– Я хочу пить. Досмотрим потом.
– Будет слишком темно.
– Нет. Они придут и зажгут свечи. Пойдем поговорим немного. Ты расскажешь, как умер мой отец.
Томми-Рэй добирался до миссии Санта-Катрина дольше, чем женщина, которую он преследовал, из-за небольшого происшествия в дороге, которое открыло ему кое-что из его будущего. Ранним вечером, притормозив в небольшом городишке к югу от Энсенады, чтобы промочить пересохшее горло, он очутился в баре, где ему предложили – всего за десять долларов, – зрелище, невиданное в Паломо-Гроув. Он не стал отказываться, заплатил, взял еще пива и втиснулся в прокуренную конурку ненамного большую, чем его спальня. Там уже расположились с десяток мужчин, сидящих на чуть живых стульях. Они наблюдали, как большой черный пес насилует женщину. Томми-Рэй не находил в этом зрелище ничего занимательного, в отличие от остальных зрителей, пока пиво не ударило ему в голову. Он завороженно уставился на женщину. Ее лицо когда-то могло быть привлекательным, но теперь, как и все тело, раздалось и набрякло. Она стояла на четвереньках, равнодушно, как животное, отдавая себя другому животному, как, вероятно, делала уже десятки раз до этого. Пес, предварительно обнюхав ее, приступал к делу так же равнодушно. Когда он в очередной раз взгромоздился на раскоряченное тело, Томми-Рэй понял, чем женщина заворожила его – а, может, и остальных присутствующих. Она смотрела так, словно была уже мертва. Эта мысль словно отворила какую-то дверь в его сознании, дверь в страшное, пахнущее разложением, место. Он уже видел такой взгляд в кино, у зомби, мертвецов, приходящих к живым. Теперь, когда он взглянул на сцену, – пес, наконец, вошел в ритм и насел на извивающуюся под ним женщину, роняя слюни ей на спину, – зрелище в самом деле показалось ему сексуальным. Чем яростнее двигался пес, чем сильнее извивалась женщина, чувствуя в себе плоть животного, чем мертвее она ему казалась, тем большее вожделение испытывал он сам, пока они с псом не вступили в своеобразное соревнование – кто кончит раньше.
Пес победил, внезапно резко остановившись. Тут же мужчина, сидевший в первом ряду, встал и отвел его от неподвижно лежащей женщины. Потом она встала на колени и принялась собирать одежду, которую, видимо сняла до прихода Томми-Рэя. Одевшись, она вышла в ту же боковую дверь, куда перед этим ушли пес и его вожатый. Шоу, похоже, еще не кончилось, так как никто не покидал места. Но Томми- Рэй увидел все, что ему хотелось. Он пробился к выходу, расталкивая новых посетителей, и вышел в полутемный бар.
Много позже, уже почти у миссии, он обнаружил, что его карманы пусты. Не было времени возвращаться – да и зачем? Наверняка его обобрали в той толпе на выходе. Но взамен он получил нечто большее, чем деньги, – новое понимание смерти. Нет, даже не новое. Первое. И единственное.
К тому времени, как он подъехал к холму, на котором стояла миссия, солнце давно село, но он все равно испытывал странное чувство «дежа вю». Может, он видел это место глазами Джейфа? Так или нет, но это было хорошо. Зная, что посыльная Флетчера уже наверняка здесь, он оставил машину внизу и поднялся на холм пешком, стараясь не шуметь. Темнота не мешала ему: ноги знали дорогу.
Он был готов к схватке. Джейф дал ему пистолет – трофей, добытый у одного из горожан вместе с тератом, – и мысль пустить его в ход казалась ему весьма соблазнительной. Теперь, поднявшись, он рассмотрел здание миссии. Прямо над ним висела бледная луна цвета акульего брюха. Ее свет заливал разрушенные стены и его лицо, и он чувствовал себя под этим светом, как под рентгеном, обнажающим кости. Ему представился его собственный череп, блестящий так же, как его зубы, когда он смеялся. А тут есть чему посмеяться. «Ха-ха, здравствуй, мир!» – так он скажет, когда отпадет эта гниющая плоть.
С головой, полной подобных мыслей, он вошел в темный провал стены.
Хижина Рауля, в которой едва уместились двое, располагалась ярдах в пятидесяти от здания миссии. Он объяснял Тесле, что живет исключительно дарами окрестных жителей, которые снабжают его едой и одеждой за то, что он заботится о здании. Наверняка ему стоило большого труда соорудить это жилище с помощью рук и лопаты. Повсюду были видны признаки тщательной и пунктуальной работы. Огарки свечей на столе окружала горка блестящих морским камешков; покрывало на низком деревянном лежаке украшали птичьи перья.
– У меня есть один порок, – сказал Рауль, усадив Теслу на единственный стул. – Унаследовал от отца.
– И что же это?
– Курю сигареты. По одной в день. Не покурите со мной?
– Я курила, – начала Тесла, – но бросила.
– Но сейчас вам надо, – Рауль сказал это категоричным тоном, как само собой разумеющееся. – Мы покурим за отца.
Он достал из консервной банки свернутую вручную сигарету и спички. Пока он зажигал свою самокрутку, она изучала его лицо. Все, что удивило и напугало ее при первом взгляде, оставалось без изменений. Его черты не были ни обезьяньими, ни человеческими, но наихудшим сочетанием тех и других. Но в то же время его речь, манеры, даже то, как он держал сигарету, выдавали хорошее воспитание. В голову ей пришла дурацкая мысль, что ее мать пожелала бы ей такого мужа... если бы он не был обезьяной.
– Флетчер не ушел совсем, вы это знаете? – спросил он, протягивая ей сигарету. Она нерешительно приняла ее, не решаясь коснуться замусоленного окурка губами. Но он не спускал с нее глаз, в которых плясали блики, отражающиеся от свеч, пока она не подчинилась. – Он стал чем-то еще. Чем-то совсем другим.
– Я курю за это, – сказала она, затягиваясь. Только тут до нее дошло, что этот табак значительно крепче, чем тот, что она курила раньше. – Что это?
– Травка. Вам нравится?
– Они и это тебе приносят?
– Они же сами ее выращивают.
– Ловкие ребята, – и она сделала еще затяжку, прежде чем вернуть сигарету ему. Табак был, действительно, крепким. Теперь она могла донести до губ только половину того, что рождалось у нее в мозгу.
– Как-нибудь вечером я расскажу моим детям... правда, я не хочу никаких детей... ладно, тогда внукам... расскажу, как сидела тут с человеком, который был обезьяной... ничего, что я тебя так называю? Больше не буду, хорошо?.. что мы сидели и говорили про его друга... и моего... который был человеком...
– И когда вы скажете им это, то что вы скажете о себе?
– О себе?
– Что будет с вами? Чем вы станете после этого?
Она удивилась.
– А чем я должна стать?
Рауль передал ей остаток сигареты.
– Чем-нибудь. Сидя здесь, мы становимся...
– Чем?
– Старше. Ближе к смерти.
– Нет уж, ближе к смерти я не хочу.
– Выбора нет, – просто сказал он. Тесла покачала головой. Она долго не могла остановиться.
– Хочу понять, – сказала она наконец.
– Что?
Она помолчала, пытаясь ухватить нужное определение, и нашла его.
– Все.
Он засмеялся – точь-в-точь как дверной звонок. Она хотела спросить, как это у него выходит, и тут поняла, что звук идет откуда-то извне.
