операцией по спасению стоял Валленберг. Это Валленбергу принадлежала идея координации усилий шведской, швейцарской, испанской и португальской миссий, а также папского нунциата и организации Красного Креста. Мы все работали вместе в тесном контакте под его руководством».
ГЛАВА 10
Несмотря на свое позерство на ужине у Валленберга, Эйхман тем не менее не собирался оставаться в Будапеште, где его, как он понимал, с приходом русских ожидала верная смерть. Поскольку Красная Армия уже смыкала кольцо осады вокруг венгерской столицы, он приказал своей команде приготовиться к отъезду по первому же сигналу. Но до отъезда Эйхман хотел осуществить две операции. Первую, ликвидацию всех членов Еврейского совета, он собирался провести лично сам. Вторую, молниеносное избиение всего остававшегося в Будапеште еврейского населения, он вынужден был отложить до перевода евреев из Международного гетто в Общее. Проведение последней акции было поручено частям СС и боевикам нилашистов, в случае необходимости ее могли провести и после отъезда Эйхмана. Ранним вечером 22 декабря один из его помощников позвонил в контору Еврейского совета в Общем гетто, где 75 000 евреев ютились в 243 зданиях и «охранялись» 800 нанятыми правительством нилашистами. Телефонную трубку поднял привратник дома Якоб Такач. Эсэсовский офицер приказал ему собрать членов Еврейского совета в девять часов для встречи с Эйхманом.
В девять часов вечера в тот же день три штабных автомобиля СС въехали в гетто и остановились у подъезда дома, где располагалась контора совета. Эйхман с двумя офицерами — вероятно, это были Крумеи и Вислицени — и в сопровождении солдата, вооруженного автоматом, вышел из среднего автомобиля. Две другие машины были набиты вооруженными до зубов солдатами. Эйхман прошел к привратницкой и властно постучал. «Ну, где они?» — потребовал он.
Привратник был напуган и озадачен. «Я говорю о членах Еврейского совета, — снова крикнул Эйхман. — Где они?»
Такач запротестовал: «Мне приказали собрать их завтра в девять». Эйхман впал в бешенство. Такач оправдывался: он не настолько хорошо знает немецкий язык; наверное, он неправильно понял переданное по телефону распоряжение. Услышав разговор на повышенных тонах, из квартиры Такача вышла его сестра. Эйхман вынул свой револьвер и пообещал расстрелять и Такача и его сестру, если члены совета не соберутся немедленно.
Напуганный Такач все же сказал, что это невозможно. Члены совета разошлись по домам. Немедленно можно собрать лишь нескольких, но, чтобы оповестить всех, в нынешней обстановке понадобится целая ночь. Эйхман продолжал бушевать. Один из его помощников несколько раз ударил Такача пистолетом по голове, и тот в бессознательном состоянии повалился на пол. Повернувшись к сестре привратника, Эйхман крикнул: «Когда он придет в себя, скажи ему, что, если совет в полном составе не соберется здесь утром в девять, я прикажу расстрелять вас обоих».
На следующее утро задолго до девяти дрожащие от страха члены Еврейского совета были уже в сборе. Повязка на голове Такача и поведение его сестры подсказывало, чего они могли ожидать. Но Эйхман к девяти не приехал. Как записано в ежедневнике совета в графе 23 декабря, «прошло еще два страшных часа ожидания, пока наконец мы не узнали, что команда Эйхмана этой ночью срочно выехала из Будапешта.
Причиной, заставившей Эйхмана так поспешно покинуть город, был успешный прорыв русских к северо-западным окраинам города. Получив в отеле «Мажестик» после полуночи извещение, что для отступления остается только небольшой и быстро сужающийся коридор, Эйхман на заре в панике бежал из города.
Так закончился личный крестовый поход Адольфа Эйхмана против венгерских евреев, которых он вознамерился уничтожить всех до единого. Тем не менее с его отбытием опасность, нависавшая над ними, еще не миновала: в городе оставались немцы и нилашисты.
По сравнению с планомерными акциями Эйхмана действия нилашистов были разрозненными и случайными, но недостаток методичности они с лихвой восполняли зверским энтузиазмом. В последние два месяца осады Будапешта нилашисты убили от десяти до пятнадцати тысяч евреев, которых выволакивали из домов в обоих гетто или просто хватали на улицах. Некоторых евреев вешали на деревьях и фонарях, но большую часть забирали к себе в подвалы, где располагались отделения их партии, и зверски пытали, прежде чем оттащить к Дунаю, где расстреливали на берегу. Отделывались от трупов, выбрасывая их в реку на волю течения.
Стандартной процедурой убийства у нилашистов было сковывание наручниками в связку по трое и раздевание схваченных донага, после чего их ставили на берегу лицом к реке и расстреливали в затылок среднего. Падая лицом в реку, он увлекал с собой еще двоих. Затем нилашисты развлекались, стреляя по головам тех, кто выныривал и пытался удержаться на поверхности. Такой метод убийства позволял избавляться от разлагавшихся на улицах трупов и одновременно был для нилашистов своего рода «спортом». Местные партийные комитеты даже соревновались между собой в дикости: одно отделение приобрело, например, известность тем, что выжигало глаза своим жертвам раскаленными докрасна гвоздями прежде, чем их ликвидировать.
Особо деятельной «бригадой смерти» командовал монах-францисканец по имени Андраш Кун. Возглавляя шествие своей банды по улицам, он обычно шел в сутане, подпоясанный веревкой и поясом для оружия, на руке он обычно носил повязку с изображением оскалившегося черепа. Андраша Куна считают виновным в убийстве не менее пятисот человек. За одну только ночь, как стало потом известно, он и его подручные, славя Господа, устроили бойню, в которой погибло около двухсот человек. На процессе над отцом Куном, состоявшемся после освобождения, один из свидетелей описывал, как, проводя массовое уничтожение персонала и больных еврейской больницы в Буде, Кун выстроил их перед общей могилой и скомандовал расстреливающим: «Во имя Иисуса Христа, огонь!»
Среди печально известных убийц встречались и женщины. Некая госпожа Вильмош Сальзер, женщина из «хорошей» семьи с высшим образованием, занималась своим ремеслом убийцы в серой амазонке и коричневых сапогах для верховой езды, держа в одной руке хлыст, а в другой — автомат «томпсон». Одним из самых невинных ее развлечений было прижигание наиболее чувствительных мест на женском теле пламенем свечи. После этого жертва обычно ликвидировалась. Она и отец Кун вошли в группу главарей нилашистских «бригад смерти», которых повесили после освобождения по решению народных судов.
Жертвой одной из «бригад смерти» стал тесно сотрудничавший с Валленбергом и Самоши сионистский лидер Отто Комой. Наличие удостоверений, выданных МКК и испанским посольством, не помешало нилашистам вытащить его из дома и убить как раз в канун Нового года. В условиях анархии и вопиющего беззакония появляться на улицах стало чрезвычайно опасно даже лицам абсолютно нееврейского происхождения и иностранным дипломатам bona fide [41] . «Бригады смерти» зачастую игнорировали законные удостоверения личности, когда же они подозревали какого-нибудь мужчину, они приказывали ему показать свои гениталии: для людей, прошедших обряд обрезания, это означало верную смерть.
Тем не менее «бригады смерти» все же не действовали абсолютно свободно, и им оказывалось сопротивление. Небольшой подпольной группе молодых евреев с арийской внешностью, все члены которой были одеты в нилашистскую форму и имели фальшивые партийные билеты, удалось в ряде случаев освободить несколько захваченных нилашистами евреев. Кроме того, нилашистам мешал вездесущий и всеведущий Валленберг.
К концу 1944 года Валленберг, с согласия посла Даниельссона, окончательно перенес свою деятельность в Пешт, восточную часть разделенного Дунаем города, где располагались оба гетто. Сколь бы эфемерной ни была видимость порядка и законности до этого, к концу декабря в городе воцарилась полная анархия. Правительство бежало, оставив Пешт на произвол нилашистов, полиции и вермахта. Валленберг немедленно начал поиски сочувствующих или продажных партийных функционеров и полицейских. И снова удача и изобретательность выручили его. Он познакомился в штабе полиции с неким Палом Шалаи,
