говори, дескать, правду. — Я всё скажу… Только не знаю, как лучше выразиться… У меня есть все основания предполагать, что этот старик совершил преступление.
— Какое преступление? — вопрос был поставлен так, что не допускал уклончивого ответа, и Людочка на мгновение замялась.
Кондаков, закрываясь от мобильника ладонью, прошептал: «Заинтригуй его чем-нибудь, заинтригуй!»
— Какое… — словно бы в раздумье повторила Людочка. — В списке десяти заповедей оно стоит далеко не на первом месте, но ничего более страшного люди ещё не совершали.
— Вы подразумеваете убийство?
— Кажется, я выразилась достаточно прозрачно.
— Но недостаточно определённо. Грехом является —1Ишь убийство ближнего своего. Убийство врага есть не грех, а доблесть. По крайней мере, так полагали люди, писавшие Ветхий завет. Или вас больше интересует не нравственная, а юридическая сторона этой драмы?
В вопросе ощущался скрытый подвох и Ванечка приложил палец к губам, а Кондаков опять зашипел: «Пофлиртуй с ним немного, пофлиртуй!».
Сдержанно кивнув коллегам, Людочка продолжала:
— Ваша словесная эквилибристика звучит как глумление над памятью человека, который был очень дорог мне.
— Вот как! — похоже, что неизвестный смутился. — Простите великодушно. Дело принимает несколько иной оборот… Возможно, теперь я даже знаю вас, пусть и понаслышке… И вам известны причины смерти Рудольфа Павловича?
При этих словах Кондаков показал Людочке большой палец, а Ванечка прикрыл ладонью рот, чтобы заглушить торжествующий выкрик.
Грозя им кулаком, Людочка скорбным голосом сказала:
— В общих чертах. И хотя эту смерть нельзя назвать случайной, убили его в общем-то ни за что. Просто на всякий случай. Согласитесь, это несправедливо… Я честно ответила вам и жду взаимности. На чьей вы стороне? — вдруг взмолилась она. — Если на стороне врагов, то нам и говорить не о чем!
— Безусловно, я на стороне погибшего, — голос неизвестного дрогнул. — Но это вовсе не означает, что мы союзники.
— Почему? Разве враг моего врага не является моим другом?
— Эта присказка никогда не вызывала у меня восторга. От неё веет чем-то дремучим, первобытным. Око за око, зуб за зуб… В двадцать первом веке такая мораль выглядит более чем сомнительной.
— Какой же моралью вы посоветуете воспользоваться мне?
— Чем-то более гуманным… Например, не подставляй свой зуб. Не провоцируй того, кто может покуситься на твоё око, а равно и на око ближнего твоего.
«Молодец, разговорила!» — Кондаков похлопал её, но почему-то не по плечу, как это полагается, а по груди.
Отпихнув его, Людочка продолжала:
— Что же делать, если глаз уже вытек, а зуб безвозвратно потерян, причём вместе с головой? Терпеть, глотая слёзы?
— Во всяком случае, не посвящать себя мщению. Вы же молодая, цветущая женщина. У вас растёт прекрасная дочь. — Услышав эти слова, Ваня сделал губки бантиком и закатил глазки. — Зачем ввязываться в дело, которое для вас может обернуться новой кровью?
— А если преступление повторится?
— Для этого нужно чрезвычайное стечение обстоятельств. Поверьте, мы контролируем ситуацию.
— Контролируете? А как же смерть Рудольфа Павловича?
— Здесь в первую очередь виноват он сам. И вы это должны понимать.
Повинуясь диким гримасам Кондакова, Людочка с горестным вздохом сказала:
— Понимаю. Но мне от этого не легче. И потом, как можно контролировать ситуацию, в которой замешан маньяк?
— Успокойтесь. Человек, в поиски которого вы так опрометчиво пустились, вовсе не маньяк.
— Ну конечно, он ангел!
— Он заложник долга. Неверно понятого долга. В этом его беда.
— И наша тоже!
— Что же поделаешь, если так случилось. Амор фати, что значит…
— Не надо, я поняла. Но мне ближе иные принципы. Пэрэат мундус эт фиат юстициа.
— Будем полагать, что это неуместная шутка. Ещё раз предостерегаю вас от необдуманных действий.
— Кстати, а мы знакомы? — спросила Людочка уже совсем другим тоном.
— Вряд ли. Но я видел вас на фотографии. Ещё совсем маленькой. Хотя уже тогда было понятно, что из вас вырастет красавица.
— А хотите я расскажу вам… — загадочным голосом начала Людочка и вдруг умолкла.
— Ну-ну! — незнакомец сразу заглотил крючок. — Что вы хотите рассказать? Слушаю внимательно…
— Я расскажу, каким вы мне представляетесь…
В голосе Людочки появились нотки, свойственные скорее обольстительнице, чем мстительнице.
— Будет интересно узнать…
— Вам около пятидесяти. Может, чуть больше. Хотя выглядите вы ещё вполне достойно. С детства вы отличались незаурядными способностями, неплохо учились и вас частенько ставили в пример сверстникам. К сожалению, в семье вы были причиной раздоров. Отец частенько упрекал вашу мать за то, что сын совершенно не похож на него. Повзрослев, вы заразились вольнодумством, но от прямого конфликта с государством воздерживались. По натуре вы скорее лирик, чем физик. Ваша жизнь, можно сказать, удалась, хотя высоких чинов вы так и не достигли. Положение вещей, существующих ныне, вас тоже не устраивает и на выборах вы голосовали за правых. Судя по всему, вы недавно перенесли серьёзное заболевание. Разве не так?
— И так, и не так. Вы нарисовали, так сказать, обобщённый портрет моего поколения, позаимствовав некоторые индивидуальные черты у собственного отца, пусть земля будет ему пухом. Но что касается частностей, вы ошибаетесь. Учился я действительно неплохо, но рос в неполной семье. По натуре я чистый физик. Закончил радиотехнический факультет и всю жизнь работал по этому профилю. С болезнью вы, слава богу, тоже ошиблись. Не спорю, операцию я перенёс, но это была банальная язва желудка. Прорицательница из вас аховая.
— Но, по крайней мере, вы не москвич! — выпалила Людочка. — Тут уж промашки не будет.
— И опять пальцем в небо! Я коренной москвич. На Шаболовке родился.
— Это всё телефон виноват, — стала оправдываться Людочка. — Техника не заменит живое общение. Вот если бы нам лично встретиться…
— Увы. Обещать этого не могу. Хотя, признаться, вы меня изрядно заинтриговали.
— Тогда позванивайте иногда. Поболтаем.
— Засечь меня хотите? — незнакомец хмыкнул, и было непонятно, шутит он или говорит серьёзно.
— Хотела бы — давно засекла, — с беспечностью, давшейся немалой ценой, ответила Людочка.
— Тут вы преувеличиваете свои возможности. Готовясь к этому разговору, я принял целый ряд предосторожностей, позволяющих мне сохранить анонимность. Организовать всё это вновь будет делом весьма хлопотным и довольно дорогостоящим.
— Зачем же вновь прибегать к предосторожностям, если вы убедились в чистоте моих помыслов?
— Так-то оно так, но не забывайте, что ваш телефон могут контролировать недобросовестные люди.
