временам в воздухе сгущался туман, и сильные струи воды смывали нечистоты. Обитателям подземелья это не нравилось — попавшие под дождь разбегались с воплями и визгом.
Около спальных ниш находилась кормушка, ряд сосков, выступавших на гладкой стене. Из них сочился вязкий сладковатый сироп, который можно было слизывать, и, отведав угощение, Тревельян убедился, что оно утоляет голод и жажду. Его медицинский имплант не возражал против этой пищи, и значит, метаболизм предков Фарданта и клонов, произведенных от них, не слишком отличался от человеческого.
Населявшие пешеру существа питаться сами не умели. Ощущение голода вызывало у них беспокойство, они начинали хныкать и повизгивать, и это являлось сигналом для роботов — оголодавшего хватали, тащили к кормушке и тыкали лицом в сироп. Эта процедура тоже сопровождалась воплями и визгом.
Ивар насчитал тридцать семь созданий, двадцать пять женщин и двенадцать мужчин, бродивших в подземной полости. По словам Фарданта, они являлись представителями расы, когда-то населявшей Хтон — в том смысле, что были восстановлены из клеточной ткани предков и идентичны им в физиологическом отношении. С психикой дела обстояли иначе. Видимо, Фардант не понимал, что разум не относится к тем функциям организма, которые возникают автоматически, как потребность в пище, движении, дыхании; физическая адекватность была для него признаком адекватности умственной. Чтобы добиться того и другого, он произвел несколько сотен экспериментов, затратив на них восемь тысяч лет; он создавал множество клонов и, убедившись в отсутствии разума, уничтожал их без колебаний. Вероятно, Фарданта Первого, исходный мозг, ориентировали на борьбу и гегемонию над миром, не заложив понятий о воспитании и тех заботах, в каких нуждаются живые существа в пору младенчества и юности. Может быть, таких понятий у предков Фарданта вовсе не имелось — все же их цивилизация не походила на земную.
Тревельян пытался найти отличия, всматриваясь в физиономии клонов, отыскивая черты надменности и злобы, генетической связи с погибшим некогда народом. Но лица их оставались бессмысленными, как у фарфоровых кукол, взгляды — пустыми, и с губ срывалось только невнятное бормотание. Однако он помнил, что эти недоумки — наследники жестокой расы, не знавшей жалости, и что список погибших по вине их предков наверняка обширен и кровав. Расправа даскинов тоже казалась безжалостной, но был ли это акт возмездия и справедливой кары? В понятиях людей — возможно, но владыки пространства и времени не подчинялись человеческим императивам.
Если не возмездие, то что? — думал Тревельян, разглядывая обитателей пещеры. Внезапно время остановилось и прыгнуло назад, вернув его в Посольский Купол на Луне; он снова увидел серва рядом с мраморными изваяниями, снова услышал его голос: есть то, что кажется сейчас плохим и даже страшным, но в перспективе такая оценка неверна. Следует судить по результату.
«Результат еще не очевиден, но это не возмездие, — вдруг произнес командор. — Не возмездие, клянусь Владыкой Пустоты! Просто они решили остановить зарвавшихся придурков».
«Не внявших их предупреждениям, — добавил Ивар. — Но знаешь, что меня смущает?»
«Да?»
«Фардант сказал, что даскины — не раса, не общность существ, а одно существо, не имеющее обличья. Как это понимать? Я, дед, не верю в бога».
«Я тоже. Но что мы знаем о даскинах? И что мы знаем о боге?»
О боге — ничего, молча согласился Тревельян, ровным счетом ничего. Единственный неоспоримый факт, что его не нашли по ту и по эту стороны Мироздания, ни в хаосе Лимба, ни в реальной Вселенной. Никто не нашел. Ни люди, ни хапторы, ни кни'лина, ни остальные расы. Хотя поручиться за сильмарри нельзя.
Он стоял у кормушки, глядя, как роботы с мягкими суставчатыми лапами пытаются пристроить голодного клона к соску. Тот сопротивлялся, заходился криком, а другие существа, восемь девиц и шесть парней, радостно гыкали и пускали слюни — акт кормления их определенно веселил. К стене с сосками они явились вслед за Тревельяном; куда бы он ни двинулся в этой пещере, они ходили стайкой по пятам, словно цыплята за наседкой. Кажется, он тоже стал для них развлечением.
Командор сменил тему, оставив домыслы о боге:
«Статуи лоона эо в заброшенном городе… Что тытеперь думаешь о них? Как они могли здесь появиться? И зачем? Как символ того, что здесь побывали сервы? Но с какой целью? Для чего им эта дыра?»
«Не знаю, дед, не знаю, — отозвался Ивар. — Могу лишь повторить сказанное Первым Регистратором в их Посольском Куполе: символы бывают явными и тайными. Скрытое сейчас станет со временем очевидным».
Затем, повернувшись к отпрыску Фарданта, он спросил:
— Ты в самом деле собираешься уничтожить эти клоны? Почему?
— Они бесполезны, Пришедший из Пустоты. Подготовлен очередной эксперимент. Необходимо жизненное пространство для размещения других разумных. Более перспективной популяции.
— Стоит ли затевать новый эксперимент, когда не завершен старый? Какой в этом смысл? Ты получишь таких же лишенных разума существ.
— Неправильное заключение. Они будут разумны, так как в эксперимент включен дополнительный фактор. Недостающее звено. Ты!
— Дьявол! Только этого не хватало! — пробормотал Тревельян на земной лингве и снова перешел на альфа-хаптор: — И как ты собираешься меня включить? Снимешь копию с моей ментальной матрицы?
— Такая технология мне неизвестна, Пришедший. Я буду действовать иначе: возьму образцы твоих тканей и расшифрую молекулярный код. Если удастся совместить жизненную первооснову твоей расы и моих предков, то…
— Ты ошибаешься, владыка, сильно ошибаешься, — прервал собеседника Ивар, вытянув руку к кормушке и клону, что с воплями бился в лапах роботов. — Видишь эту безмозглую тварь? Результат будет точно таким же! Здоровая глотка, отличный пищеварительный тракт и примитивные инстинкты, но ни искры разума! Разум нужно программировать, и это занимает годы. Два Больших Оборота, чтобы услышать первые слова… пять или шесть, чтобы речь стала осмысленной… пятнадцать или двадцать, чтобы разум окончательно сформировался… Только тогда ты сможешь говорить с ними как со мной! Через много лет упорного труда!
— Время значения не имеет, — произнес Фардант и замолчал. Световые пятна на корпусе его отпрыска вновь образовали ромб; очевидно, он размышлял, взвешивая и оценивая новую идею. Длительность ее реализации явно не волновала Фарданта; масштаб его жизни и отношения со временем были другими, чем у людей.
Наконец он прошелестел:
— Есть вероятность, что это решение будет эффективным. Мои предки поступали иначе, но их технология утеряна. Я пытался ее восстановить. Результат — Гнилой Побег. Где-то была допущена ошибка. — Световые пятна дрогнули и расползлись. Шелестящий голос сделался настойчивей. — Для программирования разума необходим алгоритм. Ты можешь его сообщить? Передать с помощью ментальной связи или объяснить на своем языке?
— Нет. Этот процесс слишком сложен, — сказал Тревельян. — Но я могу тебе помочь. Могу и хочу, понимаешь? — Он сделал паузу, надеясь, что Фардант уловит разницу между возможным и желаемым. — Ты требовал подтверждения, и ты его получишь. Я тороплюсь и Должен скоро покинуть твой мир, но я оставлю здесь Советника, великого воина и мудреца. Он знает, кик программировать разумных и как их защитить. Никто не причинит вреда тебе и им, ни Матайма и Гнилой Побег, ни Дазз и Крора. Скорее всего, через год-другой ты вычеркнешь их имена из памяти.
«Отличная речь! — одобрил командор. — Только запомни, мой мальчик, я не намерен куковать здесь до Страшного Суда. Ты сказал, год-другой? Этого вполне лостаточно, чтобы навести порядок. Я буду ждать. Прилетишь и заберешь меня».
«Прилечу и заберу, — подтвердил Тревельян. И, помедлив секунду, добавил: — Мне будет тебя не хватать, дед. Особенно на Пекле».
