устроился на коробках рядом, раскинув палатку. Пока еще двигался, ощущал лишь плечи и лопатки — палило от прикосновения одежды. Но стоило лечь, как огонь покатился по всей спине. Он потерпел несколько минут, не подавая виду, и начал раздеваться. Ольга еще крепилась: мед все-таки защитил кожу и оттянул проявление ожога.
— Я спалился, — наконец признался он и сел. — Кажется, пошел волдырями.
Она включила свет, осмотрела его, достала крем и густо намазала спину.
— А мне хоть бы что, — Ольга ощупала свои плечи. — Чуть-чуть только. Я же уралочка, меня солнце любит.
С полчаса Русинов лежал на животе, ожидая, что боль утихнет, да не тут-то было! Пожар разгорался сильнее, и, кажется, поднималась температура.
— Пойдем купаться? — вдруг предложила Ольга. — Холодная вода помогает...
Она не хотела признаваться, но когда возле воды скинула майку, Русинов увидел множество мелких пузырьков. Ледяная вода моментально остудила огонь и сняла боль. Окунувшись и отмахиваясь от комаров, они прибежали к машине и, мокрые, дрожащие, улеглись. Минут пятнадцать было совсем не плохо, и Русинову уже начали приходить мысли, навеянные тихой очаровательной ночью. Он потянулся и достал руку Ольги, замер, перебирая тонкие, безвольные пальчики.
— Верить никому нельзя, — внезапно упавшим голосом проронила она. Русинов смешался и отпустил ее руку. Ольга застонала и села на краешек кровати. — Сама виновата...
— О чем вы, Оля? — одними губами спросил он.
— Сгорела... Доверилась солнцу. Это от жадности.
Русинов выдавил на нее весь тюбик, но крем был обыкновенный, для рук, и почти не помогал. Они сбегали на реку и искупались еще раз, а Русинов попутно принес канистру воды. Сначала кропили ею друг друга, потом начали мочить полотенца и прикладывать к обожженным местам. Среди ночи Ольга неожиданно рассмеялась, и он решил, что у нее начинается болевой психоз, истерика. Хотел уже надавать по щекам, но Ольга уняла смех и с трудом выговорила:
— Кому-нибудь рассказать... как мы с вами... ночевали... Ой, не могу!..
Холодного и мокрого полотенца хватало минут на десять, потом его приходилось переворачивать обратной стороной либо мочить. Русинов начал забывать о своей боли, а может, оттого, что все время двигался, жжение пригасло и в голове посвежело. Он догадался принести из кабины и включить вентилятор. Поток воздуха, направленный на Ольгу, слегка задул пожар. Она задышала легче и расслабилась.
— Это оно из ревности с нами так... Чтобы и мыслей не было.
— Кто — из ревности?
— Солнце. От него не спрячешься и ничего не спрячешь.
Русинов выжал над ней поролоновую губку, воздушная струя распыляла брызги, и Ольга тихо смеялась от блаженства. Постель ее давно промокла, но от этого было прохладно и хорошо...
А ближе к утру у нее начался озноб. Он помог ей всунуть ноги в спальный мешок и застегнул его, оставив спину открытой. Ольга согрелась и затихла. Русинову показалось, что она уснула, однако через некоторое время нащупала в темноте его руку, подложила себе под щеку и попросила сонным голосом:
— Расскажи мне сказку. Только со счастливым концом.
— Я тебе уральскую сказку расскажу, — сказал Русинов.
— Уральские я все знаю, — пробормотала Ольга.
— Эту ты не знаешь...
— Ну, хорошо... А ты сочиняешь сказки?
Русинов рассказал ей, как заблудилась в горах семилетняя девочка Инга и как ее вынес на плечах Данила-мастер. И как потом они через одиннадцать лет встретились у камня со знаком, пошли к Карне — Хозяйке Медной горы, спросили благословения и поженились.
Ему тоже хотелось, чтобы эта сказка была со счастливым концом.
12
После отъезда Русинова на Урал Иван Сергеевич Афанасьев затосковал. Он представлял себе, как Мамонт сейчас бродит по горам в самых перспективных для поиска районах и щупает «орехом» неуловимые для других приборов белые пятна «перекрестков Путей», копает морену, ищет ушедшую в небытие землю и камни, ночует у костров, дышит сладким уральским воздухом и над головой у пего шумят лишь сосны. Жена сразу же заподозрила неладное, но пока молчала, потому что он еще не вытаскивал с антресолей свои рюкзаки, рыболовные снасти и альпинистское снаряжение.
Несколько дней Иван Сергеевич исправно присматривал за квартирой Русинова, ездил к его бывшей жене на дачу, чтобы узнать, нет ли вестей с Урала, однако понимал, что таким образом никакие «тылы» Мамонта он не обеспечит и надо бы заняться делом более достойным. Помочь Русинову из Москвы можно только информацией о положении дел в савельевской фирме «Валькирия». Он не знал, где она располагается (как потом выяснилось — на территории бывшего Института), и поэтому полистал записные книжки, отыскал адрес и поехал к Савельеву домой, прихватив бутылку коньяку.
Они были очень хорошо знакомы, правда как начальник и подчиненный: Иван Сергеевич работал руководителем сектора «Опричнина» и занимался поиском сокровищ и библиотеки Ивана Грозного, когда к нему прислали «молодого специалиста» Савельева, имеющего историко-архивное образование. Через два года из него и в самом деле вышел неплохой специалист и хороший исполнитель. Однако на том они и расстались, поскольку Иван Сергеевич перешел в лабораторию «Валькирия» главным специалистом по геофизическим работам.
Савельев встретил его радушно, замахал руками на коньяк, привезенный Иваном Сергеевичем, и достал из бара двухлитровую початую бутыль «Наполеона». Посидели, повспоминали прошлое, но едва коснулись настоящего, как Савельев потерял интерес к собеседнику, прикрывая это поздним часом, завтрашним ранним подъемом и кучей хлопот. Иван Сергеевич не любил, когда его выставляли, и потому решил заинтересовать бывшего ученика.
— Возьми меня консультантом, — предложил он.
— А пойдешь? — не поверил Савельев.
— Почему бы нет? — усмехнулся Иван Сергеевич. — За хорошую зарплату пойду.
— Что-то мне не верится, — смутился ученик. — Многие же бывшие в Институте считают мою фирму... как бы выразиться... некомпетентной. А иные вовсе говорят — Россию шведам продаешь.
— Да пусть языки почешут, а мы поработаем.
— Слушай, Сергеич, — обрадовался он, — тебя Бог послал! У нас нынче затык мощный. В прошлом году полмиллиона долларов ухлопали, да еще человека потеряли. Нынче шведы и деньги жмут, и сами хотят в экспедиции поработать. А зачем мне контролеры? Я Россию не продаю!.. А зарплату тебе дам по способностям. Пять тысяч баксов!
— Годится, — одобрил Иван Сергеевич.
— Приступить можешь хоть завтра! — ковал железо Савельев. — Кабинет отведу, секретаршу... Но оформлю недели через две. Кандидатуру обязательно нужно согласовать со шведской стороной. Но это формальность. Они будут «за». Ты же старый спец! А то тоже начинают губами жевать, мол, почему в фирме нет никого из прошлой «Валькирии»...
— Нет уж, брат! — отрезал Иван Сергеевич, усмиряя пыл. — Как оформишь, так и выйду. Я не люблю на птичьих правах.
Он собрался уходить: ночью гаишники проверяют водителей на запах и надо успеть проскочить в Подольск до двенадцати.
— Ладно, — нехотя согласился Савельев. — Я попробую ускорить согласование... А ты просто так приезжай ко мне! Адрес старый.
Возле двери он вдруг спохватился, замялся, но, похоже, не захотел говорить о серьезных вещах на пороге.
