чего от тебя хотел этот Шестеркин?
— Четверкин, — поправила Катя подругу. — У него завтра выставка открывается, приглашал на вернисаж. Пойдём со мной? — И она заискивающе уставилась на Ирину: — Гришка — пейзажист… у него есть замечательные виды нашего города… тебе должно понравиться…
— Ну ты даёшь, — возмущённо проговорила та, вытирая руки кухонным полотенцем, — у тебя муж под следствием, а ты по тусовкам шляешься!
— Это не тусовка, — возмутилась Катя, — это профессиональное мероприятие! Я должна ходить на вернисажи, чтобы меня не забыли! Сегодня я к нему не пойду, завтра — он ко мне… Как ты не понимаешь! И не могу же я всем говорить, что Валик в тюрьме! Слухи по городу пойдут, потом никогда не оправдаешься!
— Как хочешь, — неодобрительно ответила Ирина, — можешь идти куда угодно, хоть на мужской стриптиз, но меня не уговаривай! У меня масса собственных дел, которые я безобразно запустила. Помогать тебе спасать мужа я согласна, но на вернисаж можешь сходить и без меня.
В глубине души она даже обрадовалась, что освободила завтрашний вечер. Можно будет наконец спокойно заняться романом, который буксовал на двадцатой странице, а срок его сдачи неумолимо приближался.
— Какая же ты подруга… — неуверенно начала Катя, но, увидев лицо Ирины, отступила и пробормотала:
— Ну, может, Жанка согласится…
Утром начались обычные мучения — требовалось разбудить Катю и поднять её с кровати. Ирина настроилась уже на долгую утомительную процедуру, но при упоминании о несчастном муже, который парится сейчас на нарах без вины виноватый, Катерина прониклась серьёзностью момента и позволила себя поднять. Собиралась она всегда быстро, больше времени тратила на еду. Однако сегодня Ирина была начеку и быстро затолкала в подругу калорийный завтрак — блинчики с мёдом, две булочки с шоколадом и большую чашку какао с молоком и сахаром. Долгое знакомство с Катериной научило её сразу выставлять на стол все, что можно съесть, так будет быстрее. Если же нальёшь чашечку чёрного кофе и намажешь два тоста маслом, Катька начнёт ныть, что умирает с голоду, полезет с ревизией в холодильник, потом в буфет, и полдня пройдёт в пустых хлопотах.
— Ого! — сказала Ирина, поглядев на градусник. — Уже двадцать два градуса, это утром-то!
— Жарища сегодня будет, — поддержала её подруга, — а у меня и надеть совершенно нечего!
Катерина, — предостерегающе начала Ирина, — имей в виду: мы идём в милицию! Значит, у тебя должен быть вид убитой горем женщины!
— Я и так убита горем, — обиделась Катя, — и вид делать не нужно…
Ирина хотела ехидно заметить, что когда люди убиты горем, они столько не едят за завтраком, но решила не тратить время попусту.
— Я про одежду, — напомнила она, — ничего яркого. И ничего прозрачного, как вчера…
Впрочем, она заранее подстраховалась — спрятала подальше давешнюю Катькину прозрачную блузку. Катерина раскрыла большой чемодан — по своей лени она не удосужилась вчера даже повесить вещи в шкаф — и принялась рыться в нем, пыхтя из-за неудобной позы.
— Ну я не знаю, Ирка, — доносился полузадушенный голос из чемодана, — ну ты меня просто третируешь… Ну жарко же сегодня будет… Смотри сама…
В наличии были: ситцевый сарафан в мелкую жёлто-зеленую клеточку, цветастая пышная юбка, короткое трикотажное платье цвета «коррида» и все та же шёлковая просторная блузка в крупных оранжевых тюльпанах.
— Все не то, — разочарованно вздохнула Ирина, — платье слишком короткое и неприлично обтягивает, юбка какая-то цыганская, про эту блузку я уже все давно сказала…
— А сарафан? — робко поинтересовалась Катя. — Клеточки мелкие… и цвет…
— Яичница с луком! — припечатала Ирина. — К тому же он слишком открытый. И эти клеточки… следователь ещё подумает, что это намёк.
— Какой намёк? — Катя удивлённо захлопала ресницами.
— На небо в клеточку!
— Тогда придётся согласиться на болотные брюки, — заискивающе сказала Катя, — а если блузка не нравится, то я тогда надену розовую маечку…
— Катька, не смей! — крикнула Ирина, но подруга уже скрылась в ванной.
Она появилась оттуда через минуту, и Ирина онемела. На Катьке была самая простая трикотажная маечка без рукавов цвета популярного поросёнка Хрюши. Одного цвета Катьке показалось мало, она собственноручно нашила спереди на майку от шеи до живота множество пуговиц. Пуговицы были самого залихватского вида, всех размеров — от крупной деревянной до крошечной рубашечной, и всех цветов — синие, красные, полосатые…
— Ну как тебе? — гордо воскликнула Катька. — Между прочим — эксклюзивная вещь, авторская работа!
Ирина поняла, что Катерина простит ей нелицеприятные высказывания об одежде, но если она раскритикует авторскую работу, то будет скандал и смертельная обида.
— Одно скажу: следователь Килькин будет в полном восторге, — буркнула она.
— Ну тогда едем скорее! — Как всегда, Катерина совершенно не воспринимала никакого сарказма.
На этот раз вместо строгой тётки на вахте в милиции дежурила молодая девушка, видно только что закончившая школу милиции. Около неё крутился кудрявый старший лейтенант, и обоим было не до посетителей, так что подруги ловко просочились в здание и взбежали на второй этаж. Они уже подходили к двадцать восьмому кабинету, в котором работал Василий Иванович Килькин, как вдруг оттуда вылетела невысокая коренастая девушка с двумя тощими хвостиками волос. Лицо её было покрыто малиновыми пятнами.
Узнав ассистентку Килькина Костикову, Ирина сделала Кате знак подождать её и бросилась вслед за девушкой. Костикова скрылась в туалете, Ирина вбежала туда вслед за ней.
Девушка встала перед раковиной и принялась плескать себе в лицо водой, при этом она шипела сквозь зубы:
— Козёл! Придурок! Идиот!
— Что, — проговорила Ирина, — шеф достал?
Костикова удивлённо оглянулась, заморгала красными глазами и наконец проговорила:
— А, это вы! Да таких идиотов, как мой Килькин, поискать! Его в зоопарке выставлять — отбоя не будет от посетителей! Табличку надо повесить — «козёл редкостный». Бывает козёл горный, бывает обыкновенный, домашний, а он — редкостный!
— А мне прошлый раз показалось, что ты на него чуть не молишься!
Ой, сейчас умру от смеха, — мрачно сказала Костикова, — ещё молиться на него! Просто он мне должен оценку за практику выставить, я если я не буду им восхищаться, то очень даже просто может подгадить. Он ведь только с виду такой безобидный, а на самом деле — жуткая гнида!
— Да что ты? — удивилась Ирина. — А я думала, что он со странностями конечно, но работой очень увлечён, все по науке делает.
Практикантка поглядела на Ирину снисходительно, как на неразумного ребёнка.
— Ну, сами посудите, станет нормальный человек из себя книжных и киношных детективов корчить? Трубку курит, усы отрастил, как Эркюль Пуаро… Плащик опять же, как у Коломбо… Да на него уже все пальцем показывать перестали, потому что привыкли!
— А на скрипке он случайно не играет, как Шерлок Холмс? — поинтересовалась Ирина.
— Он бы хотел, — ответила Костикова, — да это ведь уметь нужно. А наш Вася Килькин умеет только практиканток до белого каления доводить! Потому что мы безответные… — она снова склонилась к раковине и стала поливать лицо холодной водой.
— Что же его держат на работе, если он ничего не делает? — спросила Ирина по инерции.
Как это — ничего не делает? — Костикова оглянулась в поисках полотенца, не нашла его и
