хрупким и тонким стеблем. Женщина, сидевшая за столом, тоже казалась тонкой и хрупкой, но Ричард знал, что это впечатление обманчиво и создается массивностью мебели и титаническими размерами кресла. На самом деле Эдна Хелли, носившая прозвище Леди Дот, почти не уступала ему ростом, хоть и была поуже в плечах.
Сейчас ее серые зрачки буравили Ричарда с равнодушием пары стальных сверл. Он буквально чувствовал, как они впиваются в плоть, как рвут ее с хищным шипением, выбрасывая фонтанчики крови и костной стружки. Впрочем, до стружки дело еще не дошло, но призрак неминуемой расправы уже обретал некую пугающую телесность.
— Что пили? — холодным тоном поинтересовалась Леди Дот. — “Коммандос”, я полагаю? Ричард сглотнул и доложил:
— Никак нет, мэм. Ром “Фидель”, мэм. А девушки — “Нежную страсть”.
— Значит, были еще и девушки? — зловеще протянула Леди Дот, как будто в представленном ей рапорте сие обстоятельство обошли полным молчанием. — Девушки на могильной плите под кубинский ром… Я полагала, агент-стажер, что вы отличаетесь большей фантазией. На кладбище принято потреблять что-то другое, подходящее к ситуации, — скажем, “Вечное блаженство” или ватиканский эликсир.
— “Блаженство” и эликсир мне не по карману, мэм. Средства не позволяют, — отрапортовал Ричард. — К тому же сам я не пью спиртного.
— Верно, не пьете… — Голос Хелли сделался еще более ледяным, сухие губы сжались, напомнив Ричарду тетушку Флоренс. Что-то было между ними общее — то ли в этой манере поджимать губы, то ли в скупых движениях рук с длинными костлявыми пальцами. Но, разумеется, Леди Дот представляла собой куда более опасное издание его смоленской тетки. — Значит, не пьете, — повторила она. — Не пьете, однако приняли участие в пьяном дебоше среди святых могил! Святых для всякого цивилизованного человека! — Тут глаза Леди Дот полыхнули адским пламенем, и Саймон ощутил, что стальные сверла уже подбираются к его печенке. — Я не говорю об этих двух бездельниках, Друаде и Тирасисе, — продолжала Эдна Хелли, — и я не в претензии к вашим канадским подружкам, но вы, стажер Саймон!… Вы!… Клянусь, я была о вас лучшего мнения! И я жду объяснений!
Всю эту речь она произнесла ровным, лишенным эмоций голосом, расставляя восклицательные знаки одним лишь движением бровей. Под занавес к бровям присоединился палец, нацеленный Ричарду прямиком в висок. Затем в наступившей тишине будто бы щелкнул затвор пистолета, и он услышал:
— Я жду, стажер Саймон! Жду!
— Тирасис и Друад — мои соседи по жилому блоку, мэм, — выдавил стажер Саймон. — Девушки приехали ко мне… три девушки из Монреаля… и Друад с Тирасисом… — Он смолк, наблюдая, как зрачки Леди Дот из буравчиков превращаются в жерла гаубиц. Казалось, они вещали: ну и аппетит у вас, агент- стажер! Местных шлюх вам уже не хватает, приходится выписывать из Монреаля! Оптом, по три за раз!
Ричард судорожно сглотнул.
— Вы понимаете, мэм, я не мог лишить соседей столь приятного общества. Мы отправились на прогулку… Девушки желали посмотреть Мемориал… Ну, и…
Сейчас, под прицелом двух пушечных стволов, Ричард Саймон с отчетливой ясностью понял, что его Шнур Доблести вскоре украсится крысиными клыками. Наставник Чочин-га говорил: хрустнешь сучком в лесу — получишь стрелу в зад. Дейв Уокер, шеф-инструктор, формулировал этот тезис с большим изяществом, утверждая, что всякое следствие имеет свою причину. Эти причинно-следственные связи надлежало экстрагировать из хаоса, из той паутины, сплетенной из вероятностей и случайностей, какую являл собой мир; экстрагировать и прослеживать до логического конца, дабы не схлопотать неприятности. Крысиный клык в ожерелье был самой меньшей из них, стрела в позвоночник или пуля в лоб — самой крупной, а меж двух этих полюсов находился обширный список всяких бед, выволочек, разносов, проваленных заданий, рухнувших карьер и не свершившихся надежд.
Но сколь часто, размышлял Саймон, весь механизм причин и следствий запускается игрою случая, ничтожной флуктуацией в мире хаоса, легким трепетом вероятностных нитей! Их встреча с Алиной была, конечно, случайностью, а вот дальнейшее случайностью не назовешь. Ни койку в его жилом блоке, ни постель в ее монреальском гнездышке, несравнимо более мягкую и удобную… Ни просьбы Тирасиса и Друада — полушутливые, но настойчивые — привезти им пару канадских козочек с во-от таким выменем! Алина, добрая душа, привезла… И все кончилось бы тихо-мирно, так как контакты с девушками отнюдь не возбранялись и даже поощрялись, но тут козочкам пришла мысль осмотреть Мемориал., Вполне логичная, между прочим! Кто же, побывав в Грин Ривер, не заглянет на кладбище Аддингтон?… Вот и заглянули!
Все остальное было элементарным следствием из вышеназванных причин, и Ричард мог лишь корить себя за непростительное простодушие. В конце концов, он отучился в Центре без малого год и стал наполовину профессионалом! Ну, не наполовину, так на треть… Вполне достаточно, чтоб вычислить всех коз и всех козлов в округе!
Разумеется, у Тирасиса нашлась фляжка с ромом, а у Поля Друада с его пылким галльским темпераментом — три бутылки “Страсти”. Разумеется, их полагалось распить не в “Катафалке”, а только на могильных плитах, устроив затем маленькое шоу: канадские звезды в белье “филипс”, в чулках “голден лайт” — и ничего, кроме чулок и белья! Чулки, впрочем, уже свалились с прелестных манекенщиц, и Поль подбирался к белью, но в этот миг их компанию застукали. Так что шоу не закончилось оргией в ближайших зарослях, о чем Ричард Саймон, предпочитавший секс спиртному, искренне сожалел.
От Леди Дот, само собой, не приходилось ждать ни сочувствия, ни снисхождения, ни пощады. У нее имелся рапорт администрации Аддингтон, а в Северном жилом блоке уже освободилась пара помещений — Друад с Тирасисом были подвешены к позорному столбу, распяты, отчислены и высланы из Грин Ривер. Друад вроде бы собирался вернуться домой, в Бордо, а вотТирасис…
Палец Эдны Хелли шевельнулся, будто она выбирала местечко поаппетитней, куда стоило всадить пулю. Поговаривали, что она была отменным стрелком и во время Третьего Гаитянского Путча разделалась с телохранителями Монтеги, а также с самим мятежным генералом и тремя его наложницами. Сейчас Ричард был готов этому поверить — как и прочим страшноватым байкам о подвигах неуловимой Леди Дот.
— Вам хоть известно, стажер, чье захоронение вы осквернили? — Теперь ее палец нацелился Ричарду под пятое ребро.
— Разумеется, мэм… Там же было написано…
— Рада, что вы преуспели в грамоте, — Эдна Хелли поджала губы, снова сделавшись похожей на тетку Флоренс. — Так вот, вы развлекались на могиле Джека Кэбота, астронавта НАСА, который первым совершил посадку на Ганимед.
— Мне помнится, он там и остался, — пробормотал Ричард. — Прах не нашли, корабль — тоже, и в могиле захоронена только фотография. Так что мы не устраивали половецких плясок над его костями. Леди Дот нахмурилась.
— А! Значит, вам было известно, что погребение — символическое? Потому вы его и выбрали?
— Так точно, мэм!
Это было чистым враньем. На самом деле одну из монреальских подружек Алины звали Фелисией Кэбот, и она утверждала, что незадачливый покоритель Ганимеда ее предок. Впрочем, могла попасться и другая могила… Но Саймону казалось, что ни один из тысяч космических первопроходцев, захороненных в Аддингтоне, не возражал бы, если б три прелестные девушки станцевали над ним канкан. Им это было б приятней, чем торжественно-мрачные церемонии с возложением венков и долгими речами. К несчастью, мнением Ричарда Саймона, как и самих покойников, никто не интересовался.
— Символическое погребение… — протянула Леди Дот, и лицо ее не то чтоб смягчилось, но стало слегка задумчивым. Зрачки уже не казались жерлами гаубиц или буравчиками, но были теперь похожи на шляпки гвоздей, а в уголках рта обозначились крохотные морщинки. — Символическое погребение… В рапорте об этом не сказано… Что ж, я готова признать, что тут имеются кое-какие смягчающие обстоятельства… Явного святотатства не случилось… — Ее взгляд обрел прежнюю остроту, насквозь пронизав Ричарда. — Возможно, агент-стажер, я не отчислю вас. Возможно… Это будет зависеть от результатов нашей дальнейшей беседы.