колом стоял. Начальник мне нужен. Кандидатура — по твоему усмотрению, кого разыщете. И пусть твои парни сюда его приведут. Без штанов, голышом.
— Не приведут, а принесут, — уточнил Пако с деловым видом. — Когда тебе нужен этот голый хмырь? В серебряной фуражке?
Саймон сделал неопределенный жест и поднялся.
— Через день-два. Когда найдешь, тогда и ладно. Так, чтоб главному не помешало. Набирай людей и про остальное не забудь -горючее, оружие, взрывчатка. Ты где их держать собираешься? Не в этом же подвале?
— Зачем в подвале? — Пако тоже встал, отодвинув табурет. — У меня склады есть в порту у пятого причала и на Западной дороге. А ежели мы Бабуина наймем, да Моньку Разина, Челюсть, Хрипатого и Пономаря, то у каждого из мужиков найдется тайная щелка. Есть где собраться и где имущество сложить.
— Вот и отлично. — Саймон направился к лестнице, но на нижней ступеньке остановился и спросил: — А что в городе говорят? Насчет вчерашнего?
— А ничего. Ни по радио, ни слухов никаких. Значит, синезадым и дерибасовским болтать не ведено. Соображаешь, э? Кто знает, тот знает — и молчок. Ищут! Только меня им не найти. И мысли про меня не будет! Пако — мелкая рыбешка, вошь, Монтальвашкин прихвостень. Куда ему!
— Смотри, чтоб люди твои не проболтались, — сказал Саймон с порога.
— Не проболтаются. Предупредил — самолично язык вырву!
Наверху играло радио, дремал за стойкой коротышка-бармен, и трое качков, Скоба, Пехота и Блиндаж, все продолжали свою бесконечную партию на билльярде. Скоба отсалютовал Саймону новеньким кием. Пехота и Блиндаж щелкнули каблуками, а бармен, приоткрыв левый глаз, потянулся к пивной кружке.
Саймон покачал головой.
— Не надо. Я ухожу.
Коротышка открыл оба глаза.
— Куда, хозяин? Щас мухи дохнут от жары. Пива хлебни. Холодное!
— Как бы горло не разболелось, таракан. Увидев, что хозяин тверд в своем намерении, усач вздохнул и дол ожил:
— Кобель тут заглядывал. Тебя искал.
— И где он?
— Под баобабом. В тачке твоей парится.
«Меняются люди, — подумал Саймон. — С чего бы?» Всю дорогу от Пустоши до Рио мулат держался при нем, беспокоясь — и не без основания, — что Филин с Проказой где-нибудь его придавят в отместку за прежние грехи. Теперь же он осмелел и днями болтался в городе, таскался по девкам и кабакам да собирал сплетни и слухи, забавные или глупые, но абсолютно бесполезные. Впрочем, все услышанное передавалось хозяину, а вот Майкл-Мигель, временами исчезавший по каким-то таинственным делам, не говорил ни слова. Расспрашивать его Саймон не мог — между слугой и другом существовала разница.
Остановившись на углу, он поглядел налево, потом — направо. В знойный час сиесты Аргентинская улица казалась вымершей, точно покинутый, выгоревший на солнце муравейник. Над нею клубилась пыль; жаркий ветер, вздымавший ее, развевал волосы Саймона и забирался под белую полотняную рубаху. Но после подвального холода ласка ветра была приятной — словно Мария прикасалась к нему теплыми пальцами и что-то шептала, неразличимое, но нежное, как порывы налетавшего с моря бриза.
— Хозяин! — Кобелино зашевелился на плюшевом сиденье, вылез, шагнул навстречу. Его волосы слипли от пота, виски и смуглые щеки влажно поблескивали. — Хозяин!
— Что в «Коне» не ждешь? — спросил Саймон, пытаясь угадать, какую сплетню ему сейчас преподнесут. — Музыка, пиво и общество приятное.
— Только лишнее. Зачем им видеть, как мы шепчемся? Подумают чего и Пако донесут.
— А нам, выходит, пошептаться нужно? — Саймон, приняв таинственный вид, уставился на мулата. Этот разговор его забавлял.
— Нужно, хозяин. Я тут знакомца навестил — он вроде Валеки из «Парадиза», чикитками торгует, от «плащей». Крутые девки! Груди — во! Бедра… ах, какие бедра! А зады! Твоя-то тощая, а у этих… — Заметив, как сошлись брови Саймона.он резко оборвал фразу и заторопился: — Словом, пришел я раз, пришел другой, а на третий знакомец и говорит… Саймон ткнул его пальцем под ребро.
— Опять докладываешь не по форме. Имя? Адрес? Внешний вид,приметы?
— Родриго Прыщ, хозяин. Центральный округ, Третья Драгунская, заведение «Под виселицей». Это в одном квартале от площади, где гаучо висят. Вид обычный: рожа толстая, зубы выбиты через один и нос набок. Примет особых нет, кроме серьги в ухе. Здоровая такая серьга, колечком, палец просунуть можно.
— Связи? — поторопил Саймон.
— Это ты о чем, хозяин?
— На кого он работает?
— А! На Монтальвана. Девок его пасет, но прирабатывает у смоленских. Хвастал, что с Карлой Клыком знается. Карла, дескать, грудастых любит, заглядывает «Под виселицу». Как вздернет кого, так и зайдет, и шутит — гуляю, мол, от виселицы к виселице.
— Кто этот Карла?
— Пахан Центрального округа. Ба-альшой человек! При самом доне Грегорио, а может, при его племянничках. Хотя вряд ли, не был бы он тогда паханом — у Грегорио с племянниками согласия нет. Прыщ толковал, что дочку он за «штыка» отдает, за Алекса Анаконду, чтоб, значит, внуков дождаться. Может, и дождется — внуков или Передела. Племяннички-то ждать не станут.
Саймон кивнул. Эта история гуляла в Рио по всем кабакам, и никто не ведал, сколько в ней правды, а сколько выдумки.
— Дальше!
Кобелино взял галопом с места, где произошла заминка:
— Так вот, пришел я в третий раз, а Прыщ и говорит, мол, дона Трясунчика заказали. Чтоб все было чинно-благородно, без мук и зверств, и чтоб покойничек в гробу смотрелся как жених на свадьбе. Горло, значит, не резать, в лоб не палить, ножиком в брюхо не тыкать и не накачивать керосином — от него по коже синий цвет разливается. Словом, работа для мастера, на пару тысяч песюков! Сказал он про песюки, и ждет, смотрит. После подмигивать начал и намекать: не найдешь ли умельца за тысячу? Вторую, мол, разделим. А еще, говорит, — полная амнистия тебе выйдет, от прежних грехов и Пустоши. Только чтоб умелец был не из наших, не из Рио, вольный или там отморозок, и половчее. Ежели справится, будет при новых заказах. Есть, мол, кого заказать! Трясунчик вроде бы так, для разминки. — Кобелино промокнул виски рукавом и закончил: — Я, хозяин, понимаю: пара тысяч после вчерашнего — плюнуть и растереть. Несерьезные деньги. Однако…
— Я подумаю, — сказал Саймон, повернулся и зашагал к Одесскому бульвару. .
Кто-то пытался выйти на него, и это являлось самым важным в бессвязных речах Кобелино. Какие-то люди, желавшие нанять отстрельщика — умелого, опытного, но не известного никому. И эти люди полагали, что такой человек найдется, — вернее, что Кобелино его найдет. Странная уверенность! Или не очень? Ведь Кобелино и Гилмор некогда жили в этом городе, и через любого из них можно было добраться до Ричарда Саймона. Правда, до разных Саймонов: до брата Рикардо, убийцы и главаря разбойничьей шайки, или до Тени Ветра, эмиссара Разъединенных Миров.
Похоже, сейчас его востребуют в первом качестве, подумал Саймон. И люди, желавшие купить его, не знали, кто виноват во вчерашнем. Тут Кобелино прав; если б знали, цена на его услуги была бы повыше. Или не было б никаких предложений… Скорее последнее; тому, кто обчистил банк, не предлагают за пару тысяч отстреливать донов. Такой человек сам по себе — мишень.
Эти выводы были вполне очевидными, и Саймон уже смирился с тем, что список его возглавит не живодер Грегорио, а дон Хосе Трясунчик. Возможно, и к лучшему; расставаясь с миром скорбей и печалей, Трясунчик мог исповедаться в грехах и поделиться чем-нибудь интересным. Например, о том же доне
