— Вот, прямо от себя отрываю! Ну, ты, конечно, женщина аккуратная, не порвешь, не запачкаешь. А так вещи-то совсем новые, еще и десяти лет не относила.
Луша вернулась в свою квартиру с весьма натянутой физиономией.
— Представляю, что она мне дала! — переживала она, развязывая узелок Анны Степановны.
Однако суровая действительность превзошла все ее самые смелые ожидания.
В узелке обнаружилось до предела вылинявшее ситцевое платье в мелкий невзрачный цветочек, на который не польстилась бы самая непритязательная пчела, поношенная кофточка из детской бумазеи и доисторический темно-коричневый платочек.
— Я это никогда не надену, — произнесла Луша с несгибаемой твердостью красной партизанки.
— Наденешь, — ответила я в том же духе, — я в твоем махровом полотенце под костюмом щеголяла? И ты это наденешь.
Луша поняла, что я буду непреклонна, тяжело вздохнула и начала переодеваться.
— Ну, может, платочек не обязательно? — заискивающе взглянула она на меня, облачившись в старорежимное ситцевое платье, которое явно помнило еще первые пятилетки и ликвидацию кулачества.
— Обязательно! — сурово заявила я. — Платочек — это как раз самое главное! Без платочка ты сразу проявляешь свою истинную сущность! Тогда уж прямо можно в платье от Шанель идти!
— Далось тебе это платье! — чуть не со слезами прошептала Луша, повязывая платочек.
— Как ты повязываешь платок? — ужаснулась я. — Так только рокеры и байкеры свои банданы повязывают!
— Да откуда я знаю, как этот чертов платок повязывать! В жизни их не носила.., не думала, что на старости лет родная племянница заставит…
— Во-первых, не родная, а внучатая, — язвительно поправила я, — а во-вторых, ты хочешь добиться достоверного образа?
— Ну, хочу! — Она тяжело вздохнула и перевязала косынку.
— Ну вот, теперь ничего, — придирчиво осмотрела я Лушу.
— Велико же, болтается все! — простонала она, в ужасе взглянув в высокое зеркало.
— Это ничего, еще даже лучше. Подумают, что ты от голода совсем исхудала, с тебя уже собственная одежда сваливается… Но все-таки чего-то не хватает, нужен еще один завершающий штрих!
Я вспомнила, как Луша заставила меня надеть очки с простыми стеклами, и решила ответить ей достойно.
— Тебе обязательно нужны носочки! — заявила я совершенно безапелляционным тоном.
— Что, — ужаснулась Луша, — какие еще носочки?
— Все старухи обязательно носят носочки! Я тебе дам свои, у меня есть очень приличные, беленькие, я их надеваю под кроссовки.
— Под кроссовки — это совсем другое дело, под кроссовки и с джинсами носочки можно носить, но с платьем! Это же просто неприлично!
— Обязательно носочки! И именно с платьем! Как ты не понимаешь — это последний штрих, достойно завершающий образ! Как у меня завершали образ те ужасные очки…
Луша проницательно посмотрела на меня. Она поняла, какие мотивы руководят мною, и решила не сопротивляться.
Честно говоря, я даже пожалела тетку, когда преображение было завершено. Предо мной стояла худенькая невзрачная старушка в выцветшем платье с чужого плеча, жуткой бумазейной кофточке, жалостном платочке, но белые носочки на ее ногах просто били наповал.
— Ну, во всяком случае теперь тебя точно никто не узнает! — вынесла я окончательный вердикт.
— Я и сама-то себя не узнаю, — горестно вздохнула Луша.
— Сверим часы, — сказала я, как обычно говорят герои крутых боевиков, — ты должна впустить меня в центр в час ночи. Это самое лучшее время, когда все охранники клюют носом, а у меня еще останется достаточно времени до утра, чтобы как следует поработать с компьютером.
По длинному коридору благотворительного центра «Чарити» семенила озабоченная худощавая старушка в выцветшем ситцевом платье, которое было явно ей велико, бумазейной кофточке, церковноприходском платочке и беленьких спортивных носочках, по всей видимости, позаимствованных у внучки-старшеклассницы.
Старушка заглядывала в каждую незапертую дверь по пути своего следования, словно что-то искала, но нарывалась, как правило, только на очередную грубость.
Отворив одну из дверей, она увидела романтическую сцену.
Высокий молодой человек, стриженный почти под ноль, сидел на краешке стола, за которым пыталась работать на компьютере худенькая секретарша, и пересчитывал ее пальчики, заглядывая в глаза:
— Ну, поехали ко мне! Черепа на даче, мартини бутылка есть! Оттянемся по полной! Ну, поехали, Верунчик, а?
Верунчик как бы и не очень возражала, но при этом намекала на какой-то известный обоим эпизод:
— А кто с Наташкой в чилл-ауте лапался?
— Нужна мне эта Наташка, — презрительно фыркнул юноша, — у нее полторы извилины!
— А кто говорил, что у нее ноги длинные?
Дискуссия могла стать длинной и увлекательной, но в это время Верунчик заметила появившуюся в дверях старушенцию.
— Бабушка, вам чего? — осведомилась девушка с подчеркнутой официальной сухостью в голосе. — Не видите — люди работают!
— Вижу, — елейным тоном ответила любознательная старушка, — а мне бы.., это.., где тут верхнюю одежду распределяют? Зимние, я извиняюсь, вещи? Например, пальто?
— Бабка, на фига тебе пальто? — включился в разговор юный Казанова. — Лето же на дворе!
— Не всегда же оно будет, лето-то! — выдала старушка философскую сентенцию. — Глазом моргнуть не успеешь, как осень придет!
— А ты еще до нее доживи, до осени! — хамским голосом ответил молодой человек.
— Ничего, у меня здоровье хорошее! — парировала старушка.
— Насчет одежды — дальше по коридору, — вмешалась секретарша в философскую дискуссию, — а здесь — кабинет директора, — и она с почтением кивнула на солидную темную дверь.
Старушка приняла информацию к сведению и с озабоченным видом двинулась дальше по коридору.
За очередной дверью, которую она распахнула, три «грации», явно перевалившие за роковую и непоправимую отметку «сто килограммов», энергично выясняли отношения вокруг груды одежды, сваленной на огромном металлическом столе.
— Нинка, уймись! — кричала одна из них, вырывая из рук коллеги бирюзовый кашемировый свитер с фирменным крокодильчиком «Лакоста». — Тебе этот свитерок на нос и то не налезет!
— На себя посмотри! — не оставалась в долгу Нинка. — Сама-то, можно подумать, Клава Шиф-фер! Отдай вещь по-хорошему!
— Ты уже и так набралась под самую завязку! Как до дома-то допрешь все, что нахапала? Грузовик нанимать придется!
— Да уж как-нибудь управлюсь, тебя просить не стану! — парировала Нинка, но тут она увидела появившуюся в дверях старушку, и ее гнев немедленно принял новое направление:
— А ты, карга старая, куда прешься? Не видишь — люди работают! Читать умеешь? Видела, что на дверях написано — посторонним вход воспрещен! Или тебя из первого класса за тупость отчислили?
— Вы почему старому человеку грубите? — начала закипать обидчивая старушка, но на Нинку ее
