— Значит, не брат Рикардо, не дон Железный Кулак, а все-таки Ричард Саймон, — произнес главарь смоленских. — Я рад, что мы установили это с минимальными потерями. — Он бросил взгляд в сторону парапета, за которым исчез Карло Клык. — Так что же нам скажет Ричард Саймон, посланец небес? О чем поведает? И что попросит взамен?
— «Полтаву», — вымолвил Саймон, стараясь не упускать из виду всех пятерых. — «Полтаву»!
На бородатой роже Хорхе отразилось недоумение, Эйсебио равнодушно зевнул, дон смоленских пожал плечами, а рот старого Хайме скривился в насмешливой улыбке. «Они ничего не знают, — подумал Саймон, — ничего не знают, ничего че помнят и ничего не могут».
— «Полтава» — реликвия семьи Петровых-Галицких. — Дон Грегорио приподнял бровь. — Спроси у Анаконды, где она и что с ней. Может, он и отдаст.
Алекс с хозяйским видом откинулся на спинку кресла.
— Зачем тебе «Полтава»? Хочешь срушникам подарить? Калюжному, Морозу и Сапгию? Чтоб они бляхов растерли в пыль? Или забрать с собой на звезды? У вас там, похоже, старая рухлядь в цене!
Саймон сделал неопределенный жест, пробормотав что-то об исторических раритетах и музейных ценностях.
— Хочешь — забирай, амиго, — равнодушно отозвался Алекс. — Если есть что забирать. Посудина третий век гниет в пещерах под Фортом, и думаю, там не осталось ничего, кроме ржавого дерьма. Ее еще домушники замуровали, они о прошлом не любили вспоминать. Замуровали, а перед тем содрали все, что подходило для переплавки. Все, до последнего болта!
«Вот тут ты ошибаешься, амиго», — мелькнуло у Саймона в голове. Скорчив разочарованную гримасу, он принялся повествовать о Разъединенных Мирах, процветающих под эгидой ООН, о России, Южмерике и других планетах Большой Десятки, о колониях и независимых поселениях, о Транспортной Службе и межзвездной связи, о прогрессе и просвещении, о святых идеалах демократии и справедливости, о равенстве и свободе и о своих полномочиях. Он должен был определить для этих людей свое место в мире, в той человеческой Вселенной, что лежала за пределами Земли и о которой они не знали ничего — почти ничего, кроме смутных воспоминаний о временах, когда люди отправились к звездам. Речь его длилась минут пятнадцать, и под конец он рассказал о передатчике помех, а также о собственной миссии, помянув недобрым словом предков срушников и бразильян.
Пятеро слушали в полном молчании. Хайме кривил тонкие губы, Анаконда хмурился, а лица дона Грегорио и Пименталя, сидевших напротив друг друга, были непроницаемы, словно они играли в странную игру: каждый старался выглядеть равнодушнее, чем его визави. Что касается главаря крокодильеров, то он по-прежнему наливался кровью, бросал на Саймона злобные взгляды и шарил у пояса, отыскивая то ли нож, то ли кобуру с револьвером.
— Выходит, ты наш благодетель, — наконец прокаркал старый Хайме. — Мне-то чудилось, что затевается Передел, что дон Железный Кулак — или братец Рикардо? — посягает, так сказать, на государственные основы. — Хайме повел руками, будто заключая в объятия своих коллег. — А тут — святое дело: вредную машинку отключить, дверку в небеса открыть, а за дверкой той — сплошное процветание и братство. Благодетель, как есть — благодетель! Ну, представим, отключишь ты эту машинку и станет Земля открытым миром. И что же? Чем это нам грозит, кроме процветания и братства? Саймон бросил на стол книжицу в голубом переплете.
— Вот Конвенция Разъединения, принятая в двадцать первом веке, в период Исхода. Ее никто не отменял, все статьи действуют до сих пор, так что с вами поступят по справедливости. По закону!
— По какому закону? — поинтересовался Сильвестров, выпуская сизое колечко дыма. Старый Хайме придвинул к себе книгу, раскрыл посередине и начал перелистывать, придерживая страницы затянутым в перчатку протезом.
— Не там, — подсказал Саймон, — в самом начале. Часть первая, статья первая. В ней говорится, что каждый народ, любая группа людей и даже отдельная личность имеют право на государственное самоопределение — пока и поскольку такое право не ущемляет интересов и прав других народов, групп и личностей.
Алекс хмыкнул и усмехнулся, Хорхе Смотритель запустил пятерню в дикую поросль на подбородке, а темное лицо Эйсебио сморщилось в недоверчивой гримасе. Дон Грегорио спросил с оттенком высокомерной брезгливости:
— Это значит, что любой ублюдок, любая распоследняя «шестерка», может сотворить свою страну? И жить по собственным законам?
— Вот именно. Если не нарушены права других людей. Старый Хайме, изучавший книгу, постучал по странице согнутым пальцем.
— Так здесь сказано, судари мои. Может, чушь или вранье? Так сказать, разваристая лапша — либо в миске, либо на ушах.
— Ни то и ни другое, — возразил Саймон. — Любой человек в Разъединенных Мирах имеет право выбрать планету и занять ее для проживания — всю целиком или какую-то часть, остров либо континент. Эта территория считается его собственностью, а планета получает статус Мира Присутствия.
— Однако… — начал Сильвестров, но Хорхе, метнув на него испепеляющий взгляд, проревел:
— Прикрой пасть, Живодер, и дай спросить другим!
— Этот, — он ткнул толстым корявым пальцем в Саймона, — говорил, что на звездах кантуется уйма народу. Тридцать шесть миллиардов, так? И что же, каждый кретин и бездельник может обзавестись планетой? И выйти в короли? Либо в императоры?
— С точки зрения закона — именно так, — пояснил Саймон. — Однако колонизация требует средств, как и оплата лицензии на владение, оформляемой Службой ООН. Это не каждому по карману. Приобрести снаряжение и оплатить транспортные услуги, а также работу специалистов, которые исследуют новый мир и признают его безопасным. Деньги, благородные доны, большие деньги! Так что Миров Присутствия не слишком много — не больше пятисот. К тому же есть еще одно обстоятельство… — Саймон помедлил, пытаясь сообразить, какие доводы поймут собравшиеся здесь гиены. — Видите ли, по причинам, известным лишь богу, люди тоскуют в одиночестве. Людям нужны не только близкие — семья, друзья, приятели, но и другие люди, которых они совсем не знают и с которыми, возможно, никогда не встретятся. Странно, но это так. Люди нужны друг другу — даже в том случае, когда контакт, непосредственный или косвенный, отдаленный, причиняет им страдание. Это…
— Это понятно, благодетель, — прервал дон Хайме, грохнув о стол протезом. — Причины не только богу известны. Кому нужна планета без людей? Империя без подданных? Мир, где властвуешь над самим собой и поедаешь самого себя? Это не истинное могущество, а самообман, пустота! Люди нужны друг другу, чтобы сильные могли править слабыми, а слабые — подчиняться сильным. Вот и весь секрет!
Отчасти это было верно, и Саймон промолчал. Все пятеро уставились на него: дон Хайме — с хитрым прищуром, Сильвестров — со своей обычной высокомерной миной, Эйсебио и Хорхе — подозрительно, как две гиены, готовые разом наброситься на добычу, а Алекс Анаконда — с какой-то непонятной ревностью, проистекавшей, возможно, оттого, что они с Саймоном были почти в одних годах, а значит, являлись во всем соперниками. В делах войны и мира, любви и власти.
Наконец Грегорио напомнил:
— Мы говорили о самоопределении и Мирах Присутствия. Что дальше? Что с ними происходит?
— Со временем они получают статус Колоний -через столетие иди раньше, когда в них наберется пять-шесть миллионов жителей. Я, — Саймон коснулся груди, — увидел свет в таком колониальном мире и сохранил его гражданство. Колонии и Миры Присутствия находятся под эгидой ООН, однако их контролируют не слишком жестко. А позже, если развитие мира стабильно, 6н превращается в Независимый, полностью автономный, обладающий членством в ООН, что гарантирует ему суверенность и защиту от внешней агрессии. — Саймон помедлил мгновение и бросил гиенам кость: — Земля могла бы стать подобным миром. Триста лет — достаточный срок, а население здесь, я полагаю, несколько миллионов.
— Значит, мы могли бы сохранить автономию? — спросил Анаконда. — И мы, и ЦЕРУ, и бляхи, и даже эмиратские? Согласно этому гнилью? — Он небрежно коснулся выцветшего голубого переплета.
— Теоретически да. Если Служба Планетарных Лицензий ООН выдаст вам необходимый
