— Начнете с бумаги, кончите порохом, начнете с седел, кончите боевой кавалерией!
— Такие последствия просчитывались, Хранитель. Мы удержали бы контроль за ситуацией. У нас достаточно опыта в других мирах.
Аххи-Сек вытянул над столом переднюю лапу, оказавшуюся чудовищно длинной, и погладил Грея, сидевшего на Тревельяновом плече.
— Какой очаровательный зверек... да, Ивар Тревельян, опыта у вас достаточно, но этот мир контролируете не вы. Поэтому уходите и не мешайте. Демонтируйте вашу базу, уберите спутники... Пусть все тут идет неторопливо, шаг за шагом, и свершается в свой черед.
— Слово первооткрывателя священно, — со вздохом согласился Тревельян. — Я уважаю твое мнение и доведу его до старших коллег, а те — до лидеров нашей планеты, Но, вероятно, понадобится еще не один обмен информацией, ибо вы знаете о нас много, а мы о вас — мало. К тому же не будем забывать, что Осиер населяют наши двуногие братья. Иными словами, люди, а не...
Он запнулся, и Хранитель, весело оскалившись, закончил:
— ...не пацы и не обезьяны, так? Что ж, вы можете следить за нашей работой, находясь здесь в качестве частных лиц. Люди имеют право жить с людьми, никто против этого не возражает. Вот и живите на Осиере, наслаждайтесь его красотой, охотьтесь в его лесах, плавайте по его морям, пейте его вина, любите его женщин... Но живите так, как живут обитатели этого мира, не пытаясь его переделать, живите, как живет твой друг Хьюго Тасман.
— Которого ты приговорил к заключению! Прямо скажем, не очень дипломатичный акт! С большими последствиями для нашей чистой и горячей дружбы!
— Можно ли чувствовать себя заключенным, когда тебе подарен целый мир? А если бы твой друг хотел улететь с Осиера, хотел по-настоящему, он, наверное, это бы сделал.
— Несмотря на твое пророчество? — вкрадчиво молвил Тревельян, вдруг ощутив, что их переговоры приблизились к главному вопросу. А был он таким: кто сильнее? — и оставался пока неясным. В конце концов, деструкторы, метатели плазмы и боевые роботы — детские игрушки в сравнении с предсказанием будущего.
— Пророчества временами выполняются по той причине, что в них желают верить, — заметил Аххи-Сек.
— Готов согласиться с этим. — На губах Тревельяна мелькнула коварная улыбка. — Я получил от тебя два предсказания, но не поверил ни первому, ни второму. И вот я здесь, перед тобой!
— Не поверил... — с явной насмешкой мохнатый собеседник. — Как было сказано, иногда верят, и пророчество исполняется. Но бывает и так: не верят, а оно все равно исполняется. От судьбы, мой друг, не уйдешь! Вспомни, что я тебе предсказал!
Улыбка Тревельяна стала торжествующей.
— Предлагались два варианта, или я немедленно убираюсь с планеты, или закончу жизнь в каменном мешке. Но я не убрался, и я — на твоей базе. Ни то ни другое не исполнилось!
— Ты в этом уверен? Разве ты не улетишь через несколько дней на своем корабле? И разве это не один из предложенных вариантов? — Оскал Аххи-Сека был много шире поблекшей Тревельяновой улыбки. — Видишь ли, мой дорогой рапсод, «немедленно убраться» — это твоя интерпретация. На самом деле, если бы ты попробовал убраться немедленно, то как раз очутился бы в том каменном мешке, где просидел бы до самой кончины. Другой и более приемлемый вариант развития событий таков: ты, преодолевая некоторые трудности, все же находишь меня, мы беседуем, и ты улетаешь. Что и случится в скором будущем.
«Ловко вывернулся! — раздался беззвучный голос командора. — Браво! Хитрый черт!»
— Казуистика, — сказал Тревельян, — элементарная казуистика! Фокусы, чушь, ерунда! Попытка перевернуть ситуацию с ног на голову! У нас, у двуногих, это называют так: делать хорошую мину при плохой игре. Тебе понятен смысл этого выражения?
— Понятен. — Аххи-Сек уже не ухмылялся, и его маленькие глазки под выпуклыми дугами надбровий смотрели пронзительно и остро. — Вы, двуногие, искусны в своем ремесле, мы, четверорукие, — в своем... С этого острова я могу послать ментальный сигнал любому из моих помощников на континенте. Отправить без всякого напряжения, прямо отсюда. — Он коснулся лба. — Сигнал воспримут как словесное послание или как вещий сон, и это одна из граней моего искусства. Есть и другая... Ты, Ивар Тревельян, улетишь с Осиера, но жизнь твоя будет продолжаться, так? Хочешь увидеть ее конец?
Он растопырил над столом поросшие шерстью пальцы, приподнял ладонь, и под ней блеснуло что- то металлическое, округлое, небольшое. Медальон! Овал с голограммой-пророчеством! Он лежал оборотной стороной кверху, и изображения не было видно. Тревельян мог поклясться, что мгновением раньше стол был пуст.
— Переверни, если хочешь узнать свою судьбу, — предложил Хранитель. — Умрешь ли ты, как говорится у вас, в своей постели, или будешь убит в каком-то из чужих миров, погребен под снежной лавиной или в океанской бездне, сожжен на костре или в огне вулкана, распят, как один из ваших пророков, пронзен копьем, обезглавлен, растерзан диким зверем … У тебя опасная профессия, Ивар Тревельян, и никакой из этих вариантов исключить нельзя. Где и как придет к тебе смерть? Ни ты не знаешь, ни я. Пока! Но стоит перевернуть эту пластинку…
«Запугивает, чучело волосатое!» — буркнул командор, но Тревельян знал, чувствовал, что это не так. Не запугивает, но предупреждает! Ему вдруг стало ясно, что перед ним не обманщик, не искушенный в казуистике хитрец, а существо с даром предвидения, который, может быть, являлся нормой для четвероруких или чем-то таким же удивительным и редким, как телепатия у человека. Так ли, иначе, но Аххи-Сек не играл с ним; просто хотел, чтобы ему поверили и в будущем, при дальнейших контактах, не забывали, что его раса не беззащитна. Ведь, в конечном счете, побеждает не тот, чьи пушки крупнее калибром, а умеющий предвидеть, куда упадут и где разорвутся снаряды.
Тревельян поглядел на пластинку и сказал:
— Мы не будем ее переворачивать. Знание, которое ты предлагаешь, слишком тяжело и горько и не доставит удовольствия ни мне, ни тебе. Сойдемся в том, что я тебе верю и беру свои слова обратно — те, насчет казуистики и фокусов. Вполне возможно, все происходит именно так, как ты предсказал.
Огромные губы Аххи-Сека дрогнули, в глазах сверкнул веселый огонек.
— С тобой приятно иметь дело, Ивар Тревельян. Для двуногих ты на редкость толерантен.
— Профессия обязывает, — скромно заметил Тревельян, наклонившись над струнами лютни. — Компьютер! Миссия завершена, можешь посылать за мной. — Он поднял голову и объяснил: — Сюда прилетит воздушное судно и приземлится на берегу. Мне пора уходить, Хранитель. Я рад нашей встрече и сожалею, что она не состоялась раньше. Ты и я, да и эксперты с нашей Базы потратили много усилий и времени. А зря!
Аххи-Сек провел над столом ладонью, и медальон исчез. Совсем человеческим жестом он покачал головой.
— Ничего не бывает зря, мой юный друг. Проходит время, тратятся усилия, и туманное становится определеннее и яснее. Вы для нас были незнакомцами, и, думаю, преждевременный контакт не принес бы пользы. Тебя я тоже хотел изучить, понаблюдать за тобой, поразмыслить... Вы, люди, такие разные!
— Понаблюдать, — выхватил слово Тревельян, вспомнив, что есть еще неясные моменты. — Я знаю, что ты за мной следил. Но как?
— Существуют разные способы. Иногда я воспринимаю информацию прямо из мозга человека, с которым установлена ментальная связь...
— Как с Орри-Шаном?
— Да, как с Орри-Шаном, — подтвердил Хранитель, но не с ним одним. Я собираю информацию со всего материка, и не только от людей. — Он снова протянул руку и погладил Грея. — Этот маленький зверек — не с Осиера, а с моей родной планеты, но здесь он отлично прижился, плодится и размножается уже больше тысячи лет. Шерр — так его здесь назвали — умен, воспринимает чувства разумных существ, даже некоторые простые мысли и служит ретранслятором. — Тревельян нахмурился, но Аххи-Сек, изобразив нечто похожее на улыбку, произнес: — Нет, не считай, что он предатель, что он шпионил за тобой! Это всего лишь зверек... Он к тебе искренне привязан, и прогонять его не нужно — без тебя он, вероятнее всего, умрет с тоски. Если же говорить о его контакте со мной, то яне знал, о чем ты думаешь, что
