– Девочки! – Ирина смотрела на них блестящими глазами. – А ведь я знаю, кто убил Гранатова! Это он, Хвостицын! Точно вам говорю! Нет никого опаснее, чем слабый и безвольный человек, доведенный до предела! Как Карандышев в «Бесприданнице» Островского… Только с тех пор обманутые мужья очень поумнели, и Хвостицын все так обставил, чтобы остаться вне подозрений.
Ну ты, мать, даешь! – вскричали хором Жанна с Катей. – Если все брошенные мужья начнут своих соперников убивать, то мужиков вообще не останется, будем размножаться вегетативно!
– Нет, вы послушайте! – Ирина от возбуждения приплясывала на стуле. – Мне майор Продольный все рассказал! Их, милицию то есть, сразу насторожила этакая нарочитость. Вот прямо как по нотам – заказное убийство! Какой-то тип у них там сразу в телевизор вылез с этим, чтобы покрасоваться, а на самом деле там далеко не все ясно. Выстрел-то почти в упор – это какой же киллер будет ждать, чтобы жертва к нему подошла вплотную! Опять же, народ у нас теперь бдительный, все криминала опасаются. Так что получается, что знакомы были убийца и жертва, очень хорошо знакомы. А милицейское начальство зацепилось за версию заказного убийства, чтобы дело громкое было, они и не стали ничего расследовать.
– И когда же это ты успела с майором перемолвиться? – прищурилась Жанна.
– Да уж успела, пока вы над алмазами квохтали. А Хвостицын убил любовника жены из ревности и замаскировал это под заказное убийство, чтобы на него не подумали. Долго ли оружие на рынке купить, а уж в упор не промахнуться даже безрукий сумеет.
– Что же он так долго собирался? Лариса же несколько лет с Гранатовым была…
– Так раньше Гранатов в Москве жил, высокий пост занимал, и потом, когда по культуре работал – у него машина с шофером, охрана, как к нему подойдешь? А как сняли его с должности, так всю охрану отобрали – он же не государственный теперь человек, ему бесплатная охрана не положена! Ну вот и представьте: выходит Гранатов из дома, до машины не успел дойти, как к нему подходит человек – здрассте, говорит, вы меня не узнаете? Я, извините, жену свою ищу, телефончик не подскажете? Пока тот соображал, что к чему, в него и пальнули.
– Все равно у тебя никаких доказательств нету! – упрямо сказала Катя.
– А я и не собираюсь никому ничего доказывать! Ты что же думаешь, я стану мстить за эту сволочь, которая из-за дурацких алмазов целый автобус с неповинными людьми взорвала? Пускай это будет ему возмездием, а убийство на совести Хвостицына останется. Но с Ларисой я поговорю, пускай начеку будет. Все-таки с убийцей жить страшно…
И тут у нее зазвонил мобильник. Ирина взглянула на номер и вылетела в прихожую, чтобы поговорить спокойно.
– Ирина, у меня просто нет слов! – судя по голосу, Абаканов был ужасно сердит. – Мне Рогер все рассказал! Ну как вы могли действовать так легкомысленно?
«А вот не будешь глядеть на меня свысока!» – злорадно подумала Ирина.
– Слушайте, я же волновался за вас! – продолжал Абаканов. – Ну я вас обидел подозрениями, простите, но нельзя же было лезть на рожон прямо тигру в пасть!
Ирина мгновенно оттаяла. Он волновался за нее, значит, она ему не безразлична!
– Дорогой, – проворковала она, – я же хотела тебе помочь…
Ее тон мгновенно возымел просто магическое действие, Абаканов тут же сменил гнев на милость.
– Радость моя, когда мы увидимся? У меня для тебя есть подарок!
– Как можно скорее! – сказала Ирина с придыханием. – Видишь ли, у меня для тебя тоже есть подарок, такой ценный, что я боюсь оставаться с ним долго…
– Катерина, свет выключи! – сказала Жанна с плохо скрытой завистью. – Иркина физиономия так сияет, нам без люстры светло будет!
Катя не слышала, потому что в этот момент разговаривала со своим мужем.
– Девочки, какой кошмар! – сказала она, повесив трубку. – Завтра утром Валик приезжает, что он скажет, когда Генку увидит? Гена, особенно по утрам, очень впечатляет… Да, кстати, куда он делся-то? Я его с самого утра не видела!
И в этот момент снова раздался звонок.
На этот раз звонили в дверь.
По звонку почти всегда можно узнать, в каком настроении находится человек, который стоит за дверью – спокоен он или раздражен, утомлен или бодр и жизнерадостен. Некоторые женщины умеют даже определять по звонку, голоден ли вернувшийся с работы муж или он успел по дороге перекусить. И не только перекусить.
Так вот, услышав звонок, Катя очень забеспокоилась.
Она устремилась к двери и торопливо загремела запорами.
На пороге стоял Гена Суглинский. Вид у него был какой-то озадаченный и немного смущенный.
– Гена, где ты пропадал? – спросила Катерина. – Ты, наверное, есть хочешь?
– Я… это… как бы сказать…
– Мы вообще-то за вещами пришли, – раздался позади Суглинского женский голос, и перед Катей возникла неподражаемая генеральша Недужная. – А насчет того, что Геннадий хочет есть – это поклеп, ложь и инсинуация!
Да, – робко произнес Суглинский, покосившись на генеральшу, – Эпопея Кондратьевна меня борщом накормила… очень хорошим борщом… с пампушками…
– Суглинский! – Катя потрясла головой, надеясь таким способом привести в порядок свои мысли. – Я ничего не понимаю! Какой борщ? Какие пампушки? Какие вещи? При чем здесь генеральша?
– Я… это… портрет писать буду…
– Ее? – удивленно переспросила Катерина, покосившись на Недужную.
– Нет… покойного генерала… мужа ее…
– Ты же больше по части нефтяников!
– Ну, нельзя замыкаться в таких узких рамках! Художник должен всю жизнь расти, находиться в творческом поиске…
– Как же ты его будешь писать? Он же умер! По фотографии, что ли?
– Зачем по фотографии? – Гена поморщился. – По фотографии только халтурщики на Невском рисуют!
– А как же ты будешь?
– По воспоминаниям!
– И на время этой работы Геннадий поселится у меня! – твердо произнесла генеральша, отодвинув Суглинского в сторону. – Ну, где тут его вещи?
Только теперь Катерина как следует разглядела свою соседку.
За минувшие сутки во внешности генеральши произошли потрясающие изменения.
Эпопея Кондратьевна заново выкрасила свои волосы в радикальный огненно-рыжий цвет, завила их на крупные бигуди и увенчала на макушке ярко-розовым бантом в крупный черный горошек. Ее массивная фигура была облачена в шелковый халат, усеянный розами и драконами. Но самым впечатляющим было то, что суровая генеральша накрасила губы. Она выкрасила их малиновой помадой, придав своему обычно сурово сжатому рту форму кокетливого сердечка.
При виде такой красоты Катерина онемела и застыла, как изваяние. Жанна собралась сказать что- то ехидное, но замешкалась.
Генеральша одной рукой подхватила чемодан, в другой руке у нее был зажат Суглинский. Катерина опомнилась и потянула художника к себе.
– Гена! Я не могу тебя отпустить!
– Ты с ума сошла! – громко зашептала Жанна, оттаскивая подругу. – Пускай он катится к генеральше, это решит все твои проблемы! Совет да любовь! – пропела она, глядя в маленькие глазки бывшей генеральши.
Та сделала вид, что не слышала, и потащила Суглинского прочь.
– Ой, девочки, она же на ликере «Кюрасао» разорится! – вспомнила Катя. – Ну и пусть!
