— С полгода как вынесли оборудование, — произнес Дот, прищурившись и посматривая на круг. — Изучали, снимали спектры во всех диапазонах, а толку — ноль. Убрали весь хлам, чтоб не чинить помехи Феномену.
— Феномену? — Он тоже уставился на круг.
— Да, Паша, Феномену, причем с заглавной буквы. Вот здесь он и возникает, в самой середине, примерно в четырнадцать часов и с постоянным сдвигом. Через несколько лет мы будем наблюдать его в три пополудни, затем в четыре и так далее... Частота фиксированная, сутки с хвостиком.
— А смысл в чем? — спросил он, соображая, не разыгрывает ли его приятель.
— Смысл... если бы я знал смысл... — протянул Димыч, поглядывая на часы. — Ну, время у нас еще есть, целых двадцать семь минут, так что, Паша, расскажу во всех подробностях и ничего не утаю. Может, посоветуешь что-нибудь умное, а может, на что другое пригодится... роман там сотворишь или рассказ... — Он помолчал, потом вытянул руку к белому пятну: — Вот здесь, раз в сутки, в определенный момент появляется свечение. Такая, знаешь ли, призрачная колонна, вспышка или выплеск с заметной вихревой структурой и спектральными характеристиками... Ладно, бог с ними, суть все равно в другом. Появляется ненадолго, мелькнет и исчезнет, так что ты этот миг не пропусти. Стоит, Пашка, поглядеть!
— Это и есть Феномен?
— Да. Та его часть, которую можно обозревать и регистрировать, снимать на пленку и тыкать в нее разными предметами. Чем мы и занимались четыре месяца. Теперь прекратили. Думаем, что бы еще сотворить, но мысли пока — одна тривиальщина.
У него вдруг кольнуло в почках. Сморщившись, он потер спину, вспомнил, что завтра ехать на диализ, нашарил в сумке тюбик с лекарством и проглотил таблетку. Потом спросил:
— Этот выплеск похож на электрический разряд? Что-то вроде шаровой молнии?
— И близко нет, Паша! Во-первых, никаких звуковых эффектов, ни треска, ни шипения, а во- вторых... Во-вторых, просто не похоже. Током не бьет, на мышах проверяли. Никита даже кота притащил...
— Природное явление, Димыч?
— Как же, природное! — Зеленые глаза Дота сверкнули. — Я же сказал: периодическое!
— В природе масса периодических процессов, тем более таких, которые идут с суточной регулярностью. Смена дня и ночи, например, или приливы... Пятерня Дота взъерошила волосы.
— Кстати, о приливах... Ты еще помнишь, что такое приливное трение?
— Разумеется. Термин, которым обозначают влияние Луны на период обращения нашей планеты вокруг оси. Луна тормозит Землю, и наши сутки постепенно удлиняются.
— Вот именно! Помнишь, я сказал, что частота Феномена — сутки с хвостиком? Этот период выдерживается с поразительной точностью, и он таков, какими будут наши сутки через десять-двенадцать тысяч лет. Ну, и что ты теперь скажешь?
Они переглянулись, ясно сознавая, что оба находятся в некотором смущении. Затем он тихо произнес:
— Считаешь, что там, через десять или двенадцать тысяч лет, проводятся какие-то эксперименты? С машиной времени? На этом самом месте?
— Ты сказал!.. — Дот выпрямился и запрокинул голову к потолку. — Сказал! А теперь — насчет места, Паша. Место ведь не случайное! Если отбросить мудреную терминологию, в моей лаборатории изучают время. Представь, что в будущем тут сложится научный центр, и эта камера, — он широко повел рукой, — станет чем-то вроде исторической реликвии, местом, где проводились первые исследования. Весьма вероятно, что наши потомки, добившись успехов, решат, что запуски нужно проводить отсюда... Так сказать, из уважения к памяти предков... Тем более если будет точно известно, что эта камера в том или ином виде сохранялась на протяжении тысячелетий, начиная с 1962 года, когда построили весь комплекс. Ведь лучше места не найдешь! — Дот снова уставился в потолок. — Место прочное, надежное и безопасное... Ну, разумеется, могут быть и другие удобные пункты, но мы их не наблюдаем постоянно, а значит, не в силах обнаружить Феномен.
В почках кольнуло сильнее. Разволновавшись, он проглотил еще одну таблетку.
— Так что же, ты полагаешь, что этот выплеск — машина времени? Нечто, посланное из будущего в прошлое?
Дот покачал головой:
— Машина... Не будем мыслить столь примитивными категориями, Паша! Я понятия не имею, что они там творят, какие ставят эксперименты. Я не знаю, можно ли двигаться против потока времени или по нему, и что такое этот поток, я тоже ни бум-бум... Мы не можем выяснить, машина ли у них или другое устройство физической либо биологической природы. Известно лишь одно: наблюдается Феномен искусственного происхождения, и его периодичность соответствует земным суткам, таким, каким они будут через десять-двенадцать тысяч лет. Все остальное — предположения, гипотезы и домыслы.
Он ощутил, как по спине бегут холодные мурашки. Вместе с тем его охватило чувство глубокого удовлетворения, если не сказать восторга. Не каждый перед смертью сподобится увидеть чудо! Дот приглашал его очень настойчиво... Может быть, хотел преподнести ему подарок? Показать такое, о чем приятно вспомнить и скрасить этим воспоминанием последние минуты? Знал ли Дот о его неприятностях с почками, о том, что он обречен? Мог узнать — у жены или у сына...
Мысли промелькнули стремительно и исчезли. Он спросил: — Среди этих домыслов и гипотез есть что-то разумное? Такое, что подкрепляется расчетом?
— Есть одна идея... — с нерешительным видом заметил Дот. — Видишь ли, если принять за аксиому, что путешествия во времени возможны, то получается такая штука: темпоральное перемещение должно порождать некий след, если угодно — темпоральный ветер. Точно так же, как движение в жидкой или газообразной среде ведет к появлению ламинарных течений и турбулентных вихрей, которые тянутся за судном или самолетом... Очень отдаленная и неточная аналогия, но другой я пока не придумал. И если так, то Феномен — не машина времени, а какой-то связанный с нею эффект. — Дот нахмурился и тихо прошептал: — Это ветер, который дует то из будущего в прошлое, то наоборот, смотря по тому, куда движется машина.
— Ветер... — повторил он. — Но ветер может что-то увлечь за собой, не так ли? Это подвергалось проверке?
— Разумеется, Паша, разумеется. Чего мы только туда не совали! Спички, монеты, часы, автоматическую камеру... Никакой реакции! Все предметы остаются на месте, и с ними ничего не происходит. Ровным счетом ничего!
— А живая материя? Кажется, ты говорил о мышах?
— Да, и еще о кошке, которую притащил Никита... здоровый-такой персюк, прямо красавец... Все то же самое — никакой реакции. — Димыч пригладил растрепанные волосы и задумчиво покосился на белый круг. — Но в сущности это ничего не доказывает. Мы, Паша, не знаем, что такое время, слишком уж загадочная это штука. С одной стороны, объективная категория, с другой — субъективная, доступная восприятию лишь высокоразвитого мозга... Персюк у Никиты, конечно, хорош, но говорить не умеет, только мяукает.
— Про обезьяну не думали? Шимпанзе там или гориллу?
Дот вздохнул.
— Думали. Только не по карману нам шимпанзе. Если зарплату всех сотрудников сложить и на десять умножить, и то не хватит. — Снова вздохнув, Димыч посмотрел на часы. — Ну, сейчас начнется, Паша... минуты через две.
«Что я теряю? — внезапно подумал он. — Верный шанс скончаться мучительной смертью? Доставить сыну и жене столько горя, что не расхлебаешь и за десять лет?»
Вопросы были риторические, он уже все решил. Жизнь прожита, и, кажется, неплохо: дома, правда, не построил, не насажал деревьев, но сына все-таки родил. Не обманывал, не льстил, не делал зла и не оставил долгов... Отчего не позволить себе последнее приключение? Скорее всего, закончится оно ничем, только Димыч до судорог перепугается. Зато как будет благодарен, когда испуг пройдет!
— Пять секунд осталось, — произнес Дот. — Внимание, Паша! Сейчас начнется! Смотри!
Он бросил сумку и, судорожно сглотнув, шагнул в центр белого круга. Панический вопль Дота еще
