не было звездных кораблей, энергия производилась путем термоядерного синтеза, а не с помощью нейтринных или кварковых генераторов, повсеместно использовались лазеры, но не аннигилирующие лучи, связь осуществлялась на радиоволнах, а не посредством телепатии. Что же касается информационных и вычислительных систем, то они стали исключительно мощными, надежными, миниатюрными и общедоступными. Это, однако, не означало, что компьютер способен конкурировать с человеком или даже превзойти его; компьютер, как и в прежние времена, оставался средством для хранения и целенаправленной переработки больших массивов информации, своего рода интеллектуальным костылем, на который мог опереться человеческий разум.
Но между интеллектом и интеллектуальным костылем — большая разница.
В Стабильных Мирах с высоким ИТР существовали общепланетные компьютерные сети, столь же емкие, совершенные и разветвленные, как некогда на Земле. Были и супермощные компьютеры вроде «Перикла-ХК20», способные преодолеть Первый Тест Разумности: словесное общение с таким устройством не позволяло выяснить, что собеседник не относится к человеческому роду. В этом-то и заключался вопрос; компьютер, совокупность программ, оптических и электронных узлов, производил впечатление говорящего человека, ни в коей мере не являясь человеком по существу. Сущность его была иной, и если бы он.продемонстрировал признаки истинной разумности, то разум его, безусловно, был бы отличен от человеческого. Ведь разум — производная восприятия, а компьютеры воспринимают мир совсем иначе, чем люди; ergo, всякий компьютер, мыслящий якобы как человек, неразумен. Он всего лишь подделка под интеллект человека, фантом мнимой разумности, говорящий костыль.
Но Джинн не являлся ни костылем, ни фантомом, ни подделкой. Скорее он мог оказаться мистификацией, шуткой гения, приписавшего свои открытия и труды бестелесному электронному существу, которое будто бы зародилось в земных компьютерных сетях в самом начале двадцать первого века. Эта гипотеза была не лишена оснований, и Саймон, знакомый с секретным докладом специалистов ЦРУ, мог взвесить все «за» и «против».
С одной стороны, Сергей Невлюдов, петербургский физик, все-таки не был гением — во всяком случае, он не проявлял признаков гениальности до тридцати трех лет, до разработки теории трансгрессии в 2004 году; сделав же это эпохальное открытие, он канул в неизвестность. Значит, ему помогали? Но кто? Пришельцы из космоса? Потусторонние силы? Или — что более вероятно — компьютерный нечеловеческий разум, с которым он установил контакт?
С другой стороны, гениальность — слишком неоднозначный и сложный феномен, чтобы судить о нем с определенностью. В одних ситуациях она имела стабильный характер, не покидая благословленного ею носителя в течение десятилетий, в других проявлялась спонтанно, как вспышка, краткое или не очень длительное озарение, приводившее к кон-: кретному результату. Быть может, нечто подобное произошло с Невлюдовым?
Сам он при жизни не раскрывал секрета, однако оставил компьютерный диск, найденный Саймоном на Аллах Акбаре, в сказочном подземелье эмиров Азиз ад-Дин. Текст на диске был местами испорчен, и аналитики Конторы, исследовавшие древний меморандум, не пришли к определенному мнению. Согласно этим записям, в феврале 2004 года Невлюдов вступил в контакт— совершенно случайно, в процессе текущей работы — с разумом, зародившимся в земных компьютерных сетях, с электронным Джинном, обладавшим признаками сказочного всемогущества. Невлюдов не считал этот разум искусственным; искусственной — то есть сотворенной людьми — была среда его обитания, но он возник в ней естественным путем, возможно — в результате взаимопроникновения и стремительной эволюции сотен, если не тысяч, программ-зародышей. Во всяком случае, разум Джинна не походил на человеческий, и лишь в процессе общения с Не-влюдовым он научился контактировать с людьми — собственно, с тем единственным человеком, с которым пожелал вступить в контакт.
К счастью, этот человек если и не являлся гением, то был личностью интеллектуальной, отмеченной мужеством, благородством и несомненной душевной силой. Вскоре он понял, что волею случая одарен беспредельной кпастью — практически беспредельной, поскольку у Джинна имелся доступ ко всему на свете: к ядерным арсеналам и боевым орбитальным комплексам, к файлам всех секретных служб и банковским счетам, ко всем архивам и библиотекам, к оружию, к автоматическим станкам, к линиям связи, к передающим и ретрансляционным центрам. По просьбе (по приказу? или совету?) Невлюдова Джинн мог подслушать любой разговор, исказить любую информацию, предать ее гласности или скрыть, произвести диверсионный акт любых масштабов, от Хиросимы до всепланетного побоища. Не исключались и локальные акции — например, уничтожение определенных лиц лазерным лучом с орбиты.
В силу перечисленного выше Невлюдов приказал (попросил? посоветовал?) Джинну не обнаруживать своего присутствия, дабы не сеять паники и не вводить людей в смертельный грех. Урегулировав этот вопрос, он занялся глобальной проблемой, достойной, как он полагал, внимания Джинна: промоделировал с его помощью развитие человеческой цивилизации в наиболее реальных вариантах.
Результат был ужасающим: со стопрЬцентной вероятностью человечество погибало, не в силах развязать гордиеъ узел противоречий и конфликтов. Гибель была неизбежной; варьировались лишь сроки, от сорока до ста шестидесяти лет, и причины катастрофы: ядерный апокалипсис, неконтролируемый демографический взрыв, экологические катаклизмы, пандемия, вызванная смертоносными штаммами вирусов или психотропным оружием, анархия, коллапс и крах цивилизации под напором международного терроризма. Этот вывод, как пишет Невлюдов, поразил и ужаснул его, но в то же время инициировал вполне разумную идею: гибель неизбежна, если не откроется новый фактор, внешний по отношению к человечеству и как бы играющий роль стабилизационной прививки. Такой фактор существовал — Джинн, негуманоидное существо с могучим интеллектом, способное контролировать и управлять, а главное — рассчитывать и прогнозировать. функцию контроля Невлюдов сразу же исключил, сформулировав проблему так: разработать средство спасения, не ущемляющее достоинства, свободы и благосостояния людей.
Результатом явился Пандус. Затем последовали разделение враждующих сил, равные возможности для всех в поисках новой родины, Исход, колонизация, стабильность. Это было реальностью — как для Ричарда Саймона, так и для экспертов ЦРУ, исследовавших невлюдовский меморандум.
Но чем же были эти отрывочные записки? Мистификацией? Фантастической антиутопией? Философским трактатом-предупреждением? Или невероятной истиной? Еще вчера любая из этих гипотез имела право на жизнь.
Но сегодня Саймон, реалист до мозга костей, признал, что время гипотез истекло. И это вдохновляло его гораздо больше, чем предстоящая встреча с донами. Пусть нынешняя Земля была всего лишь тенью прошлого — ну так что же? В ее тенях он отыскал два драгоценных дара, два сокровища, которые заберет с собой, — разгадку древней тайны и свою любовь. И хоть и то и другое нельзя было счесть военным трофеем, Саймон внезапно подумал, что каждый из этих даров украсит его Шнур Доблести — украсит гораздо лучше, чем пальцы дона Грегорио и череп Хорхе Смотрителя.
Однако проблема пальцев и черепов была еще не исчерпана. Не стоило лишь выказывать к ним интерес, иначе не доберешься до Кратеров. Все-таки этот Карло Клык не полный идиот — зачем ему тащить к хозяину потенциального убийцу? Или человека, который выглядит опасным, непредсказуемым, стремительным, точно удар молнии?
Саймон еще больше сгорбился, свел глаза к переносице, приоткрыл рот и позволил струйке слюны стечь по подбородку. Карло Клык с любопытством наблюдал за ним и вдруг, откашлявшись, произнес густым хриплым басом:
— Чего губы развесил, выродок? Все, что ль, у вас такие? На небесах или там, откуда ты взялся, мокрица косоглазая?
— Есть и посимпатичней, — пробормотал Саймон, — с губой до пупа. Но все — косые! У нас, видишь ли, жарко, народ голышом ходит, вот глаза и разбегаются.
Один из охранников хихикнул, другой сплюнул. На широком лице Клыка отразилось презрение.
— Значит, голышом? Потому и глаза разбегаются да слюнка капает? А вид у тебя такой, будто без костыля на бабу не запрыгнешь.
Сзади заржали. Слюна бежала с губ Саймона, капая на куртку. Он вытер рот рукавом. В кармане куртки покоился томик в голубом переплете, его верительная грамота, а больше он не взял ничего, ни
