защитить не от набегов обров, ибо поленицы в единый миг поразили бы обрище еще на подступах, а нет, так на склонах; престол оберегали от странников — арваров, которые каждый год ходили на приступ, желая высватать поленицу или просто близко позреть владыку солнца. Боги потому выбирали для своего земного существования высокие горы, чтобы и самим смотреть далеко и чтобы их было видно издалека, поскольку они не хотели никого приближать. И чтобы из самых благих помыслов никакой кремль не смог заслонить богов от человеческого взора. Сувор знал, если даже пройти через каменное поле к воротам крепости, то не взойти на гору по ее склонам, ибо девы-поленицы в единый миг сразят солнечными мечами. Поэтому все обитающие здесь арвары, в том числе волхвы, старцы, жрецы и волшебники, после того как Даждьбог поселился на своей горе, много лет рыли подземные пути, прорубаясь сквозь скалы — так хотелось приблизиться к Даждьбогу, однако никому из них не хватило жизни, чтоб докопаться до его престола. Потом их дети продолжили дело отцов и одному из них удалось выбраться наружу, прямо на солнечный островок, однако кора была изрыта вдоль и поперек, все норы пересеклись, перепутались, входов было множество, а выход на вершине горы — единственный. Получился путь, еще более замысловатый и почти не оставляющей надежды пройти по нему и подняться к островку за водным коном, охраняемому поленицами. Долго копали арвары, погибая в норах, покуда не узрели бессмысленность поиска пути к богу сквозь землю. И тогда бросили заступы и обушки в реку, замуровали все пещеры, а чтобы другие не проникали к горе и не рыли нор, выстроили кремль и выложили перед ним свой лабиринт.
Стража заметила Сувора, когда он приблизился к истоку пути, и подняла тревогу, когда он, не распутывая каменные петли, двинулся напрямую, переходя из земного в небесное и обратно, ибо был посвящен стоять за коном. Никто еще из Князей и Законов не приходил сюда, поэтому караул переполошился и выслал навстречу несколько конных дружинников. Те подождали, когда странник перешагнет последнюю черту, и приставили острейшие копья, но Сувор распахнул плащ, где на правой части груди была бляха Князя, а на левой — Закона. Стражники в тот час же спешились, взяли мечи за лезвия и вскинули вверх, в знак уважения государевой воли, после чего распахнули пред ним ворота.
Оказавшись перед замурованным зевом подземного замысловатого пути, он на минуту остановился: в недрах горы даже Закону нельзя было перешагнуть кон, там, где на каждом шагу были распутья и каменная толща, жреческая сила не действовала, а по рассказам бывалых русов, блуждать по норам можно было до скончания своих дней.
— Не ходи, Князь, — предупредил начальник стражи. — Спроси лучше, что ты хочешь?
Сувора никто бы не посмел задерживать, поэтому он не ответил ему и шагнул было к замурованному входу, но волхв, бывший тут же, сказал:
— Послушай мудрого совета, Закон. Обратно со своими замыслами не вернешься.
— Ты бы вместо мудрого совета дал мне мудрого провожатого, — рассердился государь. — А идти мне или нет, я сам решу.
— Те, кто копал сии ходы, давно уж на том свете, — вздохнул волхв. — А тебе не будет пути назад. Ты ведь замыслил не к богу приблизиться и познать будущее, а похитить одну из поляниц.
Всю дорогу сюда, помня о чуткости Кладовеста, Сувор молчал и ни единым словом не обмолвился о своем сокровенном желании.
— Ты Закон, и возможно, Даждьбог позволит подняться на гору, — продолжал волхв. — Но и будущего тебе не узнать, если не откажешься от замысла. Мне ведомо, ты ищешь невесту для исполина своего, Космомысла, так поступи по справедливости, коль ты Княже. Не бери хитростью то, что можно получить по праву.
— Но нет более на земле поляниц!
— Как же нет? В Арварском море есть остров, на котором живет бессмертная Вящеслава. Ужели не слышал?
— Я слышал иное, будто ушла она в мир иной по доброй воле. Над тем островом лишь пара грифонов живет.
— Не знаешь ты, Княже, ее хитростей. С умыслом распустила молву! Будто бы со скалы в море бросилась и вопль испустила, а сама богиней себя объявила, отшельница.
— Да ведь стара она и, верно, бесплодна!
— Сие мне неведомо, ступай и спроси у владыки. Может, его совета послушаешься. Но прежде слово дай, что не станешь силою брать даждьбожьих поляниц.
Подумал, подумал Сувор и дал слово.
Стража в тот час взломала каменную кладку, волхв дал светоч, зажженный от Полунощной звезды и потому холодный и неугасимый, после чего Князь и Закон ступил в мрачное подземелье.
Узкий лаз вроде бы поднимался вверх, Сувору казалось, что идет в гору и на каждом распутье, где ход растраивался, точно угадывает нужный и поднимается еще выше, однако после долгих блужданий по переходам он всякий раз упирался в камень замурованного выхода. Не теряя надежды, он поворачивал назад, в каменные недра, протискивался между скал, карабкался по высоким ступеням и, оказавшись в тупике, возвращался назад, до ближайшего распутья. Под ногами хрустели человеческие кости, черепа, стоящие на уступах, таращились на него пустыми глазницами; повсюду царил дух смерти и тлена.
В недрах Даждьбожьей горы, будто в ином мире, не существовало времени, и потому государь не знал, сколько он бродит в подземельях. Чудилось, только что вошел и еще не искал хода к престолу, но иногда охватывало чувство, будто он бродит здесь не один год, вот уже сапоги износились и обветшали белые одежды. Мало того, если в начале пути он часто оказывался возле замурованных входов и возникал соблазн выйти наружу, то теперь их не было и всюду оказывались гладкие стены. Однажды он обессиленно сел в очередном тупике, чтобы перевести дух, и внезапно осознал, что слово-то дал, но не отрекся от мысли заполучить одну из поляниц, стерегущих Даждьбога.
Тогда он встал и поднял руки.
— Дед небесный! — так иногда называли Даждьбога. — Я, твой внук Сувор, отрекаюсь от своих замыслов! Если сам отдашь одну из поляниц — возьму. А нет, так похищать не стану.
В тот час каменная стена раздвинулась и образовался высокий колодец с лестницей. Освещая себе дорогу, он стал подниматься по ступеням, полагая, что этим прямым путем он скоро выйдет на солнечный островок, и впереди уже вроде бы замаячил божий свет, но сколько бы он ни шел вверх, не мог его приблизить ни на вершок. Тогда Сувор поднял посох и погрозил.
— Или выпусти меня из горы, или открой путь к тебе!
Сияние солнца над устьем колодца мгновенно приблизилось, Князь и Закон опустил посох и позрел перед собой окровавленного быка без шкуры.
Восемь обнаженных поляниц с солнечными мечами в руках стояли вокруг него и взирали во все стороны света.
— Здравствуй, дед, — Сувор преклонил голову перед владыкой солнца.
Бык уставил на него ухватистые рога.
— Зачем потревожил меня?
Государь оперся на посох, как полагается страннику.
— Мыслил познать судьбу сына.
— А кто сказал тебе, что ныне я вершу судьбы своих арваров? — недовольно спросил Даждьбог.
— Мы внуки твои. Кто же вершит, коль не ты? Ты волен над нашей жизнью и смертью.
— Ныне Перун над вами, — заворчал он. — Я же на земле и нет моей власти ни в чем. А значит, и почтения мне нет.
— Мы чтим тебя, дед!
— Чтите!.. Коль чтили б, сразу сказал, зачем явился. Ведь не судьбу сына познать хотел. Ведь шел ты сюда, чтоб похитить одну из моих полениц.
— Да, владыка, — признался и повинился Сувор. — Если не похитить, то высватать.
— А если твой сын смертный? Зачем ему бессмертная поленица?
— Если смертный, то внуки будут вечными.
— Зачем же тебе вечные внуки? Или нечем стало на земле похваляться князю? Нечем прославиться, кроме бессмертия? А может нет другой заботы ныне у арваров? Обры извелись и не грабят ваши города, не зорят поля у росов?
