А буквально через месяц декана выставили самого, и, по слухам, он перебрался в Москву, чуть ли не в МГУ.
Космач вдруг увидел, что все прекратилось: и ветер, и этот летящий горизонтально к земле снег; залепленные им стены домов и высокие заборы плачут сплошной капелью, и где-то за черепичными крышами отраженно, неуверенно проглядывает туманное солнце.
– Ч-что там? – почему-то тревожно спросил Данила.
– Цидик умер.
Он помолчал, спросил коротко, чтоб долго не заикаться:
– П-почему т-так решил?
– Буря улеглась.
– П-примета, что ли?
– Народные наблюдения.
– Сейчас п-проверим! – Данила включил телевизор.
Шли восьмичасовые новости. Показывали кадры, снятые скрытой камерой: министр парился в бане с несколькими девицами. Потом появилась еще одна, ведущая, невнятно съязвила по этому поводу, и тут же пошел репортаж о чернобыльцах, объявивших голодовку. Лежащие на матрацах мужики скоро заменились на одного, в сбитой набекрень шапчонке, – этот зачем-то в одиночку рыл метро в заброшенной деревне. Ведущая хотела закончить на этом и уже ободряюще улыбнулась, но улыбка получилась длинной и скоро перелицевалась в скорбную мину.
Во весь экран появился портрет Цидика.
– См-м-мотри, сб-б-бывается! – не дождавшись сообщения, замычал Данила. – К-как тут после этого н-не верить?
И все-таки он до конца выслушал известие о кончине академика, после чего выключил телевизор, налил коньяка и перестал волноваться.
– Помянем… душу грешную.
Не чокаясь, помочил язык, отставил бокал.
– Ты мне вот что скажи, Юрий свет Николаевич… Как тебе удалось заставить его произнести отречение? Я сегодня из-за этого ни грамма не спал. Ты великий злодей или гений?
– Какое отречение? – Космач на самом деле не понял его.
– Да ладно! Признавайся! Чтобы Цидик своими собственными руками удушил дитя?.. Нет, ты злодей!
– Ну вот, наконец-то врубился, зачем меня сюда привезли… А откуда вы знаете об отречении? Уже показали по ящику?
– Нет, не показали и вряд ли покажут… Но я два часа назад посмотрел пленку. Там ведь было две камеры?
– Я не считал…
– Это потрясающе! И ведь в здравом уме и твердой памяти, произношение четкое… Как ты его, Юр?
– Давайте так, Василий Васильевич. – Космач пристукнул ладонью по столу. – Я ничего не скажу, и больше не спрашивайте. Это тайна исповеди.
– Резонно. Не буду, – сразу согласился Данила. – Но ты знаешь… Все напрасно. Король умер – да здравствует новый Цидик!.. Я не исключаю, будут какие-то пертурбации, реформы… Может, сначала даже упразднят. Но он восстанет из пепла в совершенно ином обличье, но с прежним суконным нутром. И мы вряд ли сначала догадаемся, что это наш старый знакомый супостат… Не обольщайся, Юра, здесь не спасают ни гений, ни злодейство. ЦИДИК в России вечен, потому как нужен любой власти… Между прочим, у нас с тобой из-за него так судьбы похожи…
– Ну уж! – усмехнулся Космач. – Я всегда был у вас в вассальной зависимости.
Данила подпрыгнул, засмеялся зло и весело.
– Кто? Ты был? Будет врать-то! Вассал нашелся… Да ты все самое ценное всегда тырил! Весь изюм выковыривал! Знаю: что в твой мужицкий кулак попало – ничем не выжать. Читал я твой диссер, читал! И один знаю, что от меня утаил и что сам нашел… Юр, но я без всяких претензий. Ты имел полное право…
– А где это вы мой диссер читали? Не в милиции ли?
– Почему в милиции?
– Но его там отняли.
– К нам в управление твой опус попал из какого-то архива. Может, и МВД. – Данила сделал паузу, чтоб набить третью трубку, но поглядывал с откровенно хитроватым прищуром – Ленин да и только…
А Космача подмывало спросить, что это за управление, в который раз упоминаемое, однако вспомнил о самолете и погоде.
– Телефон здесь есть?
– Обижаешь! – Данила оставил свое занятие и принес телефонную трубку.
– Прямой московский…
Справочную аэропорта он нашел через 09, но долго не мог пробиться – видно, все кинулись звонить, как только утих штормовой ветер. Наконец втиснулся и получил то, что предполагал: вылет по- прежнему задерживался по метеоусловиям Москвы – обледенела полоса…
Тем временем Данила открыл одну из тумбочек, достал желтый потрепанный пакет и, вернувшись на диван, поставил возле своей ноги.
– Ну что, сидим курим? – спросил и, не дожидаясь ответа, положил пакет на колени Космача. – Вот тебе мой подарок, вассал. Не забывай своего феодала.
В пакете оказалась толстая архивная папка, а в ней – тот самый первый экземпляр докторской диссертации, когда-то изъятый в милиции.
Отпечатано на не совсем свежей пишущей машинке, некоторые буковки подпрыгивают, допустимые на одну страницу исправления тщательно замазаны белым штрихом – наверное, теперь все делают на компьютере, а тогда было столько мучений, машинистка ревела и бешеным деньгам по сорок копеек за лист была не рада…
– Спасибо, – искренне сказал Космач. – Извините, отвлекся… Ностальгия!
– З-значит, д-давай так. – Данила вкушал дымок. – В-в таком виде не п-пойдет. Сегодня же отдам д-девкам в управлении, д-дня за два н-наберут. Сканировать н-невозможно, текст слепой…
– Зачем?
– Что – з-зачем, олух?
– Набирать зачем?
– Т-ты же упразднил ЦИДИК! Б-будешь защищаться, п-пока он не воскрес. А где – я найду. Хоть за бугром. Будут тебе и рецензенты, и оппоненты…
Космач вспомнил письмо профессору Желтякову, лежащее вместе с паспортом в кармане, взвесил в руке пухлый том и положил на столик.
– Не знаю, что в мире творится?.. Может, звездный час подступает? Два предложения в течение одной ночи! С двух отрицающих друг друга сторон. Не сон ли мне снится?
Данила лишь покачал головой.
– Значит, ты Цидикад-до печенок достал. Открой секрет, как? М-может, он посвятил тебя в масоны? М-может, ты у нас уже мастер? Или повыше, какой-нибудь гроссм-мейстер?
– А у меня ощущение: и вы тащите меня в какую-то ложу.
– Правильное ощущение. Пора и н-нам сбиваться в стаю и жить по законам стаи. Жестоким, но справедливым. Т-ты вот здесь пишешь – смена элит. Согласен. М-мы должны создать свою. А чтоб она стала жизнеспособной, н-на миру хоть глотки грызите друг другу, но внутри, в т-тайне от чужих глаз, – истинные б-братские отношения. – Он постучал пальцем по диссертации. – Это не мои идеи – т-твои. Хочешь, процитирую?
– Не надо, я все это забыл и вспоминать не хочу.
– Нет ты послушай! Старая боярская элита ушла, чтобы сохранить исконные русские традиции государственности. Ушла, чтобы вернуться! – Данила окончательно успокоился и перестал заикаться. – И
