вечерком распивает со своим муженьком водочку, настоянную на лечебных травах.
— Это она нам дверь открыла — такая высокая, в русском сарафане? — спросила Луша.
— Ну да, у них же теперь бизнес, — усмехнулась Эвелина Павловна, — на теткиного целителя большой спрос. Рекламу в газетах видели — старец Афанасий? Так это он и есть…
Она снова сорвалась с места и стала бегать по комнате.
— Еще Мишка — алкоголик на мою голову. Старец его лечит, так лучше бы он этого не делал. Он когда пьет, то тихий, только по утрам денег на пиво просит. А когда у него трезвый период, то все ко мне пристает. Давай, говорит, Эвелина, поженимся, я пить совсем брошу, сменяем наши две комнаты на однокомнатную квартирку, нет, ну вы представляете?
Тут она снова хрипло захохотала, как гиена, и я не выдержала и присоединилась к ней.
— Ладно, девочки, успокойтесь, — воззвала Луша, — все-таки, где нам вашего бывшего мужа искать? По старому адресу?
— Я ничего про него не знаю и знать не хочу! — отрезала Эвелина. — Он мне всю жизнь покалечил. Если бы он меня от мужа не сманил, я бы сейчас в Америке жила на всем готовом!
Оказалось, что первый муж Эвелины Павловны, оставшись один, полностью окунулся в научную работу, закончил наконец диссертацию, послал свое резюме во все медицинские центры США и вскоре уехал туда работать по контракту в небольшой город, она даже не знает точно какой.
Эвелина снова трясущимися руками закурила сигарету.
— Может, все-таки валерьяночки? — Луша пошла по второму заходу.
— Я сама врач! — привычно буркнула Эвелина. — Какая уж тут валерьянка, мне даже тазепам не помогает!
— Телефончик не подскажете, тот, что в квартире на Пушкинской? — не отступала Луша.
Эвелина зарычала, и мне показалось, что сейчас она бросится на Лушу. Но та посмотрела на разозленную хозяйку кротким взглядом, и Эвелина продиктовала телефон по памяти.
— Идем скорее отсюда, — шепнула Луша, — как бы она нас не покусала…
— Последний вопрос, — вклинилась я, — вот вы своего мужа бывшего так ненавидите.., то есть, конечно, я понимаю, у вас есть веские причины для этого.., но скажите, отчего вы после развода оставили его фамилию? Зачем вам такое напоминание?
— Понимаете, — Эвелина Павловна неожиданно успокоилась, и даже глаз перестал дергаться и руки больше не тряслись, — фамилия моего первого мужа была Крысюк. А он такой самолюбивый был, хотел дать мне и дочери свою фамилию. Вот мы все и были Крысюками. Вы только представьте: на дверях кабинета написано: врач Крысюк Э. П. Или в сочетании с моим именем: Эвелина Крысюк! — Она засмеялась вполне нормально, даже приятный такой был смех.
— Да уж, — пробормотала я, — убийственное сочетание.
— И вот, когда мы с Михаилом поженились, я и дочку на его фамилию перевела, хлопотала долго. Так что потом решила заново не заморачиваться, дочка против была, ей надоело фамилии менять.
Выйдя из квартиры Эвелины Павловны, я заметила, что у меня самой начали заметно дрожать руки.
— Луша, — пожаловалась я, — кажется, нервные болезни очень заразны. Эта мадам Сыроенкова номер два явно заразилась от своих пациентов, а я — подхватила заразу от нее. Вон как руки трясутся.
— Ничего не от пациентов, — возразила Луша, — это у нее от воспоминаний о дорогом муже припадки начинаются. А ты просто за компанию с ней начала трястись. Дурной пример заразителен!
Я позвонила по мобильному телефону в злополучную квартиру на Пушкинской, но мне там ответили, что никаких Сыроенковых они знать не знают, и на вопрос, не менялись ли они, тот же голос ответил, что они-то не менялись, а вот номер телефона у них поменялся, что живут они не на Пушкинской и больше ни о чем понятия не имеют.
— Едем сейчас туда, ведь недалеко совсем! — взмолилась Луша.
С ней не поспоришь, и мы рванули на Пушкинскую.
Дом номер тринадцать оказался небольшим таким уютным трехэтажным особнячком, отделанным как игрушечка. В этом доме было всего два подъезда взглянув на которые я почти не сомневалась, что Михаила Степановича Сыроенкова мы по этому адресу не обнаружим.
Дело в том, что подъезды имели очень официальный вид и были увешаны вывесками разных небольших коммерческих фирм.
Пока я читала вывески, Луша, не тратя времени даром, расспрашивала дворничиху, которая очень кстати толклась возле дома и поднимала пыль сухой метлой. Она вся была поглощена этим малоэффективным занятием, но при виде Луши тотчас облокотилась на метлу и расположилась поболтать.
От дворничихи мы узнали, что этот дом, и верно, был раньше жилой, но потом одна фирма откупила весь первый этаж под офис, и жильцы, конечно, жаловались', потому что ходило множество людей весь день и сотрудники фирмы парковали машины прямо возле подъездов. Понемногу, однако, жильцы стали съезжать, и в доме появлялись все новые офисы, пока и вовсе не осталось жилых квартир.
— А в восьмой квартире что сейчас? — заикнулась Луша.
Дворничиха немного подумала, посмотрела на окна, что-то подсчитала в уме и сообщила, что в бывшей восьмой совместно с девятой сейчас, наверное, фирма «Циркон». А может, и не «Циркон», она не уверена, потому что память стала не та…
Правильно поняв заминку в разговоре, я сунула в руку заслуженного работника метлы пятидесятирублевую бумажку, что очень освежило натруженную дворничихину память, и она с уверенностью сказала, что точно, фирма «Циркон».
Мы поднялись на третий этаж и осведомились у девушки в приемной, давно ли существует их фирма и не знает ли она, что стало с хозяином квартиры, где фирма устроила офис?
Девушка оказалась очень воспитанной. Она не стала гнать нас из приемной и утверждать, что мы мешаем ей работать. Напротив, она очень вежливо ответила, что фирма существует достаточно давно, что в этот офис они переехали три года назад и что до них помещением владела фирма «Лиана». Фамилия Сыроенков симпатичной девушке тоже ни о чем не говорила.
— Вот что, Луша, — заговорила я, когда мы снова очутились на улице, — мне это надоело!
— Ты что — призываешь меня бросить это дело? — тут же ощетинилась тетка.
— А что нам остается делать? — разозлилась, в свою очередь, я. — Носиться по городу в поисках очередной мадам Сыроенковой? Они мне осточертели, хотя должна признать, что бывший муж обошелся с ними по-свински…
— Ну, это мне очень напоминает сказку о золотой рыбке, — начала Луша, — видишь ли, если бы они не пошли у него на поводу и не поддались чувству жадности…
— Человек всегда ищет, где лучше, — не согласилась я, — но оставим в стороне их судьбу. Мне не совсем понятно, каким образом в этом деле замешан Михаил Степанович. Эвелина правильно сказала, у него другой профиль. Он улучшает свою жилплощадь за счет жен.
— Он — брачный аферист! — высказалась Луша. — Возможно, пообщавшись с мадам Сыроенковой номер три, мы наконец его найдем…
— Я не уверена, что последняя дама в нашем списке является его третьей женой, — заупрямилась я, — и хватит об этом!
— Ты хочешь есть и оттого злишься, — грустно констатировала Луша, и мне стало стыдно.
Тем временем мы вышли на Невский, до которого и вправду рукой подать, и Луша затащила меня в кафе, взяла там два кофе и пирожные.
— Луша, мы поступили очень глупо, когда ввязались в это дело, — упрямо начала я, откусывая от корзиночки, — мы украли из банковского сейфа завещание, спрятали его в ненадежном месте. Мы все равно не смогли никому помочь, а только запутали дело. И мы ничего не узнали.
— Напротив, — возразила Луша, — возможно, мы и поступили глупо, но не тогда, когда украли завещание из сейфа. Таким образом, оно не попало к бандитам и спокойно полежит, пока его не востребуют. Потому что место, где мы его спрятали, очень надежное. Вот как ты думаешь, сколько лет висит
