Левый гравитатор был последней надеждой Тревельяна — кажется, слишком хрупкой. Он начал поднимать машину, чувствуя, что с каждой секундой она все тяжелее идет вверх. Над морем грудились темные облака, и там, где их подсвечивало солнце, облачная масса казалась пропитанной кровью. Тучи висели высоко, и искалеченный квадроплан не смог к ним подняться. Но все же Ивару удалось разглядесь противоположный берег.
«Дотянем до суши?» — спросил командор.
— Пожалуй. Найдем уединенное местечко, сядем на грунт, починимся. Если только… — Тревельян вдруг почувствовал, как на лбу выступает холодный пот. — Компьютер, что у нас с грузом в левом трюме? И что с трафором?
— Трафор цел, — раздалось в ответ. — Сгорели три контейнера.
— Какие?
— Продовольствие, напитки и гравипланер, — сообщил невозмутимый голос.
— В водяной цистерне что-нибудь осталось?
— Нет.
Наступило угрюмое молчание. Корабль уже преодолел пролив, и теперь внизу расстилалась дикая бесплодная местность — равнина, засыпанная серой пылью, с глубокими кратерами и оврагами, словно прочерченными гигантским плугом. Иногда этот унылый пейзаж сменял ослепительный блеск серебристой поверхности стекла или металла, некогда расплавленного, а потом застывшего зеркальными озерами. Впрочем, Тревельян не мог поручиться, что видит стекло или металл — блеск слепил глаза.
«Похоже, — заметил командор, — нам придется поголодать».
— Не нам, а мне, — мрачно уточнил Ивар. — Правда, бар-автомат загружен, но запасов в нем немного. Нужна вода.
«Ищи ручей или реку, малыш».
— Спасибо за совет. Ремонтный док нам тоже не помешает.
Словно в ответ на это замечание компьютер сообщил:
— Мощность двигателя падает. Теряем высоту. Слева по курсу вставали горы, а где-то на востоке, как помнил Тревельян, лежал за серой пустыней большой оазис в форме шестиконечной звезды. Туда не дотянуть, мелькнула мысль. Но, очевидно, двигаться к оазису не стоило; там, где зелень и изобилие вод, наверняка есть люди — надо думать, целый гарнизон в подземной базе. Помянув фаата недобрым словом, Тревельян повернул на северо-восток, к горам.
— Снижаемся, — отрапортовал компьютер. — Дистанция до грунта восемьсот метров… семьсот пятьдесят… семьсот…
Горы вставали стеной с запада на восток и были невысокими — не горный хребет, а его руины, то ли разбитые ковровой бомбардировкой, то ли источенные временем. Пологие увалы тянулись в пустыню, зарываясь в серый песок словно пальцы великана; между пиками среди каменных россыпей, ближе к подножиям утесов что-то посверкивало — слюдяные пластинки или, возможно, кристаллы соли. Либо вода, решил Тревельян, с трудом удерживая аппарат от падения.
— Пятьсот метров, четыреста пятьдесят, четыреста… — монотонно бубнил компьютер.
Ивар сбросил скорость, потом завис над сравнительно ровной площадкой, почти свободной от камней. Теперь он разглядел, что здесь и в самом деле есть вода — маленькое озерцо, принимавшее крохотный водопад, который прыгал по крутому склону. Изображение на экране дрожало, квадроплан сильно раскачивало — от песка и скал поднимался поток нагретого воздуха. Прежде, при исправных двигателях, такая мелочь не мешала кораблю застыть в полной неподвижности, но сейчас он держался в воздухе чудом.
— Данный полетный режим грозит катастрофой, — напомнил компьютер. — Рекомендуется аварийная посадка. До грунта двести восемнадцать метров. Падение с такой высоты…
— Ясно, что костей не соберем, — буркнул Тревельян, направляя машину к земле. Взметнув тучи серой пыли, он с лязгом и скрежетом опустился между озерком и трещиноватым барьером увала, снял шлем и вытер ладонью пот с лица. Затем посидел минут пять с закрытыми глазами, чувствуя, как прибывают силы — медицинский имплант под левым ребром принялся за работу, восстанавливая гормональный баланс.
«Взгляни на показания локатора», — напомнил призрачный Советник.
— Успеется, дед. — Водрузив на голову обруч, Тревельян распорядился, чтобы были взяты пробы фунта, иолы и воздуха. Пока трудились анализаторы, он заглянул в левый трюм, сморщил нос — оттуда тянуло запахом горелого, — велел проветрить помещение, потом, Шагая по накренившейся палубе, вернулся в кресло, выпил сока и сжевал пластинку концентрата. В пищевом баре-автомате имелся запас продовольствия дней на пять-шесть, но два контейнера с запасом еды и питья были сожжены плазменной струей, пробившей корпус, а вместе с ними сгорел гравипланер. Антенна передатчика исчезла, а сам он превратился в лом. Мозг, к счастью, не пострадал, и полевое оборудование тоже уцелело.
На экран высыпали цифры и символы, результаты анализов. Бортовой компьютер докладывал, что воду в этом мире можно пить, воздухом — дышать, и что вирулентной микрофлоры не наблюдается — ничего такого, с чем бы не справился медицинский имплант. Температура тоже была приемлемой — плюс восемь по Цельсию. Ознакомившись с этими данными, Тревельян произнес:
— Не так плохо, как ожидалось. Связи у нас нет, зато с водой проблем не будет. Что с кораблем? Подняться можем?
— Нет, — сообщил компьютер. — Правый двигатель не подлежит восстановлению, остальные требуют ремонта в стационарных условиях. — Он помолчал и добавил: — В доке.
— Где я тебе док возьму? — буркнул Тревельян. — Сам справляйся!
— Невозможно, — раздалось в ответ. Потом, словно в утешение, компьютер заметил: — Пробоины в обшивке заращиваются, герметичность восстановлена. Питания по нормативам хватит на четыре дня.
— Связь с базовым кораблем отсутствует. Значит, нельзя вызвать другой квадроплан, — добавил Ивар.
«Это в любом случае бесполезно. Квадроплан — беспилотный аппарат. Без тебя его собьют, а если лоханка и доберется сюда, так в виде решета. Не советую рассчитывать на помощь».
— Спасибо, дед, это звучит очень ободряюще.
Встав, Тревельян направился к шлюзу, но Советник опять напомнил:
«Локатор. Взгляни на его показания».
— Не сейчас. Пока еще светло, я хочу осмотреться.
Раздвинулась внутренняя диафрагма, потом открылся люк. Без колебаний Ивар спрыгнул вниз, на почву неведомого мира, и отошел на пару десятков шагов. Под башмаками скрипел песок, сильные порывы ветра холодили кожу, в сумрачном низком небе, прячась за вершины гор, висело багровое негреющее солнце. От скал протянулись длинные тени, свет меркнул и наступала ночь — долгая ночь Хтона, почти равная суткам Земли.
Квадроплан лежал у скалистой гряды, что выступала из песка, смыкаясь на севере с горным склоном. Оттуда струился ручей, наполняя озерцо, и, если не считать журчанья воды и посвиста ветра, вокруг царила мертвая тишина. Невысокие горы вставали изрезанной сменой, уходившей на северо-восток и юго-запад, насколько хватало взгляда; кое-где среди коричневых и черных утесов виднелась серебристая растительность, то ли кусты, то ли низкие, приникшие к грунту деревья. С юга к горам подступала пустыня: серый песок, серые пологие барханы, серое блеклое небо и ветер, круживший серую пыль. На своем веку Тревельян повидал немало пустынь, ледяных, холодных или жарких, но эта внушала особое уныние. От нее исходил ментальный запах безнадежности.
На миг Ивару почудилось, что щупальца пустыни проникли в его разум и копошатся в голове, точно незримые пиявки, обыскивая память, бесцеремонно роясь в ее кладовых и закромах, высасывая все подряд: лица друзей и знакомых, картины юности, пейзажи Земли и иных миров, где ему довелось побывать, что-то еще, связанное, быть может, с его работой и предстоящей миссией. Было ли это ментальным вмешательством? Несмотря на весь свой опыт и тренировку, он не мог утверждать, что подвергается телепатической атаке; его ни к чему не принуждали, ничего не требовали, и охранявшие сознание барьеры не были нарушены. Вполне возможно, что воспоминания навеял пустынный безжизненный ландшафт — пустыни, степи и морская ширь обладали своеобразным, гипнотическим эффектом, связанным с их
