В Лизиной квартире было душно и пахло пылью и еще чем-то таким, чем пахнет в доме, где долго никто не живет.
Лиза прислонилась к стене, закрыла глаза и мечтательно произнесла:
— Ванну бы принять.., или хотя бы душ…
— Некогда! — оборвала я ее мечты. — Это опасно! Собирай быстро все, что нужно, и удираем!
— А что это ты раскомандовалась? — Лиза уставилась на меня с неприязнью. — Я у себя дома! Что хочу, то и делаю! А я хочу принять душ, значит, я его немедленно приму!
— Это вряд ли, — сказала я негромко, но таким тоном, что Лиза тут же замолчала и испуганно прошептала:
— Что случилось?
Я молча показала ей глазами на зеркало.
Большое овальное зеркало висело в прихожей, прямо напротив нас. Оно было повешено немного криво, и в нем отражалась часть прихожей и полуоткрытая дверь в комнату.
И за дверью стоял высокий плотный мужчина с широким красным лицом. На этом лице, обычно мрачном и угрюмом, играла сейчас злорадная улыбка.
Я вспомнила ту кошмарную ночь, когда я с Лушиной помощью проникла в благотворительный центр, вспомнила, как мы прятались в стенном шкафу, как убегали потом через окно…
Короче, за дверью стоял директор «Чарити» Глухаренке — Привет, девочки! — весело сказал красномордый здоровяк. — Вот удача так удача! Я даже не надеялся на такое везение! Обе мышки дружно прибежали в мышеловку!
— Бежим! — взвизгнула Лиза и кинулась к двери.
— Куда?! — рявкнул Глухаренко, и в ту же секунду в его руке возник огромный черный пистолет с навинченным на его ствол металлическим цилиндром. По многочисленным кинобоевикам я знала, что так выглядит глушитель. И действительно, раздался еле слышный хлопок, как будто из винной бутылки выскочила пробка, и на входной двери квартиры появилось огромное пулевое отверстие.
Лиза охнула и отскочила от двери. Губы ее задергались, и я поняла, что сейчас у нее начнется настоящая истерика. Шагнув к Лизе, я встряхнула ее за плечи и сказала:
— Соберись! Не до истерик сейчас!
А на ухо, гораздо тише, добавила:
— Он один, как-нибудь с ним справимся!
Глухаренко приблизился к нам, демонстративно покачивая пистолетом, и с ухмылкой произнес:
— Правильно, истерика мне сейчас совершенно ни к чему, и вам она нисколько не поможет. Я не таких обламывал!
— Что я слышу? — воскликнула я с наигранным возмущением. — Солидный человек, уважаемый бизнесмен, директор крупного благотворительного фонда, а разговариваете и ведете себя, как самый обыкновенный уголовник! Если бы вас сейчас видели акционеры «Чарити»! Пистолет с глушителем, лицо разбойничье, и эти угрозы в адрес беспомощных девушек! Да вас немедленно сняли бы с должности!
— Не смеши мои тапочки! — осклабился Глухаренко. — Тоже мне, беспомощные девушки! А эти акционеры, если хочешь знать, только больше зауважали бы меня! Они сами через одного — настоящие бандиты!
— Бандиты? — недоверчиво переспросила я. — Для чего же они занимаются благотворительностью?
— Ой, не могу, — Глухаренко захохотал, как будто я рассказала ему отличный анекдот, — уморила! Благотворительностью! Да в этом фонде под маркой благотворительности такие дела делаются! Ладно, разболтался я тут с вами, а надо делом заниматься! — Он обошел нас, стараясь держать безопасную дистанцию, и указал стволом пистолета в направлении комнаты:
— Проходите туда, быстро! И чтобы без фокусов!
Лиза совершенно скисла. Она двинулась в комнату, вяло переставляя ноги, как заводная кукла, глаза ее потухли. Видимо, перенесенных волнений оказалось для нее слишком много.
Как неживая, она плюхнулась в кресло и уставилась перед собой немигающим взглядом. Я опустилась на самый краешек неудобного стула, так чтобы в случае чего легче было быстро вскочить на ноги.
— Ну что, девчонки, жить хотите? — жизнерадостно спросил Глухаренко, встав напротив нас. Таким тоном разбитные водители возле вокзала или аэропорта предлагают услуги такси за немыслимую цену. Только, боюсь, в нашем случае цена была еще выше.
— Вопрос риторический, — отозвалась я, — жить хотят все. Говори, что тебе от нас надо?
— А то ты не знаешь! — снова осклабился этот смешливый тип. — Завещание! Отдадите завещание — будете жить!
— А по-моему, наоборот, — возразила я, — как только вы с Риммой получите завещание, мы вам уже больше не понадобимся, и вы нас тут же спишете… Куда ты пристроил тело Юли? Бетоном залил или закопал под фундаментом нового дома?
— Много будешь знать — скоро состаришься! — прошипел Глухаренко, но улыбка с его лица сползла. — Хотя я думаю, что старость тебе не угрожает! Вряд ли ты с таким характером долго проживешь!
— Ангельский характер — мое единственное достояние, — огрызнулась я.
— Ладно, некогда тут базар разводить! — рявкнул он. — Немедленно говори, где завещание! Иначе не только тебе будет плохо! Твоя тетка в наших руках, так что тебе решать, как мы с ней обойдемся! Старые люди обычно очень плохо переносят боль!
— Ах ты, сволочь уголовная! — вскрикнула я.
Но отчасти мои эмоции были наигранны. Я ему не поверила.
Если бы Луша попала к ним в руки, то он не спрашивал бы про завещание. Я помнила знак, который подала мне Луша в школе. Завещание явно находилось у нее. Значит, либо она успела его перепрятать, либо и сама благополучно улизнула, то есть Глухаренко блефует.
Однако мне нельзя показывать, что я не верю ему. Когда один игрок блефует, а другой разгадал его блеф, самое правильное для этого второго игрока — делать вид, что он верит блефующему и серьезно напуган.
— Ты, скотина красномордая, Луша тут совершенно ни при чем! Она вообще никакого отношения не имеет к делу! Отпустите ее!
— Луша? — удивленно спросил Глухаренко. — Кто такая Луша? Еще Луши мне не хватало, и так одни бабы вокруг!
— Это тетку мою зовут Луша, — пояснила я, — отпустите ее по-хорошему! Ей уже больше семидесяти лет! У нее слабое сердце!
— Все в твоих руках, — этот жирный скот пожал плечами, — отдашь нам завещание — получишь свою Лушу в целости и сохранности, а нет — пеняй на себя!
— Ладно, — я тяжело вздохнула, — так и быть, отдам тебе это дурацкое завещание.., в конце концов, мне-то оно зачем? Это ей, — я покосилась на поникшую Лизу, — по завещанию миллионы светят, а мне-то с него хвоста собачьего не выгорит.., ладно, пошли!
Я поднялась со стула, но в это мгновение Лиза, сбросив свое непонятное оцепенение, тоже вскочила и бросилась на Глухаренко, как разъяренная тигрица.
Я тоже прыгнула к нему, целя ногтями в глаза, но он оказался удивительно ловок для своей комплекции. Отступив чуть в сторону, он ударил Лизу рукояткой пистолета по голове, так что она рухнула на пол как подкошенная. Ствол этого же пистолета, украшенный глушителем, в ту же секунду уперся мне в живот.
— Я предупреждал, — злобно прошипел красномордый, — повторять не буду! Прострелю печень и оставлю здесь подыхать!
— Не прошло — и ладно, — спокойно ответила я, — сказала же — пойдем, я отдам завещание!
— Ну, пошли, — в голосе его по-прежнему звучало недоверие, — только сперва подружку свою свяжи покрепче, чтобы от нее никаких сюрпризов не было!
