Палеологов смахнул письмо и вскочил. Нет, быть не может! Барвин лично уничтожал Космача и его диссертацию, которая перечеркивала его научный багаж, заслуги и всю жизнь. Они были непримиримыми врагами!..
А что если это всего лишь игра на публику? Почему вдруг академик отыскал автора диссертации 2219 и призвал к смертному одру? Почему с такой легкостью ликвидировал вечный непотопляемый ЦИДИК? И письмо это написал в день смерти…
Да и умер-то лишь после беседы с Космачом!
Если Автор – ученик, то кто же такой Желтяков, к которому Барвин обращается с просьбой? «Имею честь представить моего ученика Юрия Николаевича Космача. Не оставь сего отрока без твоего благосклонного участия и наставления…»
Космач прятал эту рекомендацию, хранил, значит, собирался ей воспользоваться?..
«Считай, это моя последняя воля…»
Последняя воля, переданная Желтякову! Не оставить без участия и наставления…
И вообще, что произошло? Умирает нобелевский лауреат и масон, который практически не скрывал своей принадлежности к вольным каменщикам и не противился, когда его называли Мастером. Одновременно в Холомницы приходит княжна Углицкая, Космач чуть ли не в тот же день оставляет ее и летит в Москву.
Словно команду получил…
Может, не такая она простая, княжна? Как и весь Соляной Путь?..
Например, верхушка канадских духоборов, некогда переселенных Львом Толстым, оказалась давно и накрепко перевитой масонством, и вся их общинная жизнь превратилась в жизнь Ордена. На ту же участь были обречены многие секты и религиозные течения.
А что если и старообрядчество не исключение? И Космач, единожды с ними связавшись, не мог миновать квартиры Мастера и его нежной заботы…
Что имели в виду сонорецкие старцы, когда писали в своих посланиях: «Иные поддались ереси жидовствующих, а иные к полякам убежали, на антихристовых тайных вечерях сатане молятся, заместо образов святых на козлиную голову взирая…»?
Когда он понял, что окончательно запутался, вызвал из офиса машину и поехал в аэропорт. На последний рейс в Питер он успевал, однако в городе объявили очередной план «Перехват» и, несмотря на спецсигнал, тормозили на каждом перекрестке, проверяли документы, салон и багажник. Палеологов загадал: если не опоздает на самолет, значит, все это чистый бред, сон разума, глупость, которую Глеб Максимович развеет в одну минуту…
В последний раз машину тряхнули в аэропорту.
– Ваш рейс ушел двадцать семь минут назад, – со вздохом предупредил водитель.
Он не хотел верить, и, оказалось, не зря, вылет задержали на час.
– Поедешь со мной, – облегченно сказал водителю. – Тело охранять.
Петербург его окончательно успокоил, и прежде чем пойти к Землянову, он заехал на Васильевский и немного постоял возле дома отца, но заходить не стал, только посмотрел на его светящиеся окна.
У мэтра тоже горел свет, но неяркий. Палеологов оставил телохранителя у парадной, а сам поднялся по лестнице и покрутил барашек старинного звонка.
Прошло больше трех минут, никто не открывал и даже не приближался к двери. Думая, что Землянов не услышал, он еще позвонил, теперь дольше и резче – результат был тот же, вот так ездить без предупреждения…
Тогда он набрал номер телефона, и Глеб Максимович снял трубку.
– Простите, мэтр, я стою у вашей двери, – сказал предводитель.
Землянов всегда радовался его приезду, хотя скрывал свои чувства: разговаривал несколько просто и грубовато.
– Почему вы там стоите? – спросил он чужим голосом. – Я вас не жду.
Вываливать на него сейчас все свои фантазии и домыслы, наверное, уже не имело смысла, но и отступать было поздно, коль объявился.
– Захотелось увидеть вас, – соврал предводитель.
Мэтр положил трубку, но открыл лишь через несколько минут, молча впустил в переднюю. Снять пальто не предложил и тапочки не бросил под ноги, как делал обычно.
Запахи в доме оказались неожиданные – воска и ладана, словно в церкви.
– Ну, что у вас? – нетерпеливо спросил Землянов. – Говорите.
Палеологову пришло в голову, что у мэтра в квартире может быть женщина или еще кто-то, кого нельзя показывать даже единомышленнику. Но непохоже, чтобы тот встал с постели, да и дверь в кабинет распахнута настежь, стол, как всегда, завален книгами и газетами…
– Ничего особенного, мэтр. – Он достал из внутреннего кармана конверт с бумагами Космача. – Это вам, для пополнения коллекции предметов культа.
Глеб Максимович заглянул в конверт, сунул его в карман халата и устроил головомойку, по- прежнему обращаясь на «вы».
– Я просил вас без крайней необходимости сюда не приходить. Тем более без предупреждения. Это не мои прихоти, Генрих, это правила элементарной конспирации.
– Простите, мэтр…
– Когда у вас пройдут эти мальчишеские порывы? Будьте же, наконец, серьезнее. Мы занимаемся очень важным делом.
– Да, я понимаю…
– Понимаешь, а приперся среди ночи! Грубость означала, что Землянов немного отходил.
– Поговорить захотелось, – сознался Палеологов
– Завтра в девять на Неве.
Это было условленное место их обычных встреч.
– Все понял. Спокойной ночи.
Он вышел на улицу и вдруг перевел дух с ощущением, будто не дышал все время с тех пор как вошел в квартиру Землянова. На ночной улице было пусто и тихо, где-то урчала вода, стекая в ливневую канализацию, глухо позванивали провода троллейбусной линии, еще глуше постукивали одинокие каблучки; во дворах и на крышах домов что-то еще шуршало, бормотало и монотонно звякало, но все эти звуки были звуками городского покоя. Он вдруг понял, что сейчас выпал тот самый случай, когда можно исполнить свою мечту и побродить по местам детства. Не нужно никуда спешить, никто не ждет, никто не знает, где он сейчас, – ночь полной свободы!
Засунув руки в карманы, бредущей походкой он прошел улицу до конца, свернул возле мигающего светофора, но телохранитель выскочил на проезжую часть и начал ловить такси.
– Мы идем пешком, – предупредил Палеологов.
– Генрих Сергеевич, Петербург – город особый. – Телохранитель все махал рукой. – А береженого бог бережет…
– Это мой родной город!
– Но ведь криминальный!
– А на кой черт ты? За что я тебе бабки плачу? Телохранитель догнал его и потащился сзади. Палеологов не выбирал дороги, не думал, куда идет, – ноги вели сами вдоль каналов, через горбатые мостики, в сводчатые арки и сквозь пустые, гулкие дворы. И почему-то не испытывал радости, может, потому, что мечтал уже о другом, – шел и представлял себе, как пойдет этими путями с княжной. Она будет держать его под руку, как Маргарита, а он станет рассказывать…
Мечтал и уже знал: ничего подобного никогда не произойдет.
К родному дому на Грибоедовском он выбрел около четырех утра, когда уже слипались глаза и болели ноги. Дверь парадного была новая, стальная, с кодовым замком. Палеологов понажимал кнопки сам, подтолкнул телохранителя:
– Давай отрабатывай штуку баксов.
Тот приступил к делу как профессионал, что-то слушал, проверял, но зарплаты своей не оправдал.
