот человек, за которого она его принимает!
Кровь бросилась в лицо Солонику. Покинув свое укрытие, он мгновенно спустился в гостиную и без церемоний оторвал двойника от девушки.
Та испуганно взглянула сперва на него, а затем на его зеркальное отображение, с которым только что целовалась. И страшно побледнела.
— Саша, у тебя что, брат-близнец? — с трудом произнесла Наташа.
— Это мой двойник, — объяснил Македонский, испепеляя того взглядом.
— А зачем это тебе? — испуганным шепотом спросила девушка.
— Кино про меня будут снимать, — ответил Солоник. — Он мелкий актеришка, я его на пробы взял.
Схватил Горчакова за локоть и потащил наверх.
— Ты что себе позволяешь, а? — возмутился оскорбленный в лучших чувствах Македонский.
— Ты мне сам только что сказал, что мы с ней давно знакомы, и попросил, чтобы я был раскованней, — спокойно напомнил тот.
И выразительно посмотрел на хозяина.
„А может быть, это не я твой двойник, а ты — мой?!..“ — явственно читалось в его взгляде, и Саша впервые подумал, что раньше он явно недооценивал этого человека…
Конечно, тогда, в первый день нового, 1997 года Саша должен был признать, что сам был неправ, и прежде всего перед Наташей. Он, естественно, извинился, и извинения были приняты. Но неприятный осадок после случившегося остался у него надолго.
Солоник думал о происшедшем едва ли не неделю. Проводив Наташу Крылову в аэропорт, он сообщил ей, что в конце января, возможно, прибудет в Москву.
— Вот и хорошо, — обрадовалась та. — У меня двадцать пятого как раз выступление, показ итальянской обуви на выставке „Консумэкспо“. Ты как прилетишь, сразу же мне звони.
Из аэропорта Эллиникон Македонский отправился домой. Ему не терпелось серьезно поговорить с Горчаковым, но при Наташе делать это было как-то не с руки. Настроение у Солоника было мрачным, но он был исполнен решимости. Взгляд стал тяжелым, губы плотно сжатыми, движения необычно резкими.
Валера, наоборот, выглядел спокойным. Поздоровался как ни в чем не бывало и уселся в кресло, выжидательно поглядывая на хозяина. Саша сразу перешел к делу.
— Тебе не кажется, что ты много себе позволяешь? — спросил он резко.
— В каком смысле? — И, не дождавшись ответа, сам задал вопрос: — Ты все о той девчонке?
— Нет, о тебе, — процедил Солоник.
— А в чем дело?
— Сам знаешь, в чем.
— Прости, если я в чем-то неправ… — пошел тот на попятную. — Только в чем именно, не понимаю. Может быть, объяснишь?
Македонский и сам не мог сказать, в чем же неправ Горчаков. Его попросили спуститься вниз и изобразить его, Сашу, что он и выполнил. Предупредили, чтобы он вел себя естественно и раскованно, и он это честно исполнил.
