вопрос, не шестнадцатилетние ли дети с большей пользой могли бы присматривать за такой туристкой, как Ева Валентиновна!
А может быть, если бы не особенное, чуткое состояние настроенной на Дениса души, в котором Ева все время находилась, то она и вовсе не стала бы участвовать в этом шумном и суматошном мероприятии. Даже наверняка так. Последний раз она ездила куда-то в коллективе, когда еще училась в школе, да и то это была поездка в Питер, жили они в гостинице Морфлота, и никаких палаток, рюкзаков и гитар не было помину.
Мама, провожавшая Еву на вокзале, явно старалась не компрометировать свою дочку-учительницу излишней заботой: не пыталась помочь нести тяжелый рюкзак, не предостерегала вслух от питья некипяченой воды и даже старалась не подходить слишком близко. И все-таки Ева заметила тень волнения — как всегда, только мимолетную — на мамином лице.
Но особенно обращать внимания на мамины волнения она не могла все потому же: потому что видела только Дениса… То ли уловив ее короткие взгляды, то ли самостоятельно догадавшись, кто здесь главный, Надя и спросила у него, когда он на минутку оказался рядом:
— Скажите, а встретить вас можно будет, когда вернетесь?
Наверное, Денис подумал, что об этом спрашивает родительница какого-то ученика: мало того что Наде было всего сорок пять, так ей никто и этих лет не давал.
— Конечно, пожалуйста, — одарив ее своей чудесной улыбкой, ответил он. — У вас кто классный руководитель? Да вы, наверно, Евина мама? — вдруг догадался он, всмотревшись в свою собеседницу. — Очень дочка на вас похожа!
Ева удивилась этому замечанию. Никто никогда не говорил, что она похожа на маму, да она и сама не находила в себе сходства ни с одним из родителей. Она была как раз из тех, которые ни в мать, ни в отца, а в заезжего молодца.
— Такая же серьезная, — уточнил Денис. — Конечно, встречайте, мы через неделю будем. Этот же поезд, этот же вагон, разве Ева вам не сказала?
«Все-таки он ошибается, наверное, — подумала Ева. — Если я и серьезная, то все равно по- другому, чем мама».
Симферопольский поезд уходил с Курского вечером, уже в темноте. С той самой минуты, как исчез за окном освещенный перрон, все они погрузились в необыкновенное состояние ночной дороги — когда невозможное кажется возможным, и счастье маячит вдалеке, как дрожащие огни печальных деревень, и близкими кажутся даже случайные попутчики…
К Евиному удивлению, детей удалось уложить сравнительно быстро. Впрочем, оказалось, что железная дисциплина была главным условием крымского похода. Всех, кто нарушил ее в прошлом году, Денис Георгиевич отстранил от участия категорически, и никакие уговоры не помогли.
Об этом рассказала Еве Галочка Фомина, с которой они вместе пошли умываться на ночь.
— Он, знаешь, тако-ой там был в прошлом году! — протянула Галя. — Это же только кажется, что он веселый, и все, а на самом деле он тако-ой!..
— Какой? — спросила Ева.
Они стояли в тамбуре. Галочка курила, а Ева, отвернувшись, рисовала какие-то фигурки на запотевшем стекле.
— Ну, волевой, — объяснила Галочка. — Знаешь, бывают такие. Вроде не орет, ногами не топает, а как скажет — так и все, побежишь исполнять как миленький. А вот почему? — удивленно спросила она, неизвестно к кому обращаясь.
Ева, во всяком случае, не могла ей ответить. Могла только согласиться, хотя ей ни разу не приходилось видеть Дениса таким.
— Ой, Евочка, только сначала я пойду, а потом ты, ладно? — сказала Галя, услышав, что дверь туалета наконец хлопнула за стенкой тамбура. — Я лимонаду напилась, ужас! — рассмеялась она; Галочка вообще была смешливая.
Еве душно было в прокуренном тамбуре, щеки у нее горели — может быть, не только от духоты, но и от всех волнений этого вечера. Она открыла тугую дверь и оказалась на площадке между вагонами.
Пол ходуном ходил под ногами, над рельсами свистел воздух, по рельсам стучали колеса, и все это так завораживало, так манило куда-то, что, помедлив мгновение, Ева шагнула в соседний тамбур.
Здесь было так темно, что она не сразу разглядела человека, стоявшего в углу, — только огонек его сигареты. Весь день она видела только его, чувствовала только его — а теперь узнала лишь после того, как он заговорил…
— Какая мама у тебя красивая, — сказал Денис. — И молодая совсем. Это же она тебя Евой назвала?
— Да, — кивнула Ева. — А откуда ты знаешь?
— Да ты же сама рассказывала. Я запомнил.
— Но я на нее все-таки не похожа, — в темноте улыбнулась Ева.
Все исчезло — ее скованность, смущение перед ним, ее неумение сказать ему самую простую фразу. Тишина ночного поезда вдруг сблизила их, и вздрагивающий пол, и свист ветра за приоткрытым окном…
— У мамы глаза темные, а у меня светлые, — сказала она. — Даже водянистые. А ей, знаешь, все говорили: настоящие украинские очи — как ночи. Хоть она и русская, просто родилась на Украине.
— А где? — заинтересовался Денис.
— В Чернигове. Знаешь такой город? Я там тоже в детстве жила, и потом каждое лето к бабушке ездила.
— Конечно, знаю, — кивнул он. — А я там в археологической экспедиции был, когда еще на истфаке учился. Очень красивый город, церкви какие! Ты не куришь? — Он протянул Еве пачку сигарет.
Глаза ее уже привыкли к темноте, и она ясно различала его руку с узким запястьем и длинной, красивой формы ладонью.
— Нет, спасибо, — покачала головой Ева. — У нас почти все девчонки курили на филфаке, но я так и не научилась.
— Ничего страшного. — Он снова улыбнулся в темноте. — Я специально здесь спрятался, чтоб пример не подавать. Последние докуриваю, в Крыму не буду. Хорошо, что ты поехала.
Она так растерялась от этих его слов и от того, как он их произнес — спокойно и ласково, — что не могла не только ответить ему что-нибудь, но даже вздохнуть.
Денис затянулся последний раз, бросил окурок в приоткрытое окно. Мелькнула огненная змейка и тут же исчезла в темноте.
— Пойдем, — сказал он. — Что там гаврики наши поделывают? Что-то больно скоро угомонились.
— Тебя боятся, — с облегчением улыбнулась Ева.
— Разве я такой страшный? — Он тоже улыбнулся в ответ. — Ты же меня не боишься!
С этими словами он открыл дверь тамбура, вышел первый и, взяв Еву за руку, помог ей перейти через лязгающий железный мостик.
— Куда ты девалась? — напустилась на нее Галочка, когда Ева вышла в закуток перед туалетом. — Я тебе очередь держу, никого не пускаю, на меня уже наорали!
Ева смотрела на нее таким взглядом, как будто видела впервые в жизни.
Глава 4
В Крыму Еве, конечно, бывать приходилось, как приходилось бывать с родителями в Крыму любому ее ровеснику. Это потом стали популярны другие места: Анталья, Кипр, Испания… А в годы ее детства слово «Крым» еще было синонимом отдыха.
Но едва она ступила на перрон симферопольского вокзала, как тут же поняла, что прежде бывала
