Ашока приложил стрелу, соединил её пазок с тугой жилой, скрепив это сращение согнутыми пальцами, — перед тобой три предмета: древко, тетива и стрела. Какой из них главный?
Индра задумался. Ашока умышлял в этом немудрёном вопросе своё тайное коварство. Никто бы и не подумал, что скрывалось здесь за беззаботным детским ответом. Характер!
— Стрела!
— Правильно, — кивнул воин, вдруг почувствовав неожиданное душевное облегчение. Почему-то. Будто от этого зависела судьба мальчишки.
— Правильно, — повторил он. — Хотя большинство говорит: «Древко!» Оно же больше. Или тетива. Сколько сил забрала. Сколько работы! А? Только для того чтобы эта невзрачная тростинка метнулась в сторону врага. Но так и устроена жизнь, что в сторону врага посылают самый простой предмет, оставляя его многотрудную основу у себя в руках.
«Опять наука! — со скукой подумал Индра. — И откуда он берёт эти свои поучения?»
— А насчёт стрелы — правильно, — продолжал Ашока, — ведь именно она вступает в бой. Тот, кто выбирает другое, увлечён только стрельбой, а не самим поражением цели… Дальше. Никогда не начинай выцеливание, растягивая лук. В этот момент оружие к бою ещё не готово. Держи стрелу твердо и обязательно поперёк древка. Ровно поперёк!
Индра не отрываясь смотрел на своего наставника. На его узловатые сухие руки, что будто вросли в ходкую разверть лука, подчинили её своей воле, показав, кто здесь над кем хозяин.
— Твой взгляд должен касаться только наконечника. И ничего другого!
— А как же цель? — возразил Индра.
— Цель нужно видеть не глядя на неё. Пока ты различаешь её не глядя, — дистанция пригодна для стрельбы. Если же цель совершенно сливается с фоном — значит, ты стоишь слишком далеко, — Ашока разжал пальцы, и стрела, прошипев, ударила в плетёный щит.
— Дальше — сам, — воин вернул мальчику оружие и занял наблюдательную позицию. Больше он не сказал ни слова. Индра стрелял, вспоминая и путая все наставления, а Ашока немо взирал на это бесполезное дело.
Вечером Индра был уже твердо уверен, что лук — самая бесполезная вещь на свете. Правда, совесть робко подсказывала мальчику, что только в его руках. Но всё равно. Самая бесполезная.
Следующий день и ещё день, и ещё много дней Индра только тем и занимался, что спорил с противником этой истины, который, по странному недоразумению, отыскался в нём самом. Этот противник всё ещё теребил лук, доводя Индру до исступления. Он звался Сыном Гарджи, или Сыном Воина, и потому мальчик не мог не считаться с ним. И вот однажды, когда Индра уже успокоился и ему было решительно всё равно, Сын Воина взял лук, приложил к нему стрелу и выстрелил. Легко и уверенно. Будто он был Ашокой. Или Гарджой. И стрела так просадила плотину щита, что Индра не мог извлечь её обратно. Сын Воина победил! Правда, потом Индра ещё долго сбивался при стрельбе и бил себя тетивой по руке, и ломал подсадок, и кувыркал стрелу по воздуху, но власть над луком медленно шла к его рукам.
«Никогда не доверяй оружию больше, чем самому себе!» — сказал однажды Гарджа, собираясь брать цену за арийских коров. Но что это значило, Индра так и не понял. Не понимал этих слов он и сейчас, когда спал в обнимку с луком, когда ел кашу, держа его на коленях, когда не выпускал его из рук, отправляясь по своим детским затеям.
Подошёл день обряда. Жрецы-адхварьи омыли Индру, как полагалось по этому случаю. Волосы Индры смазали жиром, отчего они потемнели и выглядели мокрыми. Он заплёл себе в косицу стебель мандрагоры. Наудачу. По совету кумара-риты.
Мальчика подвели к требищу марутов. Седой хотар посмотрел на Индру сдвинув косматые брови.
— Ты видишь тот жертвенный столб? — спросил жрец юного воина. Индра кивнул.
— Когда забьют барабаны судьбы, я смажу его жиром. Как и положено при жертвоприношении. Пока жир не высох, ты должен поймать дичь и принести её сюда. Наша праматерь Варкарья примет твою жертву, и ты станешь кшатрием. Но поспеши, ты должен успеть это сделать, пока не высох жир. Хотар повернулся к столбу и невнятно зашепотал заклинание. Адхварьи поднесли ему чашу. Со свежими подтёками. Старец опустил в неё пальцы, передавая содержимому тревожную зыбь. Потом его пальцы скользнули по столбу, теряя мутные окатыши жира. Индра смотрел замерев. Как заворожённый.
— Ты ещё здесь? — спросил хотар не оборачиваясь. Мальчик попытался ответить, но у него не получилось.
— Поспеши, праматерь уже ждёт.
Все, кто видел маленького охотника, покидавшего Амаравати, все, кто его хоть как-то знал, сейчас находились в предвкушении чего-то скандально необычного. Даже Кутса, долго внушавший себе, что, кроме непуганых горлиц, под стрелу Индры ничего не попадётся. Но Кутса просто завидовал ещё не добытому лесному трофею и надеялся на горлиц. Но его ожидания не оправдались.
Индра пришёл под вечер, волоча за собой ещё сырую, только освежеванную шкуру волка.
— Скажи, хотар, — крикнул мальчик ещё издали, — праматерь возьмёт мою жертву, или мне ещё походить?
— Что? — возмутился было старец. — Ты принёс волка?
— Почему волка? Данава! Разве это плохая жертва?
— Данава? — недоверчиво переспросил хотар.
— Данава, — подтвердил Индра. Если ей мало шкуры, можно вернуться за мясом. Я закопал его от ворон. Правда, туша тяжёлая, и самому мне её не дотащить.
— Но помогать нельзя… — только и вымолвил озадаченный старец.
— Нельзя, — кивнул Индра, — я знаю, таковы условия. Так, может, она возьмёт шкуру? А с мясом потом решим.
— Скажи, как тебе удалось победить волка?
— Данава, — поправил жреца Индра.
— Ну да, данава.
— После того как я потратил много времени, гоняясь за дичью, я решил, что это несправедливо.
— Что несправедливо? — не понял хотар.
— Несправедливо то, что из нас всё время кто-то один гоняется за другим. Пусть теперь будет наоборот.
— Что? Как «наоборот»? — глаза жреца округлились.
— Да так. Пусть теперь бы кто-то из них поохотился и на меня.
Воцарилась продолжительная тишина. Старый хотар марутов смотрел на малыша, такого с виду беззащитного и беспомощного, который говорил странные вещи. Слишком умные или слишком глупые. Хотар пока не разобрал. Охотник говорил, что сделал себя… живцом для волков. Этот малыш. Тот, что с виду едва бы справился с домашней кошкой.
— Что же было дальше? — наконец спросил старец.
— Я намазал ноги коровьим помётом, накрыл голову шкурой и пошёл туда, где недавно видел волчью стаю. Я видел волков, когда искал чёрный орешник. Там было несколько молодых псов. Они играли в охотников. Должно быть, им ещё никогда не приходилось охотиться на корову. А в это время молодые волки начинают самостоятельную охоту. Об этом мне рассказывал Гарджа.
— Дальше.
— Так вот. Я пришёл на тот луг, потоптался, обломал несколько кустов и после этого дал дёру. Недалеко от того места течёт ручей. Мне пришлось как следут ополоснуться, чтобы смыть с себя все запахи. Но прежде я подвёл следы к высокому шесту, на который повесил шкуру.
— А дальше ты спрятался и стал выжидать.
— Верно.
— Волки вышли посмотреть, кто шумел на их лугу, и учуяли следы коровы.
— Верно, — подтвердил маленький охотник. — Так и было.
— Но ведь это шкура матёрого волка, который преспокойно мог тебя разорвать.
— Он пришёл потом. Когда молодые бегали перед шестом и скребли его когтями. Пришёл
