мог. — И вы это, как представитель местной власти, должны понимать. Развели, понимаешь, либерализм... А снохе передайте, пусть сегодня же открывает магазин. Я потом проверю.
— Скажу, — со вздохом ответил Ложкин. — Только приболела она малость.
— Ничего, фельдшер приедет — вылечит.
Улицы и тропинки, расчищенные утром, уже снова засыпал снег. За редким исключением всё вокруг было белым — и воздух, и земля, и небо. Но сейчас эта чистая и пушистая белизна никого не радовала.
Ноги сами принесли Цимбаларя к избе Почечуевой, однако на дверях висел амбарный замок, а на дорожке виднелись полузасыпанные снегом следы.
Поневоле пришлось поворачивать к центру деревни, где ничего хорошего Цимбаларя не ждало. Только сейчас он начал понимать, какая собачья работа у участкового инспектора, особенно в сельской местности. Нет, надо быть с людьми попроще. Пусть даже после этого они и не потянутся к тебе, но хотя бы в спину плевать не будут.
И церковь, и магазин стояли закрытые, но над трубой клуба вился дымок. Возле крыльца махала лопатой Зинка, причём довольно ловко. Заметив Цимбаларя, она небрежно кивнула — заходи, мол.
В клубе кроме небольшого зрительного зала имелось несколько полупустых комнат непонятного назначения и библиотека, где на полках пылились книги, самая новая из которых была издана году этак в девяностом. На видном месте по-прежнему красовались сочинения классиков марксизма-ленинизма и мастеров социалистического реализма.
На столе, заложенная линейкой, лежала книга которую Цимбаларь накануне видел в руках у Зинки. Он не преминул полистать её. Это был учебник криминалистики, снабжённый весьма шокирующими иллюстрациями.
Вскоре появилась раскрасневшаяся Зинка, очень похожая сейчас на студентку, только что явившуюся с лыжной прогулки. С Цимбаларем она вела себя как старая знакомая и принципиально не замечала некоторой его отчуждённости. Про вчерашний брудершафт и последующую прогулку при свете северного сияния никто из них даже не заикнулся.
— Ты не обижайся, но мне нужно задать несколько конкретных вопросов, — сказал Цимбаларь.
— Раз нужно, задавай, — она пожала плечами.
— Насколько я понял, у тебя были довольно близкие отношения с Черенковым?
— Ты правильно понял, но давай, пожалуйста, обойдёмся без подробностей.
— Давай... Как ты относилась к некоему Виктору Чалому, ныне уже покойному?
— Никак не относилась. Гнать не гнала, но и никаких надежд не подавала. Тоже мне кавалер!
— Существует версия, что Черенкова убил Чалый. И представь себе, из-за ревности.
— Чушь собачья! — возразила Зинка. — Чалый был большим ребёнком. Глупым, обидчивым, мнительным. Подраться с пьяных глаз он ещё мог, но поднять руку на человека — никогда.
— Ты уверена? — Цимбаларь глянул на неё в упор. — Ведь он был охотником. То есть человеком, привычным к крови.
— Ну и что? Здесь все поголовно охотники. С младых ногтей зверя добывают. Но с жестокостью это никак не связано, можешь мне поверить.
— Тогда кто, по-твоему, убил Черенкова?
— Так я тебе сразу и сказала! Хочешь, чтобы меня завтра в проруби утопили?
— Это уже крайности... А сказать тебе придётся. Иначе как развеять беспочвенные подозрения в том, что ты прямо или косвенно благословила Чалого на этот безумный поступок?
— Ага, значит, я виновата! — глаза Зинки сузились. — И кому же в голову пришла такая светлая мысль? Тебе самому или известному наушнику деду Ложкину? Ну так вот, пусть у меня и нет никаких фактов, но в смерти Мити больше всех был заинтересован сам Ложкин! Ты только вчера схлестнулся с Валькой Гранатой, а Митя с ней каждый день воевал. Даже судом грозил... Да что Валька! Это только мелкий эпизод. Староста всю деревню своей паутиной опутал. Каждый ему чем-то обязан... К Мите от Ложкина и ходоки ходили, и подношения подносили, а когда ничего не вышло — решились на крайнюю меру... Ох, зря я проговорилась! Вылезет мне всё это боком.
— Но ведь ты сама сказала, что никаких фактов нет. Пока это лишь голословные обвинения.
— Факты у Жанки Решетниковой были, учительницы нашей. Она, между прочим, по Мите тоже сохла. Возможно, именно Жанка вызвала его той ночью к коровнику... Она Ложкина как отца родного слушалась. Чем это всё закончилось, ты знаешь... Вот смотри. — Зинка принялась лихорадочно листать учебник криминалистики. — Год назад Валька Граната брала эту книгу в библиотеке... Таблица «Симптоматика наиболее распространённых отравлений». Адреналин, алконит, амидопирин, аминазин, антабус, а вот и аспирин! «Психотропное, гемотоксическое действие... Головокружение, шум в ушах, нарушение зрения, кровотечения, отёки. Бред, ступорное состояние, кома... Смертельная доза — тридцать- сорок грамм». Так всё у Решетниковой и было, можешь мне поверить.
— На странице есть какие-либо отметки, сделанные рукой Деруновой или Ложкина?
— Вроде бы нет, — Зинка повернула книгу к свету.
— Тогда это не доказательство, — покачал головой Цимбаларь. — В противном случае всех читателей «Отелло» можно обвинить в подготовке убийства посредством удушения.
— Вот и доказывай сам! Только не вздумай ссылаться на меня.
— Ну хорошо. С этим повременим, — произнёс Цимбаларь самым миролюбивым тоном. — Есть ещё одна проблема, интересующая меня. Говорят, что временами с жителями Чарусы случается как бы массовый психоз. Что ты по этому поводу можешь сказать?
— Дождись первого престольного праздника и сам увидишь. Все нажрутся до чертиков и начнут куролесить. Хуже, чем самоеды в тундре.
— Я имею в виду массовые психозы, сопровождаемые галлюцинациями, — пояснил Цимбаларь. — Что-то похожее на древние экстатические ритуалы, практиковавшиеся в языческих культах. Понимаешь меня?
— Экстатические? — Зинка опять прищурилась, но уже как-то иначе. — Уж больно ты, майор, много умных слов знаешь.
— Я между прочим, среднюю школу в Москве заканчивал, а не в Бузулуке. — Цимбаларю пришлось перейти к обороне. — И не простую, а специальную. С гуманитарным уклоном.
— Ну-ну... — Похоже, что Зинка не очень-то поверила ему. — Но только по поводу психозов и галлюцинаций просветить тебя ничем не могу. Сплетнями не увлекаюсь.
— Извини, что разговор такой нервный получился, — Цимбаларь ободряюще улыбнулся ей. — Но ты меня тоже должна понять. Случись вдруг какая-нибудь заваруха — первым делом с участкового спросят.
— Ладно, — хмуро сказала она. — Заходи как-нибудь вечерком. Чайку попьём, поматеримся.
— Обязательно зайду, — пообещал он, пятясь к дверям.
Заведующая фермой, молодая пышнотелая баба, чья грудь мало в чём уступала аналогичному органу подведомственных ей бурёнок и пеструх, сообщила Цимбаларю, что сторож Колтунов, в ту трагическую ночь охранявший коровник, никакой вины за собой не признавал, однако, издёрганный на допросах, где его обвиняли чуть ли не в пособничестве убийцам, благополучно скончался сразу после завершения следствия. Учитывая его весьма преклонный возраст, это было, в общем-то, вполне объяснимо.
— Часто Черенков проверял ферму? — осведомился Цимбаларь.
— Честно сказать, даже не припомню другого такого случая, — ответила заведующая. — Да и что ему тут делать? Я сама вторую смену регулярно проверяю.
— Но в ту ночь не проверяли? — уточнил Цимбаларь.
— В ту ночь я с мужем была в гостях у старосты. Отмечали день рождения его сына. Сорок лет человеку стукнуло. Вот мы в честь этого и гульнули. Скажете, нельзя?
— Конечно, можно, — развёл руками Цимбаларь.
Это известие в общем-то не было для него новостью. Из материалов уголовного дела следовало, что староста Ложкин, его сноха и сын, работавший сварщиком в райцентре, но на тот момент гостивший дома,
