отбил. И затрепещет твое сердце! Ну, открой очи, да пойдем скорее к отцу твоему!
— Не пойду и тебе не позволю! Старуха схватила его за одежду.
— Тогда нам с тобой след бежать, пока все спят. Спрячемся где-нибудь на острове и будем жить. Здесь погубит тебя Горислав, или откроется правда и не миновать великого раздора!
Опустил тут голову великан.
— Не изведать умом всех хитростей… Да, прав был отец, император позволил тебя силой взять, чтоб добычей моею стала… Но не желаю я ныне такой добычи!
Не обретший забвения Космомысл схватил наложницу за ноги и ударил головой о палубу. Треснула голова и вылетела оттуда старая, облезлая ворона, захлопала крыльями, закаркала, летая под сводом.
— Ну, теперь берегись, богатырь! Все равно распущу молву! Рассорю вас, варвары! Сами богов своих свергнете!
Исполин попытался схватить ворону, однако та увернулась, запуталась в снастях, после чего вырвалась и, теряя перья, улетела за городскую стену…
Так миновала первая ночь после тризны, однако сон еще пуще разморил арваров, вкусивших на пиру священного пьяного меда, и к исходу дня никто не проснулся. Лишь один исполин бродил по спящему городу, рыская взором по небу да заглядывая во все углы — будто в воду канула старая ворона! Малые караулы, выставленные на башнях да корабельном причале, кроме чаек, никаких птиц более не видели, скорее потому, что тоже спали и только что пробудились. Тогда вышел Космомысл за крепостную стену и увидел, как из прорана в обло над свежим курганом выбрались калики перехожие — в чем мать родила.
— Эй, калики, не видели старую ворону? — спросил исполин.
— Не видели, — ответили калики. — Мы только что с того света, а там не бывает ворон.
— А что есть на том свете?
— Воли умерших, а больше ничего. На земле лучше, княжич.
— Ну, добро, ступайте своей дорогой.
— Дал бы ты нам, исполин, кой-какую одежду. Неловко по этому свету голыми бродить.
Космомысл снял рубаху и подал каликам.
— Одна у меня рубаха…
— Добро, нам и одной хватит! А коль ты не оставил нас голыми, так и быть, скажем, зачем на тот свет ходили. Узнали мы от Ладомила, где твоя невеста, Краснозора.
— Привез я одну невесту из ромейских пределов! — простонал исполин. — Вороною оказалась. Самому хоть на тот свет ныне…
— Ну как хочешь! — сказали калики. Забрались они вдвоем в богатырскую рубаху, подобрали подол, чтоб ноги не путались, и ушли восвояси.
Тогда Космомысл вышел в поле, чтобы послушать Кладовест, и только приложил одно ухо к земле, а второе обратил к небу, как услышал крики да стоны, плывущие отовсюду. А открыл глаза и увидел перед собой алую стрелу восьмиперую, коими подают тревогу, стреляя за несколько верст. Ста сажен не долетела стрела до крепости, должно, не хватило силы руке, запустившей ее. И лежала на земле так, что не понять, от кого прилетела — от варяжских крепостей или из-за леса, со сторожевых холмов, где жили росы. Исполин огляделся с высоты своего роста: коль тревогу бы подавали соседи, так давно бы огни на башнях зажгли, ан нет, в сумерках вдоль морского побережья и за холмами ни искорки, ни отблеска.
Должно быть, и там уснула ночная стража.
Встревожился Космомысл, поднял стрелу и побежал к сторожевым холмам. И версты не миновал, глядь, гонец росов на земле лежит: видно, коня загнал и сам, запалившись от бега, пустил тревожную стрелу.
— Обры напали на нас, — сказал, едва дыша.
— Откуда идут и куда?
— Отовсюду вышли, со всего паросья собрались и в полуденную сторону устремились. Поди уж взяли город Нерей…
Уронил голову да испустил дух.
Неслыханное дело, чтобы обрище вылезло из своих нор, когда арвары из похода вернулись и были еще исполнены воинственной волей. Исполин взял лук гонца, заложил поднятую стрелу восьмиперую и выстрелил в вечевой колокол, что висел на крепостной башне. Зазвенела, запела звонкая медь, да не пробудила никого, ибо нет крепче сна, чем сон забвения. Тогда побежал Космомысл в крепость, забрался на колокольню и уж стал билом бить; знал, нельзя будить дружину, не предавшую забвению виды кровавых битв, горе не унявшую — в тридесять яростней встанет она ото сна.
Когда же на всю мощь загудел вечевой колокол, зажигая звоном колокола других городов, а вслед ему затрубили на башнях караульные трубы и боевые кони заржали в стойлах — пробудились и встали арвары.
— Кто звонил?!
— Кто поднял нас до срока?!
— Коль напрасно потревожили — не сдобровать!
Шуршат повсюду кольчуги, гремят латы, и уж мечи, топоры да копья навострены, булавы и шестоперы подняты в яростных руках.
— Я звонил в колокол! — сказал Космомысл с башни. — Обрище на росов напало, в полуденную сторону идет, к Нерею!
— Быть не может сего! — закричали дружинники в сотни глоток. — Зачем разбудил нас?
— Не верите мне — внемлите Кладовесту! Стоны да крики по всем землям росов!
— Не верим тебе, исполин! Ты пленницу отпустил! Ты привез ворону, от которой беда нам будет! Ты свободу нечисти даровал! Ныне зловещая птица по домам летает, нас в голову клюет!… Зови отца! С Сувором будем говорить! Ты нам не власть ныне!
Власть Космомысла над дружиной кончилась в ту минуту, когда на курган вознесли чашу и зажгли вечный огонь.
Между тем со всех сторон к княжеской крепости уже мчались пешие и конные со светочами на копьях — тревога поднялась нешуточная. Исполин пошел ко дворцу, но двери были малы, потому он согнулся в три погибели, кое-как протиснулся в сени и лишь в княжеских палатах немного распрямился. Глядь, а отец не спит, сидит за столом с братом своим Сивером и каликами перехожими — говорили о чем- то, но тут умолкли, взирая на Космомысла.
— Что за шум на улице? — спросил Князь и Закон.
— Тревога, отец! — сказал Космомысл. — Обры зорят города росов!
Сувор остался невозмутимым.
— То-то приснилось мне, будто ворона прилетела, — промолвил он. — И давай в темя клевать…
— Прости меня, отец. Не сон это был, — повинился исполин. — Я наложницу императора убил.
Государь лишь молча взглянул на сына, кольчугу надел, шлем боевой с соколиными крыльями и мечом опоясался.
— Как же убил, коль она бессмертна?
— Не убил до смерти. Из ее головы ворона вылетела…
Сивер поднялся из-за стола и на племянника даже не взглянул.
— Что же нам делать? — спросил у брата Сувора. — С тобою в поход собираться?
— Собирайся, брат. Не обойтись мне без твоей мудрости. Да попрощайся с женой, сыновей же с собой возьми…
Сивер тотчас же удалился, а Сувор осмотрел исполина с головы до ног и задумался.
— А что мне делать, отец? — поторопил его Космомысл.
— Тебе?.. Тебе след новые сапоги тачать. Погляди, как износились и запятники изрезаны…
— В походах износились, в битвах изрезались ромейскими ножами, — заспешил исполин, пряча взор. — Справимся с обрами, новые стачаю. Ты скажи, отец, что в сей час нам делать? Может, прежде ворону сыскать?
— Да она-то сама отыщется и не раз еще прилетит. Со злой птицей мы справимся. А с чудовищем
