В дверях Стручок злорадно оглянулся на нее. Это стало последней каплей в череде сегодняшних неудач.
Надежда почувствовала, что по щекам ее потекли слезы. Ударить женщину, вдвое старше его, беспомощную, которая ничего плохого ему не сделала!
«Просто мелкий гаденыш, — уговаривала себя Надежда сквозь слезы, — бандиты над ним издеваются, и ему хочется кому-то боль причинить. Причем ударил не по здоровой ноге, а по больной — заранее высмотрел, сволочь! А ведь я ему в матери гожусь…»
Она тут же опомнилась:
«Господи, спаси и помилуй от такого сыночка! Задушила бы собственными руками, если бы такая скотина у меня выросла…»
Нога прошла. Надежда оперлась на костыль и пересела на ящик, чтобы не простудиться. Хотелось пить, голова была тяжелой. Она поглядела на часы: было четверть второго ночи. Самое трудное время — организм привык спать, а тут где же поспишь?
Да и разве можно заснуть, если нежданно-негаданно попала к садистам, к зверям в облике человеческом, и они, даже если получат интересующие их сведения, все равно не выпустят Надежду живой? Что им любая человеческая жизнь? Они и своей-то не дорожат, иначе не выбрали бы такую опасную профессию.
Убили их главного мафиози, а с ним — двух охранников. Были люди — и нету.
«А впрочем — люди ли? — опомнилась Надежда. — Разве ж это люди…» Вот, пожалела она Стручка, а он с ней как поступил?
Надежда осознала внезапно, что жизнь ее висит на волоске и волосок этот становится все тоньше. Надеяться ей не на кого. Никто не знает, где она и что с ней случилось. В больнице не хватятся до завтрашнего утра. А если и хватятся — что толку? Вон Сырникову-то так и не нашли… Ну, допустим, она не Сырникова, сообщат мужу. Сан Саныч примчится и устроит в больнице страшный скандал. Обратится в милицию, нажмет на все рычаги… Но что может сделать милиция, если неизвестно, куда пропала Надежда. И самое главное, к чему будет весь шум, если Надежда в это время уже доплывет до Финского залива, вернее, не Надежда, а то, во что она превратится. А превратится она, и очень скоро, в клиента сторожа морга Михалыча…
Надежда Николаевна всегда умела смотреть правде в глаза. Так и сейчас: она поняла, что виновата в том, что с ней случилось, она сама.
«Вечно вы, гражданка Лебедева, лезете не в свое дело, — говорил внутри ее противный голос, — вечно вы все вынюхиваете, сами себе задаете вопросы и сами же ищете на них ответы. Спокойнее нужно быть, больше о здоровье думать. Видите, что ночью девица в морг лезет — ну и пусть себе лезет, может, у нее там свидание! А вы спите себе спокойно, ручку под щечку, как в детском садике воспитательница учила, на правый бок и дышать носом…»
«А если мне интересно? — слабо возражала сама себе Надежда. — Если мой организм так устроен, что вечно со мной что-то происходит?»
«Нечего на организм сваливать, он у всех одинаковый. Головой нужно думать, прежде чем неприятности наживать…»
Надежда осознала, что мысленно разговаривает сама с собой. Это очень распространенное явление среди узников-одиночек. Сначала мысленно, потом — вслух, а потом люди свихиваются окончательно и разбивают себе головы о стены. Или их переводят в сумасшедший дом.
«Мне это не грозит, — усмехнулась Надежда, — и свихнуться я не успею, и в дурдом меня не отправят, так прикончат…»
В углу комнаты послышалось какое-то шуршание, и мгновенно Надежда покрылась холодным потом.
«Крысы!»
Шуршание стихло, но сердце несчастной узницы билось слишком быстро. Она пыталась разглядеть, что происходит в углу, боясь встать и подойти ближе.
На всякий случай она сняла с костыля резиновую галошку и попробовала острый конец. Вполне подходило для того, чтобы насаживать на него крыс, как на вертел.
Надежда представила себе, как она протыкает крыс, как они бегают вокруг с ужасно противным писком, и чуть не свалилась с фанерного ящика.
«Я сойду с ума не от одиночества, а от страха. Надо что-то делать. Стихи вспомнить какие-нибудь, что ли…»
Но в голову лезли только детские обрывки:
«Ой, это же про меня! Это меня никогда не смогут найти… Что же делать? Может, поклясться самой страшной клятвой (здоровьем кота Бейсика), что больше никогда я не буду влезать в криминальные истории? И попросить помощи у господа бога?»
Надежда Николаевна не была верующей. То есть она вполне допускала существование высшей силы.
И уважала веру других, ведь вот даже Альберт Эйнштейн был глубоко верующим человеком. И вера не шла вразрез с его научным мышлением. Однако в трудных делах Надежда всегда предпочитала надеяться только на свои силы. Захочет бог ей помочь — милости просим! А если нет, то уж как-нибудь сами справимся, раз недостойны оказались.
В углу снова раздалось подозрительное шуршание.
Надежде показалось даже, что она видит усатую морду. Мелькнула тень с длинным хвостом, а может, так почудилось в мигании слабой лампочки, но Надежда Николаевна вскочила с ящика и заорала:
В окошечке на двери показалось лицо Стручка.
— Чего разоралась? — заворчал он. — Ночь, между прочим, я спать хочу.
