будет, старость! И зачем об этом думать?
Эстер вспомнила, как целовалась с Борисом после премьеры, как с его головы упала в снег шапка, и он шептал в коротких паузах между поцелуями: «Как хорошо, до чего же хорошо!» — а потом на коленях умолял ее пойти с ним на какую-то квартиру, где им никто не помешает, а она только смеялась и бросала в него снежками.
А Ксенька — о какой-то старости!
— А на прощание он мне подарил колечко. И, представь, не из какого-нибудь пошлого золота, а сам выковал из чугуна. У его отца кузня, он там подмастерьем. Очень футуристское колечко получилось, я тебе потом покажу. И Крученыху покажу, ему понравится.
Эстер представила, как будет дразнить чугунным колечком поэта Алексея Крученых, с которым у нее незадолго до отъезда в Сибирь намечался, да так и не состоялся роман, и ей стало совсем весело. Хотя казалось, веселее, чем во весь этот день и вечер, уже и быть не может.
— Звездочка, нам ведь пора! — вдруг спохватилась Ксения. — Игнату завтра чуть свет на работу, и дойти ему еще надо до Преображенской площади.
— Так далеко? — удивилась Эстер.
— Там строительство большое, вот и берут рабочих из деревень. Он и жить там будет, в бараке.
— Жалко, что ты уходишь, — вздохнула Эстер. — Совсем и не поздно, мы бы с тобой еще поболтали.
— Оставайтесь, Ксения Леонидовна, — сказал Игнат. — Мне Евдокия Кирилловна постелила. Я пойду.
И, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты. Эстер показалось, что Ксенька словно бы качнулась ему вслед — совсем легко, как свечное пламя тянется вслед сквозняку от внезапно открывшегося окна. Но, наверно, это в самом деле только показалось в темноте.
— Конечно, поболтаем, — сказала Ксения. — Так чем же закончился твой сибирский роман?
Глава 5
Квартира нашлась легко и, главное, здесь же, в Кривоколенном переулке. За два месяца, прожитых с Маратом, Алиса поняла две вещи: во-первых, она не может жить в коммуналке, и, во-вторых, она хочет жить только в старом московском доме с его венецианскими окнами и широкими подоконниками. Оба эти соображения она изложила риелтору, и уже через день выяснилось, что реализация их не составляет никакой проблемы. А Алиса-то была уверена, что в Москве любое, самое простое, бытовое действие вот именно составляет проблему! Но квартира нашлась мгновенно, и именно там, где она хотела, — на углу Кривоколенного и Армянского переулков.
— Это прямо под башенкой, — рассказывала она Марату, который в поисках квартиры участия не принимал, предоставив Алисе одновременно и выбор, и хлопоты, с ее выбором связанные. — Ты же знаешь этот дом, где башенка и над ней такой красивый барельеф?
— Не знаю, — пожал плечами Марат. — Но разницы нет. Главное, чтобы тебе нравилось.
— Мне очень нравится, — серьезно сказала Алиса. — Конечно, было бы лучше прямо в самой башенке. Но риелтор сказала, что там нежилой фонд. И что там уже живут, поэтому снять ту квартиру нельзя. Довольно смешно, — улыбнулась она.
— Что смешно? — не понял Марат.
— Что квартира считается нежилая, но в ней живут.
— Ничего смешного, — хмыкнул он. — Обычный российский сюр. Тебе же это нравится.
Он напоминал Алисе о том, что ей нравятся всяческие несообразности, так часто, что иногда это ее раздражало. Но сейчас она испытывала только восторг от того, что ей предстоит жить в доме с башенкой.
И они поселились в доме с башенкой, в двух комнатах с просторной кухней и с большой ванной. В кухне была дверь, выходящая на черную лестницу, а в ванной окно, выходящее во двор. Дверь была закрыта на тяжелый засов, открыть который можно было лишь очень большим усилием, а окно вообще не открывалось. Впрочем, Алисе ведь и не надо было ни выходить на черную лестницу, ни тем более вылезать во двор через окно.
Она купила мебель, посуду, постель — вообще все, что нужно для жизни, — и они отпраздновали новоселье.
— Алиса, ты молодец! Может, мне тоже стоит поселиться в квартире вместе с русской девушкой? — поздравил Джон Флаэрти, ее сценический возлюбленный. — Это гораздо удобнее, чем в отеле. По крайней мере, перестанут звонить каждую ночь сутенеры, предлагая проституток.
Джон был обаятельный красавец, не зря же играл в «Главной улице» героя-любовника, и выбор московских девушек у него в самом деле образовался такой, что и квартиру снимать, пожалуй, не понадобилось бы: не у одной из них наверняка обнаружилась бы собственная квартира или даже загородный дом.
— Но все-таки я не жил бы так замкнуто, — добавил он к своему поздравлению. — Мы забыли, как ты выглядишь без грима.
— То есть? — не поняла Алиса.
— То есть ты нигде не бываешь и каждый вечер слишком спешишь домой. А между прочим, в Москве происходит много увлекательных вещей, и не все они происходят в твоей квартире.
На кого-нибудь другого Алиса, может, и обиделась бы за такую бесцеремонность, но бесцеремонность Джона — это было святое. Даже не бесцеремонность, а бесшабашность. Сколько ее было в Алисиной жизни, столько было связано именно с великолепным мистером Флаэрти, и не просто связано, а привнесено им в ее жизнь за десять лет дружбы.
Он дал ей попробовать марихуану, и сделал это так, что Алиса не приохотилась к травке. Он водил ее в лофты к художникам, где можно было сидеть сутки напролет и разговаривать о всяческих отвлеченностях. И именно он привел ее на кастинг в «Главную улицу» и с самого начала сказал, что она непременно подойдет на главную роль…
В нем была та легкость, которой Алисе так не хватало в жизни, и единственное, чего она не понимала про Джона Флаэрти, — это почему она в него все-таки не влюблена.
— Я в самом деле увлеклась своей домашней жизнью, Джонни, — виноватым голосом сказала она. — Я исправлюсь.
— Боюсь, Марат убьет меня за такие советы! — расхохотался Джон. — Хорошо, что он плохо нас понимает.
Марат говорил по-английски хуже всех русских, которые были заняты в мюзикле. И почему-то еще хуже по-английски понимал. Впрочем, удивляться этому не приходилось: он никогда не был ни в одной англоязычной стране, да и вообще ни в одной стране, кроме России, никогда не был. А ведь в первый месяц, который Алиса провела в Москве, она тоже плохо понимала, что говорят русские, хотя ей казалось, что она знает язык не просто прилично, но даже хорошо.
Она заметила, что Марат прислушивается к ее разговору с Джонни, хотя при этом болтает с Мариной, сидя на кухонном подоконнике. Оконная створка рядом с ним была открыта, с улицы врывался ярко-белый пар, просвечивали сквозь него манящие московские огни.
Огни светились, переливались, и когда Алиса и Марат шли по Маросейке. Они проводили гостей и решили прогуляться сами, потому что у Алисы голова разболелась от водки, как-то незаметно выпитой вперемешку с шампанским.
— Что это тебе Джон вкручивал? — спросил Марат, когда они уже возвращались домой, сделав круг по Покровке и Чистопрудному бульвару.
— Вкручивал? — переспросила Алиса.
— Ну, говорил. Что?
Он спросил об этом с небрежностью, в которой Алиса сразу расслышала что-то нарочитое. А
