— А сколько они, по-вашему, стоят? — прищурившись, спросила Амалия.
Теперь в ее голосе слышалось уже не презрение, а отвращение.
— Я картин не пишу, — ответил Сергей, прямо глядя в ее прищуренные, но все равно большие глаза. — И не продаю. Пишете и продаете их вы, так что и цена ваша. Сколько?
Под его взглядом глаза ее открылись широко и удивленно. Они даже не открылись, а словно распустились, как неизвестные черные цветы.
— Ну, допустим, две с половиной тысячи. Долларов, — медленно проговорила она. — По пятьсот за штуку. Устраивает вас такая цена?
— Устраивает.
— Вот только наличных с собой нет, одна кредитка? — насмешливо спросила Амалия.
— Здесь, по-моему, нет банка, чтобы я мог расплатиться кредиткой, — в тон ей ответил он. — Но именно сегодня у меня при себе достаточно наличных. Такое стечение обстоятельств.
Достаточно наличных было у него при себе потому, что ярославские телевизионщики расплатились черным налом. И это была сумма гораздо большая, чем та, которую, явно наобум, из одного лишь желания его разозлить, назвала Амалия. Только во внутреннем кармане пиджака лежали пять тысяч. Но, конечно, отдать половину из них за то, чего он почти не разглядел и что уж точно не собирался покупать, это было как-то… Зачем он это делает, Сергей не понимал. Никогда в жизни он не совершал поступков, равных этому по бессмысленности.
Старуха у него за спиной ахнула, а девочка радостно засмеялась.
— Вот деньги, — сказал он и снова поднял с пола связку картин. — До свидания.
Он хотел сказать, чтобы она больше не стояла на дороге с девочкой, но ему и без того было неловко и даже стыдно. В этом его поступке была не только бессмысленность, но и та пошлая эффектность, которую он всей душой ненавидел. Ему хотелось поскорее уйти и поскорее забыть эту женщину.
Но прежде чем уйти, он еще раз прямо взглянул в ее огромные глаза. Они были не черные, как ему сразу показалось, а темно-серые — цвета мрачных грозовых туч.
Амалия молчала. Сергей повернулся и пошел к двери. Картины неудобно болтались у него в руке и били его по ногам.
Он швырнул их в багажник и, сев за руль, долго не трогался с места. Надо было немного отойти от всего этого, нельзя было ехать в таком состоянии, тем более в кромешной темноте, которая сгустилась за то время, пока он черт знает чем занимался.
Наконец он повернул ключ зажигания и начал разворачиваться посреди деревенской улицы. И тут же понял, что с машиной что-то не так. А еще через минуту, выйдя из нее, понял, что именно не так: задние колеса были спущены, притом не одно, чтобы можно было поставить запаску, а оба.
Сергей выругался, пнул колесо ногой и, в сердцах хлопнув дверцей машины, пошел обратно к калитке.
Дверь открылась сразу же, как только он постучал. Кажется, все три обитательницы дома стояли под нею, ожидая его возвращения.
— Я же тебе говорила, — насмешливо сказала матери Амалия. — Они любят красивые жесты, но не до такой степени. Не волнуйтесь, я еще не потратила ваши деньги, — сообщила она Сергею. — Можете получить их обратно. Только картины тоже придется вернуть. Или вы их уже выбросили?
— У вас дурной глаз, — сердито сказал он. — Я пробил колеса,' как вы и предупреждали.
— Это не мой дурной глаз, а особенности местных дорог, — мгновенно ответила она. — Главные проблемы России — дураки и дороги, разве вы не знаете?
«Все в наличии, — чуть не сказал он. — И дурак, и дороги». Но вместо этого спросил:
— Здесь есть поблизости шиномонтаж?
— Я понятия не имею, что это такое, — пожала плечами Амалия. — И никогда не интересовалась, есть он здесь или нет. По-моему, здесь вообще ничего нет.
— А машина у кого-нибудь из ваших соседей есть? Чтобы купить еще одну запаску?
— У моих соседей можно купить только самогон, — объяснила она. — Чтобы забыться и заснуть.
— У вас на крыльце?
— Ладно, проходите. — Амалия наконец отступила от порога. — Вижу, вы напрашиваетесь как минимум на ночлег. А я, вследствие вашей благотворительной деятельности, не имею права вам отказать.
— И как максимум тоже, — сказал Сергей, проходя вслед за нею в сени. Старуха и девочка расступились, пропуская его. — Кормить меня не надо.
— Кроме козьего молока все равно ничего нет. Его можете пить совершенно бесплатно и в любых количествах. Если вас его запах не смущает.
— Вы машину-то во двор загоните, — подсказала старуха. — Люди у нас такие, за ночь не только что колеса, все подчистую снимут, завистливые они тут, думают, у Амалички любовники богатые, а какие у ней любовники, кому мы нужны с нашей бедностью, сами видите…
— Мама, помолчи хоть пять минут, — резко сказала Амалия. — Он без тебя разберется, что делать со своей машиной.
Будь Сергей в нормальном состоянии ума, он, конечно, и прежде старухи сообразил бы, что машину надо поставить во двор. Но нынешнее состояние его ума невозможно было считать нормальным. Он сам не понимал, что с ним творится.
Въехав во двор — хлипкий забор, правда, не показался ему надежной защитой от автомобильных воров, — он позвонил жене и предупредил, что сегодня все-таки не вернется, потому что пробил колеса.
— Я в мотеле переночую, — сказал он. — Шиномонтаж уже не работает, придется до завтра ждать.
Сергей никогда не врал Анюте, даже в таких вот мелочах, но и это получилось сейчас как-то само собою. Это мелкое вранье тоже было частью смятения, которым он неизвестно почему оказался охвачен.
Он закурил, стоя на крыльце, словно зачем-то пытайся оттянуть ту минуту, когда придется войти в дом. Он выкурил две сигареты подряд и поднес зажигалку к третьей, когда на крыльцо вышла Амалия.
— Вам постелено, — сказала она. — У меня в комнате, пойдемте, провожу. Я с дочкой лягу, — добавила она, предупреждая его уверения в том, что он отлично переночует на какой-нибудь свободной кровати.
— Извините, я не представился. Сергей, — сказал он.
— А отчество?
— Константинович. Ермолов. Паспорт показать?
— У нас красть все равно нечего. Разве что ваши деньги, — ответила она. — Можете ложиться, Сергей Константинович. Да, туалет на улице, а умывальник на кухне.
— А вас, в таком случае, как по отчеству? — спросил он.
— Амалия Савельевна Климова.
Что мамаша у нее умом не блещет, было понятно и до того, как Амалия сообщила свое полное имя. Или это папаша Савелий так ее окрестил? Впрочем, никаких папаш здесь, похоже, не было и помину, по меньшей мере в двух поколениях.
— Будем знакомы, — кивнул Сергей.
Комната, в которой оставила его Амалия, была еще меньше, чем общая, но все-таки не казалась такой убогой. Наверное, из-за того, что ее стены были сплошь увешаны картинами. Некоторые из них были написаны на холстах, но большинство — на чем-то вроде картона. В отличие от тех, что лежали в багажнике «Вольво», ни на одной из этих картин не было рамы. Видимо, Амалия продавала у дороги те, что выглядели наиболее презентабельно.
Правда, других различий между этими картинами и теми, которые он приобрел, Сергей не обнаружил. На этих было все то же самое: размытые линии и пятна, между которыми вкраплены фотографически точно выписанные предметы, явно с претензией на символичность — песочные часы, опрокинутые кувшины, из которых, в точности по фильмам Тарковского, вытекает молоко, и прочее в том
