Они принесли память о том событии в преданиях о падении солнца на землю. Говорят, вспышка была такой, что люди успели обжечься. А потом трое суток на земле царил мрак, и все решили, что солнце погасло. Но прошло время, и мрак отступил. Снова пришёл день.
Возможно, всё это выдумки, однако сегодня происходит нечто такое, что подтверждает историю падения «солнца». А главное — мы вынуждены наблюдать худшие последствия этого падения. Я бы даже сказал, мы стали его жертвами.
Интерес молодого кшатрия оживился.
— Так вот, — продолжил Диводас, — земля пришла в движение. Арвата движется! И скорость её движения нарастает. Складывается впечатление, будто мы сползаем с горы.
— С гор Меру? — предположил Индра.
— Возможно. Но в этом случае они должны провалиться под землю.
— Или под воду?
— Или под воду, — кивнул сиддх. — Движение земли, разумеется, не приметно глазу. Оно проявляется в изменениях окружающего нас мира. Идёт вечная зима. И хотя это почти смерть для непривычных к морозам ариев, всё же она менее чудовищна, чем сокрушение в бездну. Сокрушение, которое может произойти в любой момент.
— Н-да, весёлое нас ожидает будущее, — задумчиво протянул Индра.
— Для того чтобы арийцы выжили, нужно найти повод и собрать народ. Он ничего не должен знать о предстоящей трагедии, иначе все побегут в разные стороны малыми кланами. А это значит, что все погибнут поодиночке. В лучшем случае — смешаются с дасами и всё равно погибнут как арийцы.
После того как народ будет собран, необходимо найти причину для изменения его образа жизни. Видишь ли, безопасное пространство, куда нам следует продвигаться, может быть удалено на десятки и даже сотни лет пути. Никто ведь не знает, как велика земля и какой её кусок заберёт бездна. Важно успеть. Как бы быстро мы ни шли, смещение земли происходит быстрее. Значит, арийцы должны перемещаться очень быстро. Беспощадно быстро. Не день и не два, а годами и десятилетиями. Что заставит людей это сделать? Причина? Ерунда, от причины они устанут. Через месяц их бега. Слабые останутся на месте, предпочтя смерть мукам пути. Не причина, а образ жизни!
Тому, кто поведёт арийцев, предстоит сохранить всех как единый народ. Нам потребуется сильное воинское сословие, чтобы пробивать дорогу «благородным» через земли дасов. Нам потребуется единый вождь, которому бы подчинились все сословия. Нам потребуются мудрые брахманы, поддерживающие власть этого вождя, знающие направление пути и безопасное место для дальнейшего расселения…
— Но темп нашего движения определят коровы вайшей, — перебил Индра.
Диводас вздохнул:
— Да, к сожалению, это непреодолимо. Коровы идут медленно, а без коров вайши не сделают и шага.
Индра сощурил глаза:
— Впрочем, — сказал он уверенно, — я знаю, как решить эту проблему.
Диводас не смог удержаться от удивления.
— Да, — подтвердил молодой воин, — знаю.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Весть о великом воине, победителе демона-данава, сокрытого обличием быка, быстро разнеслась по сонным деревням вайшей. Ближним и дальним. Рассыпанным вдоль мутноводной реки, петлявшей по равнине. Не составляло особого труда вызнать сочинителя этих преданий.
Диводас ничего не придумал, ведь все сиддхи видели отсечённую голову Вришана в руках молодого кшатрия. Вождю деревни пришлось всего лишь слегка поправить впечатления людей. В более выгодном толковании этих впечатлений. Выгодном, разумеется, не для юношеского тщеславия Индры, а для их общего дела.
Впрочем, Диводас пережил тот возраст, когда свято верят в осуществимость мечтаний и намерений. К тому же Индра был слишком хорош для таких дел. Слишком хорош, чтобы в это поверить. Сознание Диводаса внушало ему успокоительное сомнение. Уже сейчас. Лучше сейчас, чтобы не пришлось разочароваться потом.
А как бы хорош был Индра! Молод, умён, красив — что немаловажно, ибо вождь должен располагать к себе людей привлекательностью своего совершенства. Урод не может быть вождём, каким бы умницей он ни оказался. И даже невзрачный человек не может быть вождём. Вождь — персона культовая. Она должна тревожить, цепляя людской интерес, возбуждать домыслы и всякую восхищённую небывальщину.
Заурядная внешность — всё равно что мелководная лужа. Сколько ни говори, что в ней можно утонуть, — никто в это не поверит. Таинственная красота — другое дело. Немножко воли во взгляде, немножко скрытой ненависти — вот уже и коварство. А если прибавить сосредоточенной скорби, то вот вам и провидческая мудрость мыслителя. А одухотворённость? Зажгите ему глаза наивным азартом светлой мечтательности, и ваш красавец явит лик самой святости. Под которым доверчивые матрии будут благословлять своих младенцев.
Что ни говори, распад красоты на оттенки создаёт такое разнообразие отпечатков человеческой натуры, что их палитре могла бы позавидовать разношёрстная толпа.
Образ вождя лишь отчасти создаётся самим человеком. Главный труд берёт на себя народ. Это уже его творчество. Народ вкладывает в образ вождя всё то, чем не наделён сам. Ему необходимо видеть эту идеализацию самого себя, своей непознанной натуры в зримом воплощении реальной человеческой судьбы. Иначе все представления о правильном в жизни этого народа поглотит грубая, беспощадная, а главное — бесполезная обыкновенность, которая только вредит человеку. Разлагает его отсутствием идеалов и жизненно необходимых стремлений к совершенству.
Великое мастерство воплощения в том и заключается, чтобы ни у кого не возникло сомнения в подлинном существовании этих свойств у персоны, выбранной народом в качестве своего символа. Но вождь — всего лишь повторение народа. В наиболее обобщённой, может быть, беспощадной форме. И он будет всеми проклят, едва собственная ничтожность народа развенчает всё идеалистическое в этом своём очеловеченном символе.
Чтобы подобного не произошло и люди не оскорбляли себя ниспровержением и развенчанием символа собственного совершенства, вождь должен стать недосягаемым для их критических нападок. То есть стать богом. Его отрыв от человеческой подлинности перерастает все грани узнавания своего в нём.
Частица бога есть в каждом из нас! Об этом скажут позже. Глядя на такой персонаж. Скажут те малосообразительные святоши, от которых и на этот раз ускользнула истина. Оставив вместо себя веру. А в далёкой своей первопричинности, где совсем нет чудес, а живут бок о бок только расчёт и результат, всё прозвучало бы иначе. Истина прозвучала бы так: «Частица нас есть в каждом из богов». Особенно если учесть, что такое понятие как «бог» неразделимо от такого явления как народ.
«И всё-таки Индра хорошо бы смотрелся в обличий вождя,» — думал Диводас. Молодой кшатрий
