посмотреть, что у них там происходит.
— Ты выстрелил?
— Да. Я попал ему в шею. Когда он умер, молодые псы облизали его, повыли и разбежались.
— Ясно. Что ж, я думаю, праматерь Варкарья примет твою жертву, — старец сделал жест жрецу- агнидху, и тот принялся доставать огонь. Из сухой доски, пропекая её трением.
Когда священная солома приняла тлеющую подпалину и занялась бодрым, разносистым пламенем, хотар вознёс руки к небу и громко вскричал:
— Свага!
Жрец бросил шкуру в огонь, и все смотрели, как Агни боролся с сыриной. Он задыхался дымом, когда слизал весь мех. Индра с ужасом думал, что огонь сейчас потухнет. Что праматерь не питается данавами. А может быть, это был не данав. Просто волк. Такой же охотник. Но ведь, случись ему справлять обряд своей праматери, и жертвой мог бы стать Индра. Сегодня один охотник был удачливее другого. Правда, удачливому не исполнилось ещё и шести лет…
Агни скрутил и расплавил кожу. Праматерь приняла жертву.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Кончилось лето. Небо кисло дождями. Травы поменяли запах. Так пахло только осенью, Ашока знал это. Травы выпекло за лето, и сейчас они набухли от сырости. Они уже не пахли зеленью, как летом.
— Где твои воины? — спросил Ашока, разглядывая дождь.
— Индра увёл их охотиться на данавов, — скучно ответил кумара-рита. Ашока хмыкнул:
— Что, опять всех?
— Да.
— И даже тех, кто в два раза его старше?
— И их тоже.
— Это может превратиться в недобрую привычку.
— Почему? — удивился кумара-рита.
— Нельзя ходить на демонов, как за грибами. Пропадает исключительность ситуации.
— Индра так не считает, — возразил кумара-рита.
— Кто не считает?
— Индра.
— Индра? А кто это? — начал раздражаться Ашока.
— Но он тоже марут и тоже воин.
— Да уж, марут! — тихо усомнился старик. — Лучше б он был адитьем.
—Что?
Ашока не стал объяснять.
— Возвращаются.
Кумара-рита подошёл к старому воину. Шумели деревья, стряхивая с листьев воду. По двору, ёжась промокшими шеями, шли усталые охотники. Приметив своего вождя и Ашоку, они ритуально приветствовали старшин. В соответствии с их достоинством. Правда, не очень складно, но это от усталости.
— Как успехи? — без интереса спросил Ашока кого-то из юных охотников.
— Одного убили, — услышал он в ответ.
— Да? Одного? И на чьём счету этот подвиг?
Ашока почему-то был уверен, какому имени следовало прозвучать. Тому, которое в последнее время он только и слышит.
— Кутса постарался.
— Кутса? — удивился Ашока. — Он, вроде бы, не отмечен стрелковым мастерством.
— Так он его камнем.
— А-а.
Дети зашли под навес. Последними оказались Индра и Кутса. Они что-то обсуждали и будто бы не замечали дождя.
— Не так страшен сам данав, как то, что мы о нём думаем, — услышал Ашока слова Индры. Кутса не сопротивлялся. Слушал. Ашока почесал у себя за ухом.
— Послушай, Индра! — крикнул он через дождь. Мальчик перевёл взгляд на старого воина.
— Ты должен пойти со мной. И не задавай вопросов.
— А я и не задаю, — ответил Индра. — Я же не дурак.
— Ты самый трудный мой ученик, — без сожаления сказал Ашока, когда они пошли со двора.
— Должно быть, потому что я непокорный.
— Нет. Совсем не поэтому. Ты слишком прилежный. Настолько прилежный, что тебя нечему учить. Уже.
Индра сейчас не понимал настроения человека с татуированным лицом. И слов его тоже не понял.
Ашока вёл мальчика в дом. Судя по всему. За лето, проведённое в Амаравати, Индра только однажды побывал в доме Ашоки. Это было тогда, в первый вечер… Мальчик поднял глаза и вдруг увидел неясный силуэт в дожде.
— Гарджа! — закричал Индра и, забыв обо всём, побежал к отцу. Обретённому отцу из рода марутов. Ашока смотрел мальчику вслед. У старого воина дрогнуло сердце. Он хотел что-то сказать самому себе, но впервые не стал искать подходящих слов, передав объяснения чувствам. Оставив всё таким как есть.
Они уходили из Амаравати. Из другого Амаравати. Пустынного, замытого мутными осенними дождями. Маруты их проводили накануне. Потому на улице, ведущей к мостку через ручей, никого не было. Из глаз и мыслей марутов они ушли вчера. Как бы. Сегодня здесь началось новое время. Без них. Та же самая жизнь, только без них. Индра думал, что они обманули время. Потому что все уже отнесли их к прошлому, простились с ними, а они остались в настоящем. До сегодняшнего утра.
Гарджа улыбался своим мыслям и прятал лицо в широкую откинь плащевого края. Индра теперь стал марутом, а значит, и его сыном. Никто бы с этим уже не поспорил. Мальчик даже был похож на Гарджу. Как тому казалось. Нет, похож не только одинаково выбритым затылком, шикхандой и перекрученным через плечо плащом. Похож даже не свойствами своей натуры, а сличимостью глаз, губ, лба, носа. Нет, не носа. Такого клюва, как у Гарджи, не было ни у кого. Кроме демонов. Но им он достался по другой причине. Свой же Гарджа просто сломал в детстве. Нет, что ни говори, мальчик был похож самым настоящим образом.
Мысли Гарджи прервал какой-то шум. На площади, что промелькнула в стороне от их пути, собрался народ.
— Пойдём посмотрим, что там происходит, — предложил Гарджа, — куда нам спешить?
Они свернули с дороги и, утопая в намывах вязкой грязи, обратили себя к происходящему.
Всякое явление, завлекавшее интерес людей в такой день, могло бы занять мысли отца и сына на их долгом пути домой.
На площади, вокруг старого колодца, топтались адитьи и маруты в красных закутайках и ещё
