— Наручники надо при себе носить, — буркнул бомж, копаясь в мешке, где хранилась его добыча. — Веревка будет, но за отдельную плату…
Донцову не осталось иного выхода, кроме как доставить крепко связанного Ухарева в свою квартиру — местонахождение ближайшего таксофона он. честно сказать, не знал, а сил на то, чтобы конвоировать задержанного в отдел, явно не хватало.
Еще на лестничной площадке Донцов услышал, как надрывается его телефон.
Втолкнув Ухарева внутрь, он заставил его лечь на пол лицом вниз, и только после этого снял трубку.
Звонил Цимбаларь, находившийся в состоянии крайнего раздражения:
— Ты почему из дома не выходишь? Мы со вчерашнего вечера под твоими окнами дежурим! Окоченели, как цуцики! Маковой росинки во рту не имели!
— Подожди, не разоряйся, — прервал его Донцов. — Объясни толком, где вы дежурите? По какому адресу?
— Только у меня и проблем, что твой адрес помнить! Сам знаешь, я зрительной памятью пользуюсь. И твой дом ни с каким другим не спутаю. Ты мне однажды даже ключи от своей квартиры уступил.
— Так это когда было! Три года назад! — Донцов наконец-то понял, в какую рискованную историю он по вине Цимбаларя едва не вляпался. — Я адрес давно сменил. В той квартире сейчас совсем другие люди живут. Недоносок ты, Саша, и это не оскорбление, а диагноз.
— Неужели мы маху дали? — Цимбаларь с надрыва сразу перешел на шепот.
— Еще какого! Этот гопник четыре выстрела в меня успел сделать. Только бронежилет и спас. Записывай мой новый адрес и срочно жми сюда.
— Говори, я и так запомню. — произнес Цимбаларь совсем уже убитым тоном.
— Ах да. у тебя же идеальная память… Улица Молодежная, дом шесть, квартира сорок пять. Заходите без звонка, я дверь не запирал.
Теперь пора было заняться и Ухаревым, который вел себя сейчас скромнее школьницы, решившей расстаться с невинностью, даже пощады не просил.
Донцов не без труда перевернул киллера на спину (был он хоть и тщедушен, да жилист) и вполне дружелюбно произнес:
— Привет, снайпер.
— Здрасьте, — ответил Ухарев и тут же заканючил: — За что избили? Я мимо шел и никого не трогал. Стыдно над нищим издеваться. Отпустите Христа ради.
— Не придуривайся, Кондуктор. — Донцов продемонстрировал ему пакет с трофеями. — На шпалере остались твои пальчики. Сам ты давно в розыске. Псих тебе, кстати, привет передает. Давно о встрече мечтает. Так что не лепи горбатого.
— Откуда кликуху мою знаешь, начальник? — Ухарев вылупился на Донцова.
— Я и портрет твой у сердца храню. — Он продемонстрировал розыскную фотку. — Красивый ты раньше был. Кавалер на загляденье. А теперь зарос, облысел, опаршивел. Смердишь, как козел. Пора образ жизни менять. Теперь тебе и парикмахер будет дармовой, и баня бесплатная.
— Ох. зря я на это дело согласился, — с горечью молвил Ухарев. — Знал ведь, что на мента иду.Чуяло сердце, что вилы мне светят, да обратный ход уже поздно было давать.
— А ты откупиться попробуй.
— Средств не имею. А в долг ты не поверишь.
— Конечно, не поверю. Но облегчить участь могу. Не за так, конечно.
— Сдавать корешей не буду, сразу предупреждаю! — Ухарев заелозил по полу, словно змея, сбрасывающая кожу.
— Воспринимаю эти слова как неудачную шутку. Надо будет, ты все сдашь. Даже отца родного. Сам понимаешь, взяли тебя без свидетелей, допрашивают без протокола. Никакими процессуальными формальностями я не отягощен. Налью сейчас кипятка в тазик, и буду там твой елдак полоскать. Когда с него последняя шкурка слезет — иначе запоешь. Есть и другие способы развязывать язык, сам знаешь. А если перестараюсь, тоже не беда. Ты ведь, кроме уголовки, никому не нужен. Найдут завтра на свалке твой изувеченный труп — и перекрестятся от радости. Одной паршивой гадиной в этом мире меньше стало. Поэтому не зли меня. Ты расколешься еще прежде, чем сюда заявятся мои дружбаны, которые с тобой цацкаться тем более не станут. Да и вопросик у меня имеется самый что ни на есть безобидный.
— Интересно будет послушать, — пробубнил Ухарев.
— С какой целью осенью прошлого года ты ночью проник в здание психиатрической клиники, расположенной на улице Сухой?
— Вопросик и в самом деле плевый. — Ухарев, выискивающий в словах Донцова какой-нибудь подвох, от умственного напряжения даже засопел. — При тех делах, которые ваша контора на меня вешает, это просто детская шалость… Не думал даже, что тот случай когда-нибудь всплывет.
— В это заведение людей силком доставляют. А ты сам полез. Вот и хочется знать, какой ты там интерес имел.
— Какой интерес может иметь в чужой хате человек моей специальности… Наняли меня. За хорошие денежки. Вальта одного убрать. Но дело не выгорело.
— Об этом потом… Какого конкретно вальта? Расскажи подробнее.
— Я его паспортными данными не интересовался. Мне схему дали. И номер палаты. Пришить его, говорят, проще простого. Он и так не жилец на этом свете.
— Как ты проник в здание?
— На первом этаже окно в столовке было не заперто. По-моему, третье слева от угла. А внутри я отмычками действовал.
— Этими? — Донцов продемонстрировал один из своих трофеев.
— Ими, родимыми, — признался Ухарев. — Ручная работа, оружейная сталь.
— А как мимо дежурной медсестры пройти собирался? — продолжал допрос Донцов.
— Припугнул бы ее. Но без всякого насилия. Такое было пожелание.
— Еще какие-нибудь пожелания у заказчиков были?
— Дай подумать… Стрелять надо было в сердце, и только в сердце. Никаких контрольных выстрелов… И еще предупреждали, что следить за мной будут. От первой минуты и до последней.
— Каким образом?
— Вот это я не знаю. На пушку, наверное, брали. Никакой слежки за собой я как раз и не заметил.
— Заказ через кого получал?
— Через братву, как обычно. — Ухарев скривился, как бы заранее предчувствуя крупные неприятности (хотя и так вляпался — дальше некуда). — Не надо бы, начальник, об этом…
— Надо. Выкладывай фамилии, клички, приметы.
— Я с ними особо не якшаюсь. Встретились, разошлись… В тот раз со мной такой здоровый бугай базарил. Еще заячья губа у него. Зовут, кажется, Медиком. Второй пожиже — Ганс. Усики фашистские носит. Но в последнее время их что-то нигде не видно.
— А когда братва у заказчика деньги брала, ты разве не ходил позырить? — Вопрос был задан как бы между прочим, хотя ответ на него интересовал Донцова больше всего.
— Ходил, конечно, — не стал упираться Ухарев. — У нас так заведено. А вдруг мне личность этого фраера знакома. Правда, близко не подваливал. Издали зенки пялил.
— Опиши мне заказчика.
— Какая-то макака желтомордая. Китаец или узбек. Годами молодой. Особых примет никаких. Он мурло свое косоглазое все время в шарф прятал… Но тебе, начальник, я как на духу скажу. Авось и зачтется. На самом деле это баба была. Или девка. Хотя и переодетая под мужика.
— Почему ты так решил?
— Не держи меня за лопуха. Я бабу в любом обличье опознаю. Даже китайскую.
— Где схема, которую ты получил перед походом в клинику?
