– В миссии кто-то есть, – услышала она его голос.
– Пришли зажечь свечи, – предположила она, пытаясь совладать с клонящейся набок головой.
– Нет. Они не ходят там, где звонок.
Она продолжала смотреть на огонь, пока он не потянул ее за руку вперед, в темноту. Возле миссии он шепотом попросил ее остаться, но она не послушалась и побрела за ним. Свеченосцы уже побывали здесь; в комнате с портретами мерцал тусклый свет. Хотя сигарета Рауля порядком затуманила ее мысли, она смогла вспомнить о своем поручении и поругать себя за медлительность. Почему она сразу не нашла этот Нунций и не швырнула его в океан, как просил Флетчер? Злость на себя прояснила ее сознание, и она нагнала Рауля у порога лаборатории, где тоже горели свечи.
Нет, это были не свечи, а тот, кто пришел сюда, не принес даров.
В центре комнаты горел небольшой костер, и какой-то человек – она видела только согнутую спину, – рылся в сваленном в кучу оборудовании. Она не удивилась, когда он поднял голову и она узнала его. За последние несколько дней она познакомилась со всеми героями этой драмы, если не по имени, то в лицо. Имя этого она запомнила. Томми-Рэй Магуайр. Правильные черты его лица искажала странная, полубезумная ухмылка – наследство Джейфа.
– Привет, – сказал он. – Я ждал тебя. Джейф сказал мне, что ты здесь.
– Не трогай Нунций. Это опасно.
– Я этого и хочу, – бросил он все с той же ухмылкой.
Она увидела что-то у него в руке. Он уловил ее взгляд.
– Да, это он, – сосуд был точно таким, как описал его Флетчер.
– Оставь его, – она пыталась говорить спокойно.
– Ты этого хочешь?
– Да, да, прошу тебя. Это смертельно опасно.
Она увидела, что он перевел взгляд на Рауля, который хрипло дышал рядом с ней. Томми-Рэя, казалось, вовсе не заботило численное превосходство неприятеля. Может ли что-нибудь согнать с его лица эту ухмылку? Сделает ли это Нунций? Господи, чего же может пожелать этот варвар, получив такую силу?
Она снова сказала:
– Уничтожь его, пока он не уничтожил тебя.
– Нет уж. У Джейфа свои виды на него.
– А что же ты? До тебя ему нет дела?
– Он мой отец, и он меня любит, – сказал он с убежденностью, которая могла бы выглядеть трогательно... у здорового человека.
Она подошла к нему, продолжая говорить:
– Только послушай меня, ладно?
Он сунул Нунций в карман и достал из другого кармана револьвер.
– Как ты назвала эту штуку? – осведомился он, направив на нее оружие.
– Нунций, – она замедлила шаг, но не остановилась.
– Нет. Еще. Ты сказала что-то еще.
– Что это смертельно опасно.
Он усмехнулся.
– Вот. Смертельно. Это значит, что он может убить тебя, так?
– Так.
– Вот и хорошо.
– Нет, Томми...
– Не спорь. Я говорю, что мне нравится смерть, и я знаю, что говорю.
Она внезапно поняла, что сцена не соответствует законам жанра. В любом сценарии он держал бы ее на мушке, пока не ушел. Но у него был свой сценарий.
– Я Парень-Смерть, – сказал он и нажал на курок.
6
После случившегося в доме Эллен Грилло попытался заняться работой – еще и затем, чтобы отвлечься от всей этой массы неприятных событий. Сперва писать было легко. Он ступил на твердую почву фактов и изложил, их как можно проще, по заветам старика Свифта. Потом стал выжимать из этого статью, которую можно было бы послать Абернети.
На середине работы ему позвонил Хочкис, который предложил выпить вместе и поговорить. Он объяснил, что в городе два бара. Поприличнее – заведение Старки в Дирделле. Через час, вывалив на бумагу то из событий предыдущей ночи, что не слишком явно свидетельствовало о его умственном расстройстве, Грилло вышел из отеля и поехал в указанном направлении.
Бар был почти пуст. В одном углу развалился старик, что-то напевая себе под нос, а у стойки сидели двое парней, слишком юных для выпивки. Несмотря на отсутствие публики, Хочкис снизил голос до шепота.
– Вы ничего не знаете обо мне, – начал он. – Я это понял прошлой ночью. Пора вам объяснить.
После этого он уже не умолкал. Он говорил без эмоций, но с таким глубоким чувством, что на глазах у него выступили слезы. Грилло был рад этому – это избавляло его от необходимости уточнять и задавать вопросы. Сперва Хочкис рассказал о дочери – так же ровно, не осуждая и не оплакивая ее, – просто рассказал о ней и о том, что с ней случилось. Потом он перевел разговор на других, коротко описав Труди Катц, Джойс Магуайр и Арлин Фаррел и рассказав об их дальнейшей судьбе. Грилло пытался запомнить детали, выстроить семейное древо, корни которого уходили туда, куда так часто указывал Хочкис: под землю.
– Теперь у меня есть ответ, – закончил Хочкис. – Я уверен, что Флетчер и Джейф, кто бы они ни были, виноваты в том, что случилось с Кэролайн. И с другими.
– Они сидели там все это время?
– Мы же видели, как они оттуда вышли. Да, я думаю, они ждали там все эти годы, – он отхлебнул виски. – После прошлой ночи... я так и не спал. Я пытался связать это все воедино.
– И что?
– Я решил спуститься в расщелину.
– Зачем?
– Все эти годы они должны были что-то там делать. Должны были оставить следы. Может, мы найдем там способ уничтожить их.
– Флетчера уже нет, – напомнил Грилло.
– Вы думаете? Я уже ни в чем не уверен. Ничего не исчезает, Грилло. Оно просто скрывается из виду, но не исчезает. Оно остается там, в земле. Стоит немного углубиться – и вот оно, прошлое. Каждый шаг – тысяча лет.
– Моя память не уходит так далеко.
– Но это так, – настаивал Хочкис с пугающей серьезностью. – Наша память – капля, из каких состоит океан. – Казалось, он хочет сказать еще что-то, но он промолчал.
– Твари, которых создал Джейф, похожи на подземных жителей. Вы их хотите там найти?
В ответ Хочкис смог, наконец, высказать свою мысль.
– Когда она умерла... Кэролайн... Когда моя дочь умерла, мне почудилось, что она растворилась у меня на глазах. Не разложилась, а растворилась. Словно в море.
– Вам это снилось?
– Нет. Мне с тех пор ничего не снилось.
