Дверь была опечатана, но не заперта, поскольку после убийства Загряжского милиция захотела осмотреть его кабинет, а дубликата ключа не нашлось, и замок взломали. Осторожно, чтобы не привлечь шумом внимание охранника, Татьяна открыла дверь, и дамы проникли в кабинет.
Внутри было тихо и душно, на большом полированном столе лежал толстый слой пыли. Хотя за тяжелой дверью вряд ли были бы слышны голоса, но сама обстановка в комнате была такой, что хотелось говорить шепотом. Татьяна подошла к письменному столу и начала один за другим выдвигать ящики.
В ящиках лежало множество бесполезных вещей — визиток, рекламных проспектов, телефонных справочников, календарей, рулонов факсовой бумаги и стопок бумаги для ксерокса…
— Наверняка милиция все это уже просмотрела, — сказала наконец Татьяна, безнадежно уставившись на эту груду макулатуры. — Да и вряд ли он стал бы держать в столе что-нибудь действительно важное. Может быть, в сейфе…
— Вот уж в сейфе-то мы точно ничего не найдем! — возразила Надежда. — Милиция явно там все осмотрела в первую очередь, да и сам Загряжский, судя по тому, что о нем известно, придумал бы что- нибудь похитрее. Мне кажется, нужно искать где-то на поверхности… Что-то такое, что у всех на глазах, поэтому никому и в голову не приходит, что это — тайник.
Надежда встала посреди комнаты и долго оглядывалась по сторонам. Потом задумчиво походила вокруг стола, переставила с места на место каждый стул в комнате, встала на четвереньки и залезла под стол, чтобы осмотреть снизу столешницу. Ничего интересного ей на глаза не попалось, только пыль и паутина.
Она отдернула штору на окне, осмотрела подоконник, карниз и саму штору, приподняла ковер и заглянула под него, сунула руку за батарею парового отопления, вспомнив, как ее дочь Алена в раннем детстве за такой батареей спрятала игрушечную резиновую собаку.
Потом она придвинула стул к книжному шкафу, вскарабкалась на стул и оглядела шкаф сверху, после чего вытащила из него все книги и перетрясла их — к счастью, книг было не слишком много. Затем она перетащила тот же стул на середину комнаты и внимательно осмотрела каждый рожок люстры. Все было напрасно, кабинет Загряжского не хотел раскрывать свои тайны.
Татьяна посмотрела на нее с сочувствием и сказала:
— Не расстраивайся! Честно говоря, я от этого обыска и не ожидала чудес — милиция здесь уже все осматривала, да и вообще не факт, что Загряжский именно тут что-то прятал.
— Да, — задумчиво протянула Надежда, — не факт.
Она отошла к двери и еще раз внимательно оглядела комнату.
— А это что? — Взгляд Надежды остановился на стене позади письменного стола.
На высоте человеческого роста к стене были приколоты кнопками две карты — Москвы и Санкт- Петербурга.
— Карты. — Татьяна пожала плечами. — Наверное, чтобы в городе ориентироваться. В Москву он тоже часто ездил…
— Допустим, по Петербургу он ездил на машине, и карта ему могла понадобиться, но в Москву-то он скорее всего ездил на поезде, а там пользовался такси или городским транспортом. Кроме того, если он даже и использовал карты по прямому назначению, так держал бы их в машине, в бардачке, а не на стене кабинета! И наконец, если уж на стене, то почему у себя за спиной? Самое неудобное место, какое только можно придумать! Сидя за столом, этих карт вообще не увидишь. Нет, определенно здесь что-то не то!
Надежда взяла со стола настольную лампу и включила ее. В кабинете было пока еще достаточно светло, поэтому свет настольной лампы казался бледным и ненатуральным. Надежда поднесла лампу к стене и осветила карты. Собственно, это были не карты, не настоящие планы городов, отпечатанные типографским способом, а фрагменты планов, распечатанные на компьютере. В боковом освещении стали заметны все мелкие неровности стены, наплывы краски, небольшие бугорки и ямки, оставленные штукатурами.
И в этом же боковом освещении на карте Петербурга Надежда явственно разглядела небольшое аккуратное отверстие, проколотое шилом или каким-то другим острым предметом.
— Посмотри-ка! — позвала она Татьяну. — Что это за место?
— Ржевка, — ответила Татьяна уверенно, всмотревшись в надписи на плане. — Вот здесь неподалеку — городское ГАИ.., а тут есть церковь, возле мостика.
Я это место хорошо знаю.
— Видишь, здесь карта проколота? Мне кажется, это неспроста. По-моему, таким образом отмечено место…
— Правда. — Татьяна приподнялась на цыпочки, чтобы получше разглядеть точку на карте. — Отмечено место рядом с церковью… Нужно съездить туда, посмотреть — может быть, в самом деле там у Загряжского тайник. Давай эту карту возьмем с собой. Вряд ли ее кто-нибудь хватится.
— Давай уж и карту Москвы на всякий случай прихватим.
Наутро дамы отправились в Ржевку. Большая часть пассажиров вышла из автобуса около здания ГАИ, точнее — ГИБДД, как теперь называется эта служба.
Проехав еще одну остановку, Надежда и Татьяна вышли и развернули карту.
— Вот церковь, — показала Татьяна на темный купол, усеянный галками, — она на карте обозначена, а прокол чуточку левее… Подойдем, посмотрим, что в той стороне от церкви.
Обойдя церковь, женщины увидели маленькую часовенку, выкрашенную веселой ярко-голубой краской. Вошли внутрь. Около иконы, изображавшей мрачного бородатого мужчину в черных с золотом одеждах, зажигала свечечку худенькая сгорбленная старушка в черном шерстяном платке.
— Головы-то покройте! — недовольно пробурчала старуха, повернувшись к вошедшим. — В святое место женщинам нельзя с непокрытой головой входить.
— А чем покрыть-то, бабушка? — спросила Надежда с видом полной бестолковости.
— Ох, женщины! — Старуха тяжело вздохнула. — Ну, ровно дите малое! Чем голову в храме божьем покрыть — и то не знает! Шарфик-то хоть есть какой?
Вот его вместо косынки-то и повяжи!
Надежда торопливо сняла с шеи кокетливый шелковый шарфик и повязала его на голову. Татьяна последовала ее примеру.
— Вот всегда вы так, — ворчливым голосом продолжила старуха, — покуда жисть-то не припечет, в церковь и носа не кажете, будто не для вас она построена… Как войти во храм не знает! Чего же от молодежи-то ждать! Давно он у тебя?
Надежда в общем монотонном потоке старухиного ворчания не сразу поняла, что последний вопрос обращен к ней. Заметив, что бабка ждет ответа, она переспросила:
— Давно — что? И кто — он?
— Кто-кто! — старуха рассердилась пуще прежнего на ее непонятливость. — Мужик твой, кто же еще!
Давно он?
— Что давно? — снова не поняла Надежда.
— Тьфу ты! — старуха в сердцах плюнула и тут же испуганно перекрестилась. — Ну вот в грех с тобой войдешь! Ты словно не русская! Я тебя русским языком спрашиваю — давно твой запил? Сюда по другому делу бабы не ходят, это ведь святой Васисуалий, от запоя первый заступник! — Старуха поклонилась мрачному бородачу на иконе и несколько раз мелко перекрестилась.
— И что — помогает? — с интересом спросила Надежда, надеясь таким образом уйти от расспросов привязчивой старушенции.
— Ну уж если не он — тогда никто не поможет…
Я восьмой уж год сюда хожу, в часовню эту…
— Неужто, бабушка, муж у вас запойный? — в ужасе спросила Надежда, мысленно прикидывая, сколько лет может быть мужу ее собеседницы.
— Бог с тобой! — Старуха снова перекрестилась. — Старика своего я уж десять лет как схоронила. Зять у меня пьет, холера его разбери! Уж так пьет, что сил никаких нету на него смотреть. А дочка-то никак в разум не войдет. Сколько ей ни говорю: сходи к святому со мной, поставь свечечку — ей как об стену
