Избраное

Подымаясь лестницей, храбрилась:
«Папа, но ведь я же в первый раз…
Папа, – я скажу, – у нас сейчас
Вышел спор…» И вдруг остановилась:

Свет в прихожей… Дверь полуоткрыта…
Это в час-то ночи! Ну, дела!
Видно, мама тоже так сердита,
Что в расстройстве дверь не заперла.

В кабинете за портьерой свет.
Папа ждет. Сейчас он глянет строго…
Ну, да будь что будет! И с порога
Девочка шагнула в кабинет.

Дальше было все как в лихорадке…
Нелегко об этом вспоминать!
Папы нет… Все вещи в беспорядке,
Бледная, встревоженная мать.

– Что случилось? – А уж сердце бьется.
Тихий мамин голос: – Ничего…
Тут ошибка, Галя. Он вернется,
Просто с кем-то спутали его.

Сам сказал мне: «Завтра же приеду.
Погоди, заране не тужи!
Значит, завтра, ровно в три, к обеду.
И Галинке это же скажи!»

Да ошибся, видно, просчитался!
Мчались дни, тянулась цепь годов,
Но домой не шел, не возвращался
Николай Васильевич Ершов.

*

Эх, Андрюшка! В трудные года
Ты не трусил косности людской.
Почему ж ты храбрым был тогда,
А теперь сробел перед бедой?

Что с тобой случилось в самом деле?
Красота… Да в ней ли только суть?
Шрам!
Скажи, Андрюша, неужели
Он любовь способен зачеркнуть?

Если б вдруг тебе пришлось вернуться
С фронта без руки или без глаза,
То, клянусь, мне не пришла б ни разу
Мысль, чтобы уйти иль отвернуться.

Говорят: «То женская любовь!»
А мужская разве не такая?
Что за глупость: женская… мужская…
Ведь у нас одни душа и кровь!

Впрочем, дело даже не в крови.
Остывает ведь и сталь кипящая.
Просто есть подобие любви
И любовь – большая, настоящая!

ЧАСТЬ 4

Глава 8. СЫН

1

И вот он – сын! Ножонками суча,
Глядит на мир спокойно и открыто
И клюв у целлулоидного грача
Беззубым ртом сжимает деловито.

Ему всего три месяца, и он
Еще ни дум не знает, ни забот.
Без туч над ним синеет небосвод,