новом облике — Александра Македонского.
Перед мысленным взором пронеслась длинная череда суматошных дней и событий безвозвратно минувшего прошлого: что-то он, Александр Солоник, знал наверняка, о чем-то лишь догадывался, а о чем-то приходилось только предполагать.
Впрочем, за достоверность предположений никто не мог поручиться в точности, даже он сам…
Глава 1
15 мая 1988 года в 17 часов 34 минуты по московскому времени у офиса влиятельного коммерческого банка в самом центре Москвы остановился роскошный темно-синий «Мерседес» с тонированными антрацитно-черными стеклами. Вне сомнения, владелец машины был человеком серьезным, влиятельным и далеко не бедным — а значит, по теперешним неспокойным временам имел все основания опасаться за свою жизнь. Именно потому «Мерседес» внешне выглядел тяжеловато, что вообще характерно для бронированных машин. Позади вызывающе шикарного автомобиля катила скромная, неприметная в московской автомобильной сутолоке молочная «девятка» с вооруженной охраной.
Дверца автомобиля медленно открылась, и из него вышел тщательно причесанный вальяжный господин: клубный пиджак с золотыми пуговицами, дорогой «Ролекс» на запястье, отливающая тусклым золотом заколка стодолларового галстука, самодовольное лицо, подчеркнутая уверенность движений — все это свидетельствовало о том, что посетитель банка — человек явно преуспевающий.
Обладатель клубного пиджака сделал водителю и охране привычный знак рукой: ждите тут, я ненадолго. Остановился, брезгливо поморщился, вдыхая пахнущий бензином и гудроном воздух, и, толкнув стеклянную дверь офиса, вошел внутрь.
Охране и водителю действительно не пришлось скучать: хозяин пробыл в банке совсем недолго — в 17 часов 52 минуты он уже возвратился. Выходил господин из офиса не один — рядом, подчеркнуто демонстрируя почтительность, семенил невысокий верткий молодой человек, по виду мелкий клерк. Он что-то доказывал визитеру, но тот, казалось, его не слушал, но механически кивал головой, поддакивал, а мыслями, видимо, был где-то далеко.
Не доходя нескольких метров до «Мерседеса», они остановились. Лицо молодого приобрело жалкое и просительное выражение — дескать, обождите хоть минуточку, я еще не все сказал.
Хозяин «Мерседеса» повернул к спутнику холеное лицо, но в этот момент нечто совершенно неожиданное заставило его резко обернуться в сторону…
Пронзительно скрипнули тормоза, и на противоположной стороне тихой улочки остановилась потрепанная зеленая «копейка» с номерным знаком, облепленным жидкой грязью. Стекло задней дверцы быстро опустилось, и оттуда мгновенно высунулся тупой ствол «калашникова» с пламегасителем. И тут же гулкая очередь пропорола обманчивую тишину спокойной московской улицы. Мужчина в клубном пиджаке нелепо взмахнул руками, словно хватаясь за воздух, но, отброшенный пулями, свалился на бетонные плиты. Несколько одиночных выстрелов — и молодой спутник уже лежал под передним колесом «Мерседеса» с простреленной головой.
Все произошло молниеносно. Охрана, не сориентировавшись в обстановке, так и не успела что-либо предпринять. Спустя несколько секунд со стороны зеленой «копейки» что-то протяжно ухнуло — с таким звуком обычно стреляет армейский гранатомет. В белую «девятку» охранников ударил плотный огненный смерч, и машина сопровождения, перевернувшись набок, мгновенно загорелась.
Расправа заняла не более двадцати-тридцати секунд — в 17 часов 56 минут зеленая «копейка», взвизгнув по асфальту протекторами, набирая скорость, уже уносилась с места трагедии…
Пожилой мужчина явно начальственного экстерьера, взяв в руки пульт дистанционного управления, щелкнул кнопкой «стоп-кадра» — картинка горящей машины охраны застыла на огромном телеэкране.
Удивительно, но расстрел преуспевающего банкира и взрыв машины сопровождения, произошедшие вчера возле известного в Москве коммерческого банка, удалось случайно записать на видеопленку: сразу несколько скрытых камер наружного видеоконтроля бесстрастно фиксировали трагедию. Кадры эти и стали основными вещественными доказательствами.
Пожилой мужчина вновь перемотал кассету, в который раз сосредоточенно просматривая террористическую акцию. Нажимал на «стоп», фиксируя малейшие детали. Вновь перематывал пленку назад, сверял цифры минут и секунд, мерцающие в правом нижнем углу кадра. Казалось, он хотел найти что-то новое, то, что сразу не бросалось в глаза, но тем не менее способное пролить свет на то, что произошло. Ему хотелось рассмотреть исполнителей, но — тщетно.
Ничего нового: ничем не примечательная зеленая «копейка», ствол автомата, выглядевший в кадре немного смазанным, окровавленные бетонные плиты перед офисом, столб огня над молочной «девяткой»…
Щелчок кнопки дистанционного пульта — изображение, стянувшись в одну микроскопическую точку, исчезло.
— Явно профессионалы, — вздохнул пожилой мужчина и, повертев пульт в руках, положил его на телевизор. Затем неторопливо прошелся по кабинету, задумчиво изучая узор ковровой дорожки, ведшей от огромного стола к двери мореного дуба.
Дойдя до книжного шкафа, он мельком взглянул на собственное отражение в стекле. Хозяину кабинета обычно нравился собственный интеллигентный вид, более подходящий университетскому профессору, нежели ответственному государственному лицу, — и хорошо отточенная мягкость движений, и тонкие поджатые губы, и большие, хотя и глубоко посаженные глаза… Но теперь он выглядел слишком усталым и потому остался недовольным собой. Сердито отвернулся от собственного отражения и, пытаясь сосредоточиться, окинул взглядом привычную обстановку кабинета.
Над столом, покрытым зеленым сукном, с четырьмя телефонами и дорогим письменным прибором висел огромный портрет Дзержинского. На окнах — гофрированные белые занавески. Обстановку кабинета дополняли несгораемый шкаф у двери в комнату отдыха, машинка для уничтожения бумаг в углу, пара кресел, стулья… Неприязненно взглянув на Железного Феликса, хозяин всего этого казенного великолепия вновь вернулся к столу и погрузился в чтение служебных бумаг…
Сегодня у этого человека были все основания для скверного настроения. Неделю назад ему, генерал-майору, заместителю начальника Главка Центрального аппарата КГБ СССР было поручено составить подробный меморандум по общей картине организованной преступности и криминогенной ситуации и вынести резюме. Вообще-то структура, именуемая в просторечии бессмысленно-пугающим словом «органы», в прежние времена, как правило, не занималась ничем подобным: для борьбы с преступностью существуют младшие братья из милиции. Но теперь самое высокое начальство пришло к выводу, что отечественный криминалитет, именуемый в последнее время модным заграничным словечком «мафия», превратился в столь серьезную силу, что стал угрожать самим основам государственности. Именно поэтому стратегические вопросы и были переданы в ведение структуры, отвечавшей за государственную безопасность. Были, конечно, и другие причины: в прессе, на телевидении и в Верховном Совете советских чекистов не ругал только ленивый — от бывшего коллеги, генерала Олега Калугина, до школьных уборщиц. Ничего не поделаешь, веяние времени, — к подобному следовало относиться как к стихийному бедствию. Правда, тут, на Лубянке, на здоровую и нездоровую критику реагировали весьма болезненно; накал общественных страстей мог спровоцировать соответствующие оргвыводы. И потому необходимо было во что бы то ни стало доказать общественную и государственную полезность «конторы» в ее теперешнем состоянии. Руководство Комитета схватилось за оргпреступность железной хваткой: это был реальный шанс сохранить штаты, размеры финансирования, поддержать пошатнувшийся авторитет «органов». А еще — изменить невыгодный имидж «душителей демократии», «тайной полиции» и «опричников» на более привлекательный — «неподкупных рыцарей по борьбе с мафией».
Многоопытные чекистские аналитики однозначно просчитали наиболее вероятный сценарий дальнейших событий: еще несколько лет — и лидеры этой самой отечественной мафии превратятся в одну из самых влиятельных сил в стране, которая неотвратимо катится в пучину бандитского беспредела.
Генерал-майору КГБ, известному на Лубянке под оперативным псевдонимом Координатор, предстояло изучить предоставленные референтурой совсекретные документы и видеозаписи (одну из которых он только что просматривал) и составить подробный меморандум на имя председателя Комитета.
Документы, видеозаписи и аналитические прогнозы изучались им долго и предельно тщательно. Чем подробней прояснялась общая картина, тем мрачней вырисовывалась ситуация. И не только будущая, но и сиюминутная. Не зря вся документация имела грифы «совершенно секретно» и «особой важности». Попади она в прессу — и вселенский скандал неминуем.
Казалось, бандиты имеют все: совершенную спецтехнику, транспорт, оружие, деньги, многочисленные связи среди коррумпированных сотрудников МВД и прокуратуры, наемных профессионалов, многие из которых, кстати говоря, переметнулись в криминальные структуры из «компетентных органов»…
Большинство серьезных преступлений, как правило, переходили в разряд «висяков» — явно заказные убийства, дерзкие «наезды» на бизнесменов, умышленное уничтожение материальных ценностей…
Но даже в редких случаях поимки бандитов посадить их весьма проблематично. Свидетели, если таковые и есть, грамотно запугиваются, вещдоки исчезают, продажные милицейские следователи профессионально разваливают дела, нищие судьи и прокуроры покупаются на корню, как и руководство Главного управления исправительно-трудовых учреждений. Зоны всех четырех режимов (общий, строгий, специальный и тюремный) давно уже превратились в школы профессиональной преступности: авторитеты криминального мира, попадавшие в места лишения свободы из разных регионов страны, во время отсидки делятся опытом «работы», авторитеты умудряются руководить происходящими на «вольняшке» процессами и из-за колючей проволоки.
Черновик меморандума был почти составлен: картина получалась достаточно устрашающей. Но главного — резюме, то есть действительно серьезного рецепта борьбы, Координатор выдать так и не смог.
Ужесточить пенитенциарную систему?
Такое уже было в начале шестидесятых, когда Хрущев обещал раз и навсегда покончить с профессиональной преступностью. Тогда неподалеку от Соликамска была организована экспериментальная зона тюремного режима — и поныне печально известный «Белый Лебедь». Именно здесь выработалась практически безошибочная методика борьбы с так называемой отрицаловкой.
Блатные авторитеты из близлежащих лагерей свозились в несколько бараков, отгороженных от остальных и от промзоны. Естественно, паханы выбирали из своей среды самого грамотного и влиятельного. Едва только на зоне утверждалась власть пахана, как его тут же переводили в БУР, то есть в барак усиленного режима, а на его место тут же привозили другого пахана с другими «жуликами» и «торпедами» (так называется воровское окружение). После утверждения власти новоиспеченного главаря и его друзей помещали вместе со старым паханом и соответственно его друзьями. Как следствие начиналась борьба за власть. Попытки массовых бунтов посредством засылки «маляв» в другие зоны и на этапы пресекались бесповоротно и на корню. После жестокого кровопролития между старым и новым паханом побеждал, по Дарвину, сильнейший, трупы хоронились на кладбище зоны, а в нее по этапу тем временем уже направляли очередного пахана со своими «торпедами»…
