— Довольно потешаться!
— Да не потехи для — женить след Сивояра! — народ уж веселился. — А богатырша ему будет впору! Давай-ка, Князь, изреки свое слово Закона. Мол, быть тебе женой сего варяга! Вот и первая свадьба на таржище!
— Не сватайте меня, — вдруг громко сказала Краснозора. — Ни за кого не пойду!
— А что же шла через три моря? — разочаровались варяги. — Чтоб показать себя?
— Есть в вашей земле один исполин, — промолвила она, обращаясь к государю. — Космомысл именем.
Рука еще прочнее влипла в древко плети, однако Путивой ответил сдержанно:
— Слышал, был такой…
— Хотел меня в жены взять…
— И что же не взял? Зрю, воспротивилась сама?
— Меч ему послала. Тем и навлекла беду…
— Напрасно! Вот был бы тебе муж, не этому варягу ровня.
— Теперь жду его два века. А Кладовест молчит… Не знаешь ли, где ныне Космомысл?
— Неужто пойдешь искать?
— Пойду, ибо устала ждать.
— Мне жаль тебя, Краснозора. — Путивой вздохнул, чтоб не услышали зубовный скрежет. — Да опоздала ты. Женился Космомысл, взял артаванскую царевну, именем Авездра.
Хлеб выпал из ее руки, и соль рассыпалась на землю.
— Верно, опоздала…
— И величают его ныне — пророк, как бога почитают. Отовсюду едут, чтоб поклониться и речь его послушать. Забыл тебя Космомысл или вовсе не помнил.
— А кто эта царевна? Поленица?
— Сам не изведал, а слухам верить ныне никак нельзя. Кто молвит, вечная, кто — смертная, и ростом в три вершка…
— Забыл?… Отчего же снится? Как смежу веки — тут как тут. Меч подает, что я послала ему…
— Тоска тебя грызет. Пойдем к огням, ведь ныне праздник. Развеселись, развей печаль. Глядишь, и высмотрит кто из княжичей, и впрямь сыграем свадьбу…
— Не обессудь, не время веселиться. Я сердцем чую, беда с ним приключилась.
Князь и Закон хотел было выпустить плеть, но рука уже впилась и будто бы засохла на рукояти.
— Какая уж беда, коли женился? Мне весть была, жена его, царевна, трех чад принесла и снова на сносях.
— Где же то царство?
— Далеко в полуденной стороне, за тридевять земель.
— Ну что ж, пойду искать.
— Как же ты пойдешь? — засетовал государь, ища поддержки у бояр. — За высокими горами то царство! И нет прохода ни сухопутьем, ни морем или рекой.
— Забудь Космомысла и плыви назад, — наконец-то ожили и подхватили разумные бояре. — Да укажи, где будешь, чтоб в случае чего сыскать тебя. Коль явится Космомысл или весть услышим — пошлем. Как зовется твой остров?
Однако варяги, до отказа заполнившие причал, особенно женихи и невесты, покинувшие свои укрытия и схороны, так прониклись словом Краснозоры и так исполнились состраданием, что не послушали воли государя и бояр, а загудели сами по себе:
— Иди, ищи Космомысла! Лжет молва, не может он жениться, пока ты ждешь его! Не обманывает твое сердце! Ступай, что тебе горы, коли бессмертна! Найдешь дорогу!
— Я укажу тебе! — вызвался Сивояр. — Если возьмешь с собой!
— Ты знаешь путь в это царство? — спросила Краснозора.
— Как не знать? Ходил!
— Ну что ж, возьму! — Она взошла на хорс. — Ступай ко мне, варяг.
Но государь дорогу заслонил.
— Не смей!
— Посторонись-ка, Князь! — отчаянный варяг еще и засмеялся. — Стопчу ненароком! Я ныне богатырь!
— Стой, Сивояр! Я Закон над русами и тебя не отпускаю!
— Я сам себе закон, поскольку волен! — при этом храбрец толкнул плечом государя и двинулся к причалу.
У Путивоя свет померк в очах. Плеть выдернув из-за опояски, пока что неумело, наугад, он простегнул пространство и все-таки достал концом спины варяга. Кафтан парчовый, шелковая поддевка, рубашка белой папаломы — весь таржественный наряд был рассечен повдоль хребта и заалел.
И возглас изумления, взметнувшийся над толпой, был так же короток и громогласен, как если бы свершилось чудо.
Лишь на миг остановился Сивояр и голову нагнул, затем развернулся и будто вепрь уязвленный скакнул на государя, сшиб его наземь и задавил бы, а то и разорвал! Но городская стража и стрельцы Перуна подоспели, обвисли на руках, сковали ноги и приперли колычами с четырех сторон — не шевельнуться.
А государь вскочил, потряс плетью, сам гневный и восхищенный.
— Ну, кто еще проявит волю? Народ варяжский стоял безмолвно и неподвижно, будто пораженный перуновой стрелой. Не оторопь взяла и не испуг — остановилось Былое время вместе с щелчком бича, словно волна, отхлынувшая в море и дно обнажившая — так высока была. И зрели мореходы, еще не накатилась новая, еще не вызрела, но, бурная, уже вставала на окоеме.
И только поленица взирала на арвар с высот недосягаемых, словно богиня — бесстрастно, отрешенно, как все бессмертные…
Боярин Скорята, тайно посланный еще при Белояре, жил в Артаване под личиной ромейского купца, которые во множестве приезжали в богатое царство, заполоняя торговые площади и рынки. Уроком ему было присматривать за Космомыслом, дабы известить Великого Князя, если исполин вознамерится вернуться в арварские пределы либо даже приблизиться к ним. К боярину и устремился Годислав, покинув город Порожек. Отправился он с малой ватагой, сам пятым был, на попутном купеческом корабле, шедшем в Корусен, где на устье Днепра и берегах Русского моря сидели варяги, на помощь коих и рассчитывал изгнанный с престола государь.
Русы вернулись на свои исконные земли сразу же после исчезновения обрища, и с той поры, как варяжский престол стало наследовать племя Гориславово, а по всему парусью начали возводить храмы Перуну, верные внуки даждьбожьи обиделись и вышли из-под власти полунощных князей. Несколько государей парусья пытались подчинить их себе, ибо очень уж было жаль терять торговый путь, издавна называемый путем из варяг в греки, однако полуденные русы стояли на своем, говоря, мол, мы вольные и хотим жить в ладе с древними вечевыми обычаями и богами. Правда, при этом соглашались брать пошлину со своих в два раза меньшую, чем с иноземцев, да защищать берега моря и устья рек от ромеев, не пропуская их в глубь арварских пределов. Спор затеялся великий, мало того, полунощные варяги, не согласные со своими государями либо обиженные ими, бежали на Русское море, где находили волю, приют и желанные обычаи. И за два столетия перетекло очень много народа, за счет чего полуденные варяги только крепли, осваивая Дикое Поле вплоть до Хвалынского моря, и скоро стали называть свою страну Тмутара, что значит множащаяся земля. У них существовало вече, избирающее Князя на дюжину лет, но не было Закона, поэтому вольных тмутарских русов, ругая, называли еще беззаконными и погаными, то есть гонимыми.
И трижды, исполнившись гордым гневом, полунощные варяги поднимались на полуденных, и две дружины сходились в парусье, у Змиевых валов, готовые обрушиться друг на друга. Но всякий раз словно из-под земли вырастал огромный бык со снятой шкурой и, свирепо урча, роя копытами содрогающуюся землю, бродил между ними, и смиренные полки расходились по своим сторонам.
