— Да?
— Вас тоже наказали. Вынесли взыскание.
Ухмылка Уокера завяла. Впрочем, он отличался немалой стойкостью ко всяким жизненным передрягам и потому лишь спросил:
— Какое взыскание, стажер? Устное или в персональный файл? Поставлено на вид или — упаси Аллах! — отмечено несоответствие?
— Не знаю, — Ричард пожал плечами. — Отчего бы вам не узнать самому? Прямо у нашей Леди? Его наставник недовольно скривил рот.
— Учишь тебя, учишь, а все — дикарь! Без толка и понятия! Ты пошевели мозгами, парень! Кто же спрашивает у начальства, какое взыскание наложили? Если найдется такой болван, то будет ему и в персональный файл, и несоответствие по всем статьям, и коленом под задницу — без льгот и пенсии!
Ричард с деланной наивностью округлил глаза.
— Правда, сэр? А я-то думал, что в нашей конторе не доживают до пенсии…
— Много думаешь, парень… много, но плохо, раз твой шеф получает взыскания, — буркнул Уокер. И добавил тайятское проклятие, коему научился у Ричарда:
— Чтоб ты лишился всех пальцев! Иди-ка к Селиму. Пусть оборвет тебе уши и выбьет дурь!
Минут через тридцать, когда Селим лежал бездыханный, а из Ричарда вышла вся дурь вместе с томившим его напряжением, он устроился на скамье у помоста, бок о бок со своим инструктором. Уокер вроде бы подобрел — наверное, прикинув, что науку о зеленом змие будет преподавать стажеру за казенный счет, с совместной проработкой всех учебных пособий.
— Сэр…
Уокер кивнул, разрешая говорить.
— Один вопрос, сэр… Где я могу найти материалы о Земле?
— Загляни в свой учебный компьютер. Свяжись с архивом ЦРУ. Ты что, разучился жать на клавиши?
— Жму, но ничего полезного не выжать. История, история и опять история с географией… А что сейчас? Хмыкнув, Уокер искоса взглянул на него.
— Земля — Закрытый Мир. Информация о Закрытых Мирах засекречена. Ее архив не выдаст.
— Засекречена? От кого? От меня? От вас? От Леди Дот? Мы же сотрудники ЦРУ!
— Я — сотрудник ЦРУ, а ты — леденец на палочке, — уточнил Уокер. — Ты стажер и будешь стажером еще лет пять, пока не дадут тебе статус полевого агента. А до тех пор ты…
— … сопляк и полное дерьмо, — закончил Ричард. Это была одна из игр, которую он вел с Дейвом Уокером, следуя пути Смятого Листа: представиться дурачком и выудить что-нибудь интересное. Но Уокер был хитер, точно змей Каа, и редко попадался на крючок. Впрочем, отчего ж не попытаться? И Ричард, скосив глаза в сторону, задумчиво протянул:
— Говорят, что кое-кто побывал на Земле. Даже отчет составил. На украинском… На том самом, который я буду изучать под горилку.
Шрам на губе шеф-инструктора дрогнул, краешек рта пополз вниз, и Ричард Саймон узрел знакомую кривую усмешку.
— Скажи-ка, парень, слышал ли ты о парагвайской корриде? Нет? Только об испанской да мексиканской? Ну, должен заметить, что Парагвай — это тебе не Мексика и не Иберия. Народец там, видишь ли, не просто горяч, а бешеного темперамента, работы на дух не выносит, а любит совмещать приятное с еще более приятным. Ты послушай, что они придумали, эти паразиты…
Уокер откинулся назад, прикрыл глаза, и Ричард понял, что сейчас услышит очередную техасскую побасенку. Неважно, пойдет ли речь о Парагвае, о Египте или о городе Ташкент на планете Уль-Ислам, — басня все равно останется техасской, и будет в ней мораль, иногда ясная, а временами — скрытая… Ричард любил слушать эти истории, напоминавшие ему поучения Чочинги.
— Значит, так, — начал Уокер, поглаживая шрам на подбородке. — Представь большую площадку вроде футбольного поля; с одной стороны — загоны для быков, а с другого края, метрах эдак в ста пятидесяти — помост со ступеньками. На помосте сидит красотка, и одежды на ней, сам понимаешь, почти никакой; сидит она, значит, и сверкает голыми ляжками. А от загонов бегут к ней по очереди мужики, и все как один — в красном. Ну, а вдогонку за парнями пускают быков…
Фору дают, но небольшую, а бычки там резвые и свирепые, и рога у них, что вилы: хорошо, коль под задницу подцепит, а если под ребра? Словом, бегут мужики, и кто добежит до той голой телки и заберется на помост, тот и выиграл. Ну, а кто не добежит… — Уокер с печальной миной склонил голову, будто прислушиваясь к мелодии похоронного оркестра.
— А что делает добежавший? — с интересом спросил Ричард. — Прыгает на девушку?
— Это уж как она позволит, — откликнулся шеф-инструктор. — Но не было случая, чтоб красотка отказала герою… С другой стороны, и героев не больно много… Я же сказал — бычки в Парагвае резвые. И вот на одной из таких коррид уложили они ровно дюжину парней, а тринадцатым вызвался бежать техасец из Браунвуда… Уж не знаю, как и зачем он туда попал — то ли фальшивые доллары приволок, то ли еще какую контрабанду… В общем, бежать-то он решился, но сказал, что вначале желает поглазеть на своего быка — чтобы, значит, переброситься с ним парой слов. И в самом деле, подошел он к загородке и прошептал что-то быку на ухо, а потом припустил в поле — в красном плаще и красной шапке, но даже не сняв сапог со шпорами. И что ты думаешь?… — Уокер сделал многозначительную паузу. — Добежал-таки, стервец! Собственно, дошел не торопясь и присосался к красотке, а бык ковылял за ним в двадцати шагах, развесив губы и вытянув хвост. Представляешь?
— Еще как! — откликнулся Ричард.
— Ну, потом начали у техасца выпытывать, что ж он такое шепнул быку.
Техасец секрет выдавать не хотел, но когда подступили к нему с дубинками и ножами, — а народец в Парагвае, как было сказано, горячий! — пришлось ему объясниться. Я, говорит, бычку нашептал: “Не торопись, парень! Будет мне телка, будет и тебе!”
Фыркнув, Ричард покосился на помост. Турок Селим уже оклемался и теперь сидел, привалившись спиной к канатам, и мрачно подсчитывал синяки. Сейчас он был похож на участника парагвайской корриды — из тех несчастливцев, коим так и не удалось добежать до телки.
Уокер пригладил рыжую шевелюру. — Вот и ты, стажер, не торопись. Не торопись! Бега твои будут еще долгими, и ты не спеши меня догонять… Меня и всех остальных, кто знает больше, а может, меньше. Все мы участвуем в забеге, и гонятся за нами всякие беды, болезни и раны, и коль не догонят они нас, так попадем мы в объятия красотки на помосте. А у нее уж и ящик сколочен, и крышка сдвинута, и черные бантики висят по краям… Так что не торопись!
Ричард кивнул, подумав, что для его шеф-инструктора жизнь была парагвайской корридой, но в сущности все это мало чем отличается от тайятских лесов. Какая разница, где и с кем вступить в состязание — здесь, на боевом помосте, в лесу четырехруких воинов или в поле, где мчатся резвые бычки с остроконечными рогами… Оружие разное и разный противник, но суть одна: победа или поражение. Так что слова Уокералишь подтверждали сказанное Чочингой: у всякого племени есть свой лес и место для битв. У вас, двуруких, тоже. Ищи и найдешь! Кажется, он нашел.
Свежий морской ветерок крался к скамье Ричарда. Временами, будто предлагая поиграть, он налетал сильным порывом, шелестел листвой и страницами книг, разложенных на скамейке, овевал прохладой разгоряченную кожу. С протяжным свистом он кружил над плоской кровлей жилого блока, засаженной магнолиями, и одуряющий аромат больших белых цветов перебивал принесенные им с моря соленые терпкие запахи. Если прищуриться и глядеть только на солнце, можно представить, что находишься где-то на склонах Тисуйю, сидишь под деревом шой с огромными пятипалыми листьями и ждешь, когда мягкая ладошка Чии коснется твоего плеча…
Но Чия осталась в прошлом — как и весь мир Тайяхата, хоть и не уступавший Колумбии яркостью красок, однако не столь ухоженный и безопасный. Тайяхат был таким, каким сотворили его стихии, а Колумбия в определенном смысле являлась творением человеческих рук, придавших ее континентам и островам если не полностью земные, то отчасти приближенные к ним формы.
Еще в Эпоху Исхода этот мир подвергся терраформированию, и теперь два его материка, Новый Свет и Старый, напоминали слипшиеся вместе Америки и Африку с Евразией, с огромным Австралийским
