Эмма, рассеянно кивнув, перешла к следующей картине — работе Туссена.
— А вы знаете, Ричард пробовал заниматься живописью.
— Нет, я не знала об этом! — Джиллиан была удивлена. — Он ни слова не говорил о своих занятиях.
— Вероятно, нет. Это было давно. Пожалуй, он с тех пор и не брался за кисть. Как я понимаю, отец считал живопись неподходящим делом для будущего графа. Я узнала об этом случайно, потому что нашла некоторые картины Ричарда после смерти отца. Молли мне их показала.
— Молли?
— Наша горничная. — Эмма виновато улыбнулась. — Наша единственная горничная. Она живет у нас, сколько я себя помню. Во всяком случае, она уверяла, что мама поощряла занятия Ричарда живописью. Когда она умерла, отец запретил ему это, и они поссорились. Отец, кажется, наговорил Ричарду ужасных вещей, но Молли так и не сказала, каких именно. Я подозреваю, что как раз по этой причине мы редко видели брата после смерти мамы. — Эмма кивнула в сторону пейзажа. — Это полотно напоминает мне его картины. Но они, разумеется, далеко не так хороши.
Итак, Ричард тоже когда-то занимался живописью. Неудивительно, что его суждения так проницательны.
Эмма приблизила лицо к полотну, словно бы изучая технику живописца. Джиллиан видела подобное выражение на лицах художников, вглядывающихся в работы собратьев по искусству. Быть может, все семейство Ричарда наделено творческими способностями?
— А вы рисуете, Эмма?
— Акварели, — равнодушно ответила та. — Я предпочла бы живопись маслом, но Ричард считает это неподходящим занятием для женщины.
— Вот как?
— Да. Он утверждает, что у женщин недостает темперамента для такой живописи, поскольку это большое искусство. Нам, по его мнению, больше подходит менее сложная техника акварели.
— Он так считает? Скажите, как интересно! — В самом деле интересно, но еще более — досадно! — По-моему, Ричард не прав.
— Я всегда так думала, — со смехом согласилась Эмма.
— Да, и я могу это доказать. — Джиллиан минуту подумала. Ничего страшного, если она поделится с Эммой своей маленькой тайной. Ей определенно нравилась эта девушка, безусловно, достойная доверия — хотя бы для подобного секрета. — Идемте со мной. Я хочу вам что-то показать.
Она повела Эмму вверх по лестнице к своей спальне и широко распахнула дверь. Серия из четырех не слишком больших картин висела на стене против входа. Единственные произведения искусства в комнате.
Эмма ахнула.
С того места в дверях, где они обе стояли, картины казались созданными из света, а не написанными красками на холсте. Предвечернее солнце словно пронизывало их, исходило из них, а не проникало сюда отраженным от стекол противоположного дома.
— Они изумительны, — благоговейно произнесла Эмма, подходя ближе к картинам.
— Это верно, — с улыбкой согласилась Джиллиан.
На первый взгляд, брошенный от входа в комнату, то были простые сюжеты: две картины изображали английский сельский пейзаж, две другие — море у скалистых берегов, и присущая всем им поразительная иллюзия света свидетельствовала, что эти в высшей степени талантливые вещи написаны одной и той же рукой. Однако Джиллиан знала, что только с более близкого расстояния можно уловить самую суть изображений. То были и в самом деле пейзажи, но пейзажи неземные. В высокой степени идеализированные, они изображали жизнь такой, какой она должна быть, — исполненной божественного смысла и дивной радости. Едва она увидела эти картины, они затронули самую ее душу, Эмма остановилась в нескольких футах от стены и смотрела. Когда она заговорила, в голосе у нее прозвучало глубокое восхищение.
— Какие необыкновенные вещи, они испускают собственный свет. Хочется протянуть к ним руки и увидеть, как этот свет упадет на них.
Джиллиан мягко рассмеялась.
— Не упадет. Я пробовала.
Эмма примолкла, погрузившись в восприятие картин и те чувства, которые это вызывало. Джиллиан хорошо помнила то время, когда увидела картины впервые, — она тогда большей частью размышляла о том, что ей делать после смерти мужа, и часто испытывала желание обрести смелость и совершить в реальности то, что совершалось в ее душе.
— Картины написаны женщиной, не правда ли?
— Да, — кивнула Джиллиан.
Эмма не сводила глаз с картин.
— Кто она была?
— Я почти ничего не знаю о ней. Только то, что она происходила из знатной семьи и порвала все родственные связи ради того, чтобы заниматься искусством. Она умерла в одиночестве и нищете задолго до того, как я наткнулась на эти картины. Я приобрела их у торговца, который уверял, что получил их от родственника, но я сомневаюсь в правдивости этого объяснения. Несмотря на их великолепие, мне они достались за бесценок. — Джиллиан усмехнулась. — Они были написаны неизвестной женщиной, и потому продавец не считал их ценными. Он был счастлив отделаться от них и даже не знал имени художницы. Не знаю его и я. На уголке каждого холста стоят инициалы, но мне они ничего не говорят.
Эмма посмотрела на нее с любопытством.
— Эти картины очень многое значат для вас?
— О да.
Джиллиан помолчала. Робин и Кит видели картины, но она не поведала им, какую роль они сыграли в ее жизни. А те, само собой, не спрашивали, и не подозревая, что для Джиллиан их ценность — вне пределов чисто эстетических. Она никому не говорила о подлинных чувствах, которые возникали, когда она смотрела на полотна, и не вполне отдавала себе отчет в том, почему доверилась Эмме. Возможно, потому, что та была женщиной. Или художницей. А быть может, и по обеим причинам.
Глубоко вздохнув, она заговорила:
— Когда мой муж Чарлз умер, я тоже как бы умерла. По правде говоря, я хотела бы этого. Вначале я могла только плакать, потом — только спать, потом наступило время, когда я ничего не могла делать. Видимо, я тогда была не в своем уме. — Джиллиан обхватила себя руками за плечи и продолжала: — Мои родные и два очень близких друга — завтра вы с ними познакомитесь — вели тогда себя замечательно. Они неустанно внушали мне, что я должна продолжать жить, но мне этого совсем не хотелось. Ради них я притворялась, изображала, что живу: ездила на балы и в театры, говорила правильные вещи. Сама я чувствовала себя чем-то вроде привидения, призрака, который на самом деле не существует. Я обитала как бы в пустоте. Вам понятно это?
— Думаю, что да. — Эмма задумчиво кивнула. — Продолжайте, пожалуйста.
Джиллиан вернулась мыслями к прошедшим годам.
— С течением времени я обнаружила, что меня все больше тянет на концерты и в картинные галереи. Поняла, что на несколько часов я могу уйти от своей жизни в мир музыки и еще охотнее — в мир изобразительных искусств. Когда я наткнулась на эти картины — совершенно случайно, напоминаю вам, — они затронули меня совершенно по-особому. — Джиллиан перевела взгляд на морской пейзаж. — Они, казалось, трепетали, были живыми — более живыми, чем я. Не могу сказать в точности, что со мной произошло. — Джиллиан помолчала, собираясь с мыслями. — Я смотрела на картины и чувствовала запах моря, ощущала брызги морской воды или свежесть весны в деревне. Минуту я была как во сне, а потом пробудилась. Мир вокруг меня снова стал надежным и реальным, а я снова оказалась живой, какой не была со дня смерти Чарлза.
Эмма молча смотрела на нее. Джиллиан принужденно засмеялась.
— Это все еще выглядит как безумие?
— Нисколько. — Едва заметная улыбка приподняла утачки губ Эммы. — Каждый из нас справляется
