— Пугал профессионально, — вставила Надежда.
— Чтобы меня испугать, не нужно профессионалом быть, — усмехнулась Татьяна, — мое уязвимое место всем известно. Как представила я, что Пашу не то что засудят, а только таскать начнут, так все внутри у меня и оборвалось.
— И на лице небось все написано было… — проговорила Надежда.
— Еще бы! — Татьяна отвернулась. — Ну, справилась я с собой как-то, сижу, дальше слушаю. Значит, начальник КБ Посташев скоропостижно умирает от инфаркта, говорит этот тип, кстати, с его смертью многое неясно, и есть подозрения, что ему помогли.
Но так или иначе, с Посташева взятки гладки, к ответственности его привлечь нельзя. Такая же картина с Загряжским: с помощью киллера ушел от возмездия и от ответственности перед законом. И остается мой Паша! У него, дескать, все ниточки сходились, он главный конструктор, прекрасно представлял себе весь масштаб разработки, знал, что секретность не соблюдается, но не обратился к ним в органы, не предупредил вовремя и за это должен отвечать по закону со всей строгостью.
— Так-так, — медленно заговорила Надежда, — значит, по словам этого Антонова выходит, что за Загряжским они следили, раз подозревали его. И тем не менее его не только укокошили средь бела дня, но и разработку кто-то успел спереть. То есть по его же собственным словам получается, что органы в этом деле сели в большую рваную галошу. И чего они теперь хотят от вас с Павлом? Ищут козла отпущения?
Почему они раньше не наложили лапу на разработку, раз она секретная? Почему они раньше не пришли к Павлу, раз все знали? И, наконец, зачем тебя вызвал этот Антонов? Для чего ему нужно было напугать тебя до полусмерти? Ты эти вопросы ему задавала?
— Тебе легко говорить, — устало сказала Татьяна, — сидишь в кафе, пирожные поедая. — Здесь она неодобрительно поглядела на тарелку из-под песочного пирога с ежевикой, которая сейчас была девственно-чиста, ни крошечки не осталось.
Надежда проследила за ее взглядом и уставилась на тарелку в полном изумлении: когда она успела все съесть? Она совершенно не помнит. Мистика какая-то!
— А там у меня все мысли из головы вылетели, — продолжала Татьяна, — да и не стал бы он мне отвечать, сама знаешь, какие у них там порядки.
— Вот, кстати, где это — у них? — перебила Надежда. — Ты говорила: квартира типовая, в обычном доме.
— Ну да, обычный жилой дом. Привезли меня к подъезду, водитель в машине остался, а двое парней потащили меня наверх. Сели в лифт, этаж вроде пятый, парень дверь открыл своим ключом. Этот Антонов, наверное, заранее в квартиру пришел, но дверь открывать не стал, потом уже ко мне в комнату прошел.
— Значит, он тебе сказал, что ведет дело твоего мужа, — продолжала Надежда, — а бумаги какие- нибудь показывал?
— Нет, — ответила Татьяна, не понимая еще, к чему клонит ее собеседница.
— Раз есть дело — значит, это официально; — Надежда заговорила твердо. — А раз официально, то пожалуйте на допрос в Большой дом или куда там еще…
А они тебя в квартиру какую-то притащили, конспиративную.
— Ладно, значит, я его и спрашиваю, чего он от меня хочет? Потому что времени прошло много, мне домой нужно, муж ждет. Антонов отвечает, что, принимая во внимание Пашины заслуги, хотелось бы кончить дело миром. Дескать, если бы нашлась разработка, то дело закроют и никаких санкций применять к Паше не будут. Я говорю: рада бы помочь, да не могу, потому что сгорел компьютер и ничего не осталось, никакой информации. В общем, Антонов мне не поверил. Добывайте, говорит, разработку где хотите, а иначе сидеть вашему мужу долго и тяжело. На том и расстались. Отвезли меня парни обратно на то место, с которого прихватили. Паше я ничего не сказала.
— Значит, им нужна разработка, а на то, будет или не будет сидеть твой муж, им, я так поняла, глубоко плевать… — задумалась Надежда. — Слушай, Татьяна, а тебе не приходило в голову, что Антонов этот попросту жулик? Кто-то угрохал Загряжского и слямзил разработку, а он, Антонов, допустим, представитель конкурирующей фирмы, он и решил действовать через тебя и Павла. Он не знал, что Загряжский все успел забрать и вирус в ваш компьютер запустить. Тогда все очень хорошо укладывается — и квартира обычная, и все остальное, а корочки сейчас можно какие угодно достать, хоть удостоверение президента России!
— Нет, Надежда, тут ты не права, — твердо ответила Татьяна, — потому что Антонов этот такие подробности мне приводил из нашей с Пашей жизни… Он полностью в курсе всех разработок, в которых Паша участвовал, имена начальников называл, номера проектов, а это ведь информация строго секретная. Если бы он к органам отношения не имел, как бы обо всем узнал?
— Все равно, темнит он что-то, — упрямо ответила Надежда.
— Они всегда темнят, — вздохнула Татьяна. — В общем, сроку он мне дал неделю, а дальше устроит Паше огромные неприятности. Что делать — ума не приложу. Позвонила я кое-кому из знакомых сотрудников — никто ничего не знает. Я и на похороны-то Загряжского потащилась от полного бессилия, думала, может, хоть что-то узнаю.
— Узнала? — поинтересовалась Надежда, допивая кофе.
— Узнала, — усмехнулась Татьяна, — узнала, что у Загряжского, оказывается, жена есть.
— Очень впечатляющая дама! — оживилась Надежда. — Одна шляпа чего стоит.
— Сроду никто не знал, что он женат, — продолжала Татьяна, — а тут — на тебе, на похороны явилась!
— Я видела, как мать его от нее шарахнулась, — вставила Надежда. — Есть такие люди — обязательно им надо выпендриться. Ну, умер бывший муж — тебе-то что за горе? Нет, надо прийти, да еще с шумом, чтобы все видели. Кому она что хочет доказать?
— Не в этом дело, — заметила Татьяна, — я там, знаешь ли, нахально подслушивала, а поскольку меня никто не знает, то и не стеснялись. Так вот, удалось мне расслышать, как жена Загряжского — кстати, не бывшая, а самая что ни на есть настоящая, он с ней давно не жил, но официально они так и не развелись…
— А это откуда тебе известно?
— А про это его кузина с племянницей сплетничали, — охотно пояснила Татьяна. — Сама знаешь, если помочь надо, родственников не дозовешься, а умрет человек — они как мухи на мед слетаются.
— Верно… Ну так что там про жену-то? — заторопила Надежда.
— Так вот, жена эта старухе и говорит так тихонько, мол, когда будут оглашать завещание? Старушка удивилась — какое, спрашивает, завещание? Не было у моего сына никакого завещания! Как это не было — это жена в ответ, — когда он мне точно говорил, что завещание есть. Да мало того — мы с ним у того нотариуса были, который завещание оформлял, и он, Аркадий-то, меня с ним познакомил. Нотариус Пузанков Евгений Алексеевич. Тут старуха опомнилась и говорит строго: «Калерия, как тебе не стыдно? Человека еще не похоронили, а ты уже про завещание говоришь. И потом, что тебе-то за дело? Ведь знаю я, что вы с Аркадием фактически давно развелись. Так чего ж ты от него в завещании ждешь, каких таких сокровищ?»
— И правда, какая наглая баба! — воскликнула Надежда. — Прямо на похоронах к матери насчет завещания пристает!
— И ничуть она не смутилась, — подхватила Татьяна, — таким, знаешь, плюй в глаза, а им — что божья роса! Так вот, эта Калерия твердо так отвечает, что у вас, мол, мама, устарелые сведения. Мы, говорит, с Аркадием очень много в последнее время общались.
Я ему в одном деле помогла, а он мне доверял. И сказал, что отпишет в завещании одну вещь, потому что вам она все равно ни к чему. Старуха согласилась с ней в том смысле, что ей самой скоро вообще ничего не нужно будет, потому что она сыночка своего ненадолго переживет. Значит, условились они завтра быть у нотариуса, в двенадцать часов. Калерия сказала, что за старухой заедет на машине.
— Вот интересно, что же он ей обещал отписать в завещании?
— Ну не «Серебряного же сокола»! — фыркнула Татьяна.
— Черт их разберет! — в сердцах выругалась Надежда. — Ничего не понятно.
— Мне тоже, — поддакнула Татьяна. — Я чувствую вокруг какую-то суету, мне кажется, за мной все
