заряженный пистолет, но стоило Ивану Сергеевичу двинуть локтем, чтобы опустить руку на колени, как референт резким движением потянул на себя полу его куртки и выдернул оружие из кармана. Они предвидели все...
Инга и Данила-мастер встретятся, и им уже будет не до того, чтобы озираться по сторонам и следить, нет ли «хвоста»; они будут смотреть друг на друга. Нет ничего проще «вытаптывать» влюбленных в пустынных и диких горах Урала...
Иван Сергеевич стал смотреть в иллюминатор. Внизу стелился лес колючим ковром с прорехами голых каменистых вершин невысоких гор, спереди же наплывал скалистый хребет Урала. «Стоящий у солнца» напоминал крепостные стены огромного, спрятанного за ними города. И вот теперь Иван Сергеевич, обратившись татем, средь бела дня открывал врагу неприступные ворота...
Он никогда не испытывал слез бессилия, хотя знал иные. Он часто моргал, чтобы высушить глаза, и перед взором все двоилось...
И вспышка на земле, напоминающая солнечный зайчик, отраженный брошенной бутылкой или стекляшкой, тоже показалась сдвоенной. Два розоватых огонька приближались к вертолету, но удар был один, и настолько мощный, что перед глазами все сначала замелькало, голова, ударяясь о пол и стенки, стала бесчувственно-ватной. Поток сильного ветра промчался по салону, но потом все уравновесилось.
Вертолет потерял инерцию движения вперед и камнем валился на землю. В свободном полете тело стало легким, а перед глазами очутился квадратный иллюминатор с синим, видимым до самого космоса небом.
Он почти парил в невесомости и думал, что слайды бы с Августой хорошо смотреть на этом фоне...
25
Мысль о побеге у него возникла сразу же, едва он поднялся со стула и, ведомый конвоиром с резиновой дубинкой, ногой распахнул дверь вагончика. Нужно было не спускаться по ступеням, а прыгнуть с порога на землю и сразу резко в сторону, мимо штабелей бруса... Но едва дверь растворилась, как он мгновенно получил удар по лбу и голове. На несколько минут пропали всякие мысли вместе с сознанием. Он очнулся уже в другом, приземистом вагончике без окон. Его распинали на стене, растягивая руки привязанными к ним веревками. Пол качался, все плыло перед глазами, ноги подламывались. Кто-то облил его водой из стеклянной банки, в голове посвежело, но лоб и макушка оставались каменными. Перед ним было четверо. Двоих Русинов уже знал — порученец генерала и тот, что вытащил его из постели. Двое других — парни лет по тридцать, автоматы в руках, как игрушки...
— Что, Мамонт, оклемался? — участливо спросил порученец и поднес стеклянную банку к губам. — Жажда мучает... Ну, пей, пей, дорогой...
Едва Русинов сделал глоток, как порученец вдавил край банки в рот, разрывая уголки губ:
— Говори быстро! Кто водил тебя? Куда? Ну?!
Резко отнял банку, выплеснул воду в лицо:
— Ну? Не слышу! Громче!
Ничего не услыша, обеспокоенно взял дубинку, постучал по ладони:
— Мне жалко тебя, но голову надо поправить. С одного раза ты не понял...
И начал бить скользящими, обжигающими ударами по голове. Эта острая боль привела Русинова в чувство лучше, чем вода. Порученец знал, что делал — мозги не выбивал, но кожу с головы, кажется, снимал пластами. Он не ожидал такой жестокости и дерзости, не мог предположить, что применят сразу самые крайние меры. Видимо, они просто иначе не умели и не могли.
Порученец передал дубинку тому, что вывел из дома. Этот был специалистом по животу — бил только по печени, по ребрам и торцом дубинки в живот. После нескольких ударов Русинов не выдержал, ноги подломились, и он обвис на веревках. Несколько минут он дышал через раз, перетерпливая боль. Ему всегда казалось, что он очень крепкий на удар, тут же почувствовал, что начинает раскисать: в глазах красно, вот-вот потеряет сознание. И не хватает воздуха.
Надо было что-то менять в поведении, иначе забьют. Партизанское молчаниене выход. Еще один сеанс — и будет не пошевелиться от боли, не то что бежать.
— Снимите, — попросил он. — Буду говорить...
— Вот видишь, Мамонт, вставили ума, — благодушно сказал порученец. — А говорят про тебя — рассудок потерял! Какая глупость!
Двое с автоматами развязали веревки, спустили со стены. Русинов сел на пол, привалился спиной к железной стенке, расслабил мышцы. Он не знал еще, что говорить, и придумывал спонтанно, на ходу. Генералу нужно что-то показать, куда-то его повести — вот главная мысль. Ехать по дорогам, кружить в горах, как бы повторяя путь, куда его возили. А там — будь что будет. В дороге расслабятся, слетит агрессивность, может, потеряют бдительность...
— Зови генерала! — приказал порученец одному из автоматчиков.
Через несколько минут в вагончик вошел Тарасов с початой бутылкой водки и стаканом.
— Выпей, Мамонт, — предложил он и плеснул в стакан. — Извини, брат, иначе не могу. Ты же понимаешь, сейчас полный беспредел в государстве, потому и такая методика.
Русинов выпил — пусть думают, что сломали, покорили...
— Не ожидал, что так круто со мной, — откровенно признался он. — Как в гестапо...
— Я понимаю, Мамонт, ты человек авторитетный, — признал генерал. — Но время такое, авторитеты не в моде. Важны деловые отношения. По этому поводу мы в другой раз поговорим, а сейчас давай о деле. Где ты был? Что тебе показали?
— Был в пещере, — признался Мамонт. — В какой — не знаю, возили с завязанными глазами. Но засек примерное направление и время езды.
— Ну вот, а говорят, Мамонт дурак! — засмеялся генерал. — Кто возил?
— Не знаю... Пришли под утро, как ваши сегодня, завязали глаза, повезли...
— А почему тебя повезли? — мгновенно уцепился генерал. — Почему не меня?
— Я их достал...
— Кого — их?
— Сказать трудно, — медленно проговорил Русинов. — На мой взгляд — какая-то международная мафия.
— Международная!
— Да... Но не европейская. Скорее, азиатская — Иран, Ирак...
— Любопытно, но все потом, — обрезал генерал. — Как ты их достал?
Русинов посмотрел ему в лицо:
— А так же, как ты. Современная методика... Иначе нельзя. Взял троих заложников.
— Так... Далее?
— Поставил ультиматум, чтобы показали сокровища.
— Неужели ты рисковал, чтобы только посмотреть на сокровища? — опять засмеялся генерал, что означало его недоверие. — Я понимаю, ты идейный...
— Нет, еще руками пощупать...
— Пощупал?
— Да...
— И ничего не взял?
— Взял, девять килограммов...
— Что же так мало? — изумился Тарасов. — Мужик ты здоровый, и больше бы унес!
— Я брал только алмазы.
— А-а! — восхищенно протянул генерал. — Соображаешь. Девять килограммов!..
— Столько вошло в рюкзак...
— Где содержались заложники? — вдруг резко и быстро спросил он.
